Вы всегда можете застать его там во второй половине дня.
Тут адвокату в голову пришла мысль, которой он не замедлил поделиться с Ларри:
— У Креспи есть старый камердинер, который ненавидит меня. Его зовут Джанни. Может, это он захотел мне навредить?
Ларри нетерпеливо пожал плечами:
— Перестаньте думать, что весь мир хочет свести с вами счеты!
Это замечание, казалось, немного успокоило Сальваро.
— Кое-кто, конечно, может иметь на меня зуб, но, поверьте, лейтенант, вы на ложном пути. Ни в этом квартале, ни в этом доме никогда не совершалось ничего противозаконного. Самое интересное событие, связанное с этим домом, случилось вскоре после правления Мюрата! Говорят, что тогда в этом особняке несколько недель жил какой-то английский поэт со своей семьей и здесь происходили странные вещи, но это вам, конечно, неинтересно. Потом все было спокойно вплоть до той ужасной июльской бомбардировки, когда нас чуть было не похоронило под обломками. С тех пор весь дом покрыт трещинами шириной в ладонь, и каждое утро я начинаю с того, что проверяю, на месте ли стены. Так вы принимаете мое предложение? — нетерпеливо спросил он.
— Я дам ответ после того, как посоветуюсь с коллегами; зайду к вам на днях и сообщу о своем решении.
Сальваро нахмурился.
— Но почему не сейчас, коль скоро я сделал первый шаг… Почему не сейчас? — умоляющим голосом спрашивал посетитель.
— Повторяю, я должен посоветоваться. Вы что, полагаете, решение зависит только от меня? — пояснил Ларри, стараясь скрыть от собеседника свою заинтересованность.
— Когда же? Поймите, я не могу жить под подозрением, не хочу, чтобы подсматривали за моей частной жизнью. Мне неловко перед доном Этторе, мне стыдно, когда у меня под окнами стоят часовые, как это было вчера вечером, когда за мной шпионят, а я не чувствую за собой вины!
— Часовые? — недоуменно повторил Ларри. — Вчера вечером, насколько мне известно, я не стоял под вашими окнами!
— Когда вы разговаривали с американским офицером, вы не прятались… Я наблюдал за вами: вы, кажется, прекрасно с ним ладили! Уверяю вас, я не стою того, чтобы двое офицеров ходили за мной по пятам. Я лишь мелкая рыбешка.
Ларри оборвал его.
— Ну, скажем, завтра в девять, синьор адвокат, — произнес он, провожая Сальваро к двери.
Прощаясь, он посмотрел на своего собеседника, и тут только обратил внимание на его впалые, болезненно-бледные щеки. Он задержался на пороге, слушая, как посетитель медленно спускается по лестнице, затем подошел к письменному столу.
— Мерфи, — позвал он, — найдите мне досье на Сальваро. Наверняка там что-нибудь да есть.
Позавчерашний фиакр не оставил следов, растворился в мутном и туманном пространстве, разделявшем два века. Ларри в задумчивости постоял немного у ворот и вошел в арку. На плитах, которыми был вымощен двор, сохранились узкие колеи, оставленные когда-то колесами дорожных карет и колясок. Он поднял голову, чтобы посмотреть, не следят ли за ним, но ничего не увидел в мутных окнах третьего этажа. Проходя через ворота, Ларри бросил взгляд на привратницкую, откуда семь лет назад выскочил раздувшийся от сознания собственной важности портье в ливрее и прогнал его прочь. За окнами, наполовину прикрытыми пыльными шторами, была видна заброшенная комната. Ларри медленно пересек двор и подумал, что ноги Шелли оставили на его плитах неизгладимый след. Потом ступил под своды громоздившихся друг на дружке лоджий на освещенную холодным светом широкую лестницу. Казалось, полупрозрачные фигуры Мэри, Клер и Перси, не замечавшие царившей кругом разрухи, только что поднялись по каменным ступеням и исчезли за поворотом лестницы. Он словно мог еще слышать их юные мелодичные голоса, обсуждавшие то ли поездку на могилу Вергилия, то ли путешествие в грот Кумской сивиллы. Тяжелая барочная лампа, спускавшаяся с потолка, демонстрировала всем свои разбитые стекла, затянутые паутиной, и проржавевший каркас. Мусор и куски штукатурки, попадавшие с треснувших сводов, усыпали лестничные площадки, и Ларри, стараясь поскорее добраться до второго этажа, перескакивал через ступеньки. Несмотря на то что несущие стены были покрыты трещинами, Ларри подумал, что Пол зря так тревожится: состояние здания показалось ему не совсем безнадежным. Он на цыпочках пересек широкую площадку и, стараясь не шуметь, стал подниматься выше.
