У колонн кинотеатра карабинеры расставляли вешки, обозначая ими границу, до которой дошел поток лавы, прежде чем застыл, словно каменный слоеный пирог. Задумчивому взгляду Алиды Валли предстал унылый пейзаж: поля дымящейся лавы, над которыми возвышались почерневшие куски стен, верхушки деревьев и обломки рухнувшего собора. Чуть ближе, на том месте, где еще несколько минут назад стояла галантерейная лавка, на поверхности плавала старая полуобгоревшая шина и — как символ счастливого времени — изящная ивовая корзина, абсолютно целая с виду.
— Как же так! — возмущалась старуха, с которой недавно разговаривал Ларри. — Почему святой спас не церковь, а кинотеатр?!
Чуть в стороне несколько жителей деревни, одетых в длинные черные плащи, уносили статую святого, справедливо считая, что тот факт, что наступления лавы остановлено, является пусть маленькой, но победой. Они торжествующе пели какой-то церковный гимн, который, как надеялся Ларри, был им внушен не божественной благодатью. Он вспомнил про бенедиктинцев, которые пять недель назад вышли, неся перед собой статую основателя своего ордена, к немецкой линии обороны, но тут же были вынуждены поспешить обратно в аббатство. Неужели в этой стране любой святой должен уметь предотвращать катастрофу? Или ее оправдывать? Среди членов братства было несколько совсем еще молодых людей: должно быть, честь состоять в нем передавалась от отца к сыну. Ларри двинулся к ним навстречу, решив обратиться ко всем сразу, чтобы быть наконец услышанным.
— Синьоры, — сказал он, поздоровавшись, — может быть, вы сможете мне помочь. Там, наверху, в Сан-Доменико, есть раненый. Срочно нужен врач.
Они переглянулись.
— Но в Сан-Себастьяно нет врача, мой бедный друг, — ответил человек среднего возраста. — Они все в Неаполе, деньгу зашибают. Им не до нас!
— У нас тут есть санитар, — сказал его сосед. — Сын Чезаре. Как там его зовут… Ах да, Валерио. Валерио! — громко позвал он.
Подошел молодой человек. На нем тоже были черный плащ, длинный пиджак и серебряная цепь, как у остальных, но этот наряд казался слишком мрачным для его по-юношески хрупкой фигуры.
— Валерио, возьми инструменты и иди с синьором, — приказал человек, бывший, судя по всему, главой братства. — Не забудь, — добавил он, — что мы благородные люди.
Внимание Ларри привлекла одна деталь: из нагрудного кармашка пиджака у молодого человека выглядывал немного выцветший красный платок, оттенок которого показался Ларри смутно знакомым. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, где он мог его видеть. Но юноша ждал, и Ларри не стал ни о чем его спрашивать.
— Я захвачу по дороге сумку и догоню вас, — флегматично произнес Валерио.
— Надо торопиться, — нервно бросил Ларри, и они почти побежали вверх по улице.
Судя по всему, карабинер оставил свой пост, и они беспрепятственно вышли из деревни.
— Надеюсь, ничего серьезного, а то у меня с собой нет медикаментов, — встревоженно предупредил парнишка.
— В худшем случае мы просто отвезем его в Неаполь в санчасть Пятой армии, — решил Ларри.
Они увидели вулкан и замерли. Огромный столб над кратером, казалось, уплотнился. Небо словно пустило корни в гранитный постамент. Все вокруг было покрыто грязью и шлаком, над которым вились зловонные дымы.
— Я не вижу овчарни, — заволновался Ларри.
— Естественно, — откликнулся Валерио. — Все унесла лава. Наверное, это был тот поток, который разрушил церковь…
За потоком застывающей магмы, блестевшей и дымившейся, как только что заасфальтированная дорога, виднелась деревушка Сан-Доменико, которую, судя по всему, стихия пощадила.
— Бедный мальчик, — прошептал Ларри. — Он, конечно, не был ангелом, но такая смерть…
— Если бы он остался наверху, с ним бы ничего не случилось! — заметил Валерио. — Но, быть может, он смог убежать…
— Вряд ли, потому что он поранился, — ответил Ларри, не вдаваясь в подробности. — Он был неплохим парнишкой, хотя, конечно, и не образцом добродетели!
— Значит, его не приняли бы в члены нашего братства, — сказал Валерио.
— Он был принят в еще более святое собрание, представь себе! Сказать тебе — не поверишь.
— Правда? — спросил молодой человек, не выказывая ни малейшего любопытства.
Ларри с болью смотрел на поле лавы, навеки похоронившей под собой ничтожную жизнь, единственным светом которой была Домитилла. Он шел, задумавшись о том, какую странную и важную роль дважды сыграл Коррадо в его судьбе. Сначала он спас ему жизнь, обернув против Амброджио его же собственное оружие, а потом помог ему — против своей воли! — завладеть рисунком, который он, Ларри, так стремился получить. Он украдкой дотронулся до свернутого в трубочку пергамента, мягкую и шелковистую поверхность которого чувствовал кончиками пальцев, словно погладил оперение одной из шести серых птиц. В конце концов, Коррадо не виноват в том, что они не принесли на своих крыльях того, на что он надеялся!
Едкий запах дымящейся лавы был так силен, что они не сговариваясь двинулись прочь. Через сто метров Валерио, шедший впереди, остановился перевести дух.
— Мне сказали, ты санитар? — спросил Ларри.
— Да… — ответил он. — Волею обстоятельств. Я не остался бы им надолго, если бы не встретил в госпитале свою невесту.
— Невесту? — спросил Ларри, удивленный внезапной откровенностью. И вдруг его осенило. — Боже мой, — произнес он, пристально вглядываясь в молодого человека.
— Что случилось? — спросил Валерио.
— Гуттаперча, — прошептал Ларри и подошел пощупать ткань платочка в нагрудном кармане юноши.
— Не понял.
— Это гуттаперча. Да, я вспомнил ткань из гаража. Твоя невеста, случайно, не Домитилла Сальваро? Это кусок от палатки Нобиле, ведь так? Она дала его тебе как залог любви., .
— Знаете, Нобиле был родом из Прато, это недалеко отсюда, — пояснил Валерио, словно желая дать всему более прозаическое объяснение.
— Ты познакомился с ней в Баньоли?
— Нет, в госпитале Иисуса и Марии, но я встречался с ней и раньше, когда она сопровождала дона Этторе Креспн в его поездках на виноградники… Она действительно работала в Баньоли, но недолго.
Он уставился на Ларри, широко раскрыв глаза, словно в свою очередь о чем-то догадался.
— Так это вы тот английский офицер, о котором она мне рассказывала?
Ларри кивнул. Странно, но он был немного разочарован тщедушным телосложением молодого человека и его невыразительным лицом. Домитилла, пламенная Домитилла, ее пышная грудь — в таких объятиях? Он удивился, почувствовав укол ревности, который, наверное, ощутил и Коррадо, и произнес те же самые слова:
— Ну, так передай ей от меня… Нет, не говори ничего.
— Вы можете сделать это сами, — отозвался юноша.
— Она что, там, внизу?
— Само собой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121