Дверь, ведущая в квартиру на третьем этаже, выглядела гораздо беднее, чем дверь этажом ниже. Справа от нее, в темном и узком проходе, уходила вверх еще более узкая лестница, и оттуда тянуло затхлостью, сыростью и плесенью. Ларри нажал на фарфоровый звонок прежде, чем сообразил, что в доме нет электричества, потом осторожно постучал в дверь. Послышались шаги, гулкие и торопливые, как бывает в пустом доме. Дверь отворилась, и он, стоя против света, не узнал открывшего:
— Синьор Сальваро?
— Вы не узнаете меня, лейтенант?
— Здесь темно. Этот дом готов рухнуть!
Адвокат вздохнул:
— Я вам уже говорил — тринадцатого июля в соседнее здание попала бомба. Погибли два человека, а я решил, что началось землетрясение. Думаю, союзники хотели попасть в кафе «Вакка», что в парке, где, по слухам, был черный рынок… «Летающие крепости» вернулись на следующий день и на сей раз не промахнулись… Позвольте, я пройду вперед.
Следуя за хозяином, Ларри пересек темную прихожую и вошел в гостиную. Убранство комнаты свидетельствовало о крайней нужде. Потолок был покрыт трещинами, на обоях проступала сырость, словно наверху лопнули трубы. Кроме внушительного, на ножках овального зеркала в раме красного дерева, из всей мебели оставался только круглый столик на одной ножке и два кухонных стула.
— Как видите, мне пришлось расстаться со всей обстановкой, — сказал адвокат тоном, полным горечи и смирения.
Не выказывая ни малейшей жалости, Ларри присел на стул, не выпуская из рук кожаный портфель, от которого Сальваро не мог отвести взгляд.
— Так вот мое обвинительное заключение, вот они, подметные письма, напитанные ядом, подобно стрелам, пронзившим святого Себастьяна! — воскликнул он, возвращаясь к своей выспренной манере вести разговор.
Слушая его, Ларри испытывал те же противоречивые чувства, что и накануне: в этом человеке было что-то вызывавшее одновременно возмущение и жалость.
— Послушайте, синьор Сальваро, — нетерпеливо ответил он, — вчера вы сами пришли ко мне и предложили стать в некотором роде моим осведомителем. Следовательно, я должен был внимательно изучить ваше дело, прежде чем принять решение!
— Вы следили за мной и, следовательно, читали мое досье!
— Вчера утром это досье было неполным, тогда я еще не успел ознакомиться с касающимися вас архивами германского консульства, — ровным голосом проговорил Ларри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Тут адвокату в голову пришла мысль, которой он не замедлил поделиться с Ларри:
— У Креспи есть старый камердинер, который ненавидит меня. Его зовут Джанни. Может, это он захотел мне навредить?
Ларри нетерпеливо пожал плечами:
— Перестаньте думать, что весь мир хочет свести с вами счеты!
Это замечание, казалось, немного успокоило Сальваро.
— Кое-кто, конечно, может иметь на меня зуб, но, поверьте, лейтенант, вы на ложном пути. Ни в этом квартале, ни в этом доме никогда не совершалось ничего противозаконного. Самое интересное событие, связанное с этим домом, случилось вскоре после правления Мюрата! Говорят, что тогда в этом особняке несколько недель жил какой-то английский поэт со своей семьей и здесь происходили странные вещи, но это вам, конечно, неинтересно. Потом все было спокойно вплоть до той ужасной июльской бомбардировки, когда нас чуть было не похоронило под обломками. С тех пор весь дом покрыт трещинами шириной в ладонь, и каждое утро я начинаю с того, что проверяю, на месте ли стены. Так вы принимаете мое предложение? — нетерпеливо спросил он.
— Я дам ответ после того, как посоветуюсь с коллегами; зайду к вам на днях и сообщу о своем решении.
Сальваро нахмурился.
— Но почему не сейчас, коль скоро я сделал первый шаг… Почему не сейчас? — умоляющим голосом спрашивал посетитель.
— Повторяю, я должен посоветоваться. Вы что, полагаете, решение зависит только от меня? — пояснил Ларри, стараясь скрыть от собеседника свою заинтересованность.
— Когда же? Поймите, я не могу жить под подозрением, не хочу, чтобы подсматривали за моей частной жизнью. Мне неловко перед доном Этторе, мне стыдно, когда у меня под окнами стоят часовые, как это было вчера вечером, когда за мной шпионят, а я не чувствую за собой вины!
— Часовые? — недоуменно повторил Ларри. — Вчера вечером, насколько мне известно, я не стоял под вашими окнами!
— Когда вы разговаривали с американским офицером, вы не прятались… Я наблюдал за вами: вы, кажется, прекрасно с ним ладили! Уверяю вас, я не стою того, чтобы двое офицеров ходили за мной по пятам. Я лишь мелкая рыбешка.
Ларри оборвал его.
— Ну, скажем, завтра в девять, синьор адвокат, — произнес он, провожая Сальваро к двери.
Прощаясь, он посмотрел на своего собеседника, и тут только обратил внимание на его впалые, болезненно-бледные щеки. Он задержался на пороге, слушая, как посетитель медленно спускается по лестнице, затем подошел к письменному столу.
— Мерфи, — позвал он, — найдите мне досье на Сальваро. Наверняка там что-нибудь да есть.
Позавчерашний фиакр не оставил следов, растворился в мутном и туманном пространстве, разделявшем два века. Ларри в задумчивости постоял немного у ворот и вошел в арку. На плитах, которыми был вымощен двор, сохранились узкие колеи, оставленные когда-то колесами дорожных карет и колясок. Он поднял голову, чтобы посмотреть, не следят ли за ним, но ничего не увидел в мутных окнах третьего этажа. Проходя через ворота, Ларри бросил взгляд на привратницкую, откуда семь лет назад выскочил раздувшийся от сознания собственной важности портье в ливрее и прогнал его прочь. За окнами, наполовину прикрытыми пыльными шторами, была видна заброшенная комната. Ларри медленно пересек двор и подумал, что ноги Шелли оставили на его плитах неизгладимый след. Потом ступил под своды громоздившихся друг на дружке лоджий на освещенную холодным светом широкую лестницу. Казалось, полупрозрачные фигуры Мэри, Клер и Перси, не замечавшие царившей кругом разрухи, только что поднялись по каменным ступеням и исчезли за поворотом лестницы. Он словно мог еще слышать их юные мелодичные голоса, обсуждавшие то ли поездку на могилу Вергилия, то ли путешествие в грот Кумской сивиллы. Тяжелая барочная лампа, спускавшаяся с потолка, демонстрировала всем свои разбитые стекла, затянутые паутиной, и проржавевший каркас. Мусор и куски штукатурки, попадавшие с треснувших сводов, усыпали лестничные площадки, и Ларри, стараясь поскорее добраться до второго этажа, перескакивал через ступеньки. Несмотря на то что несущие стены были покрыты трещинами, Ларри подумал, что Пол зря так тревожится: состояние здания показалось ему не совсем безнадежным. Он на цыпочках пересек широкую площадку и, стараясь не шуметь, стал подниматься выше.
Дверь, ведущая в квартиру на третьем этаже, выглядела гораздо беднее, чем дверь этажом ниже. Справа от нее, в темном и узком проходе, уходила вверх еще более узкая лестница, и оттуда тянуло затхлостью, сыростью и плесенью. Ларри нажал на фарфоровый звонок прежде, чем сообразил, что в доме нет электричества, потом осторожно постучал в дверь. Послышались шаги, гулкие и торопливые, как бывает в пустом доме. Дверь отворилась, и он, стоя против света, не узнал открывшего:
— Синьор Сальваро?
— Вы не узнаете меня, лейтенант?
— Здесь темно. Этот дом готов рухнуть!
Адвокат вздохнул:
— Я вам уже говорил — тринадцатого июля в соседнее здание попала бомба. Погибли два человека, а я решил, что началось землетрясение. Думаю, союзники хотели попасть в кафе «Вакка», что в парке, где, по слухам, был черный рынок… «Летающие крепости» вернулись на следующий день и на сей раз не промахнулись… Позвольте, я пройду вперед.
Следуя за хозяином, Ларри пересек темную прихожую и вошел в гостиную. Убранство комнаты свидетельствовало о крайней нужде. Потолок был покрыт трещинами, на обоях проступала сырость, словно наверху лопнули трубы. Кроме внушительного, на ножках овального зеркала в раме красного дерева, из всей мебели оставался только круглый столик на одной ножке и два кухонных стула.
— Как видите, мне пришлось расстаться со всей обстановкой, — сказал адвокат тоном, полным горечи и смирения.
Не выказывая ни малейшей жалости, Ларри присел на стул, не выпуская из рук кожаный портфель, от которого Сальваро не мог отвести взгляд.
— Так вот мое обвинительное заключение, вот они, подметные письма, напитанные ядом, подобно стрелам, пронзившим святого Себастьяна! — воскликнул он, возвращаясь к своей выспренной манере вести разговор.
Слушая его, Ларри испытывал те же противоречивые чувства, что и накануне: в этом человеке было что-то вызывавшее одновременно возмущение и жалость.
— Послушайте, синьор Сальваро, — нетерпеливо ответил он, — вчера вы сами пришли ко мне и предложили стать в некотором роде моим осведомителем. Следовательно, я должен был внимательно изучить ваше дело, прежде чем принять решение!
— Вы следили за мной и, следовательно, читали мое досье!
— Вчера утром это досье было неполным, тогда я еще не успел ознакомиться с касающимися вас архивами германского консульства, — ровным голосом проговорил Ларри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121