И выбросил где-нибудь по дороге в мусорный ящик. Стопроцентная надежность.
— Мусор он спустил в унитаз.
— Екатерина Сергеевна! — воскликнул Гордюхин потрясенно, — Кто ведет следствие?!
— Убахтин. Так вот, мусор ссыпан в унитаз. А потом преступник спустил воду. Ручка сливного бачка должна сохранить отпечатки пальцев. Он мог ее тоже протереть, но мог и забыть. Это такая вещь, которую трудно упомнить в спешке.
— Вы уверены, что убийца спустил мусор в унитаз?
— Да.
— И можете это доказать?
— Да.
— Круто! — проговорил Гордюхин. — Так что, едем к Убахтину?
— Один комплект снимков я вам отдала. Второй комплект и пленку оставила себе. На случай, если мне придется отдать их, спасая свою жизнь.
— Думаете, все так серьезно?
— Вы еще этого не поняли?
— Да как-то все довольно зыбко... — А моя разгромленная квартира? А бандиты, которые заявились в проявочный пункт за пленкой? Я бы на вашем месте предложила мне охрану, Николай Степанович! Вы что же, хотите на эту ночь меня одну оставить? На растерзание? А если утром найдут мой холодный труп с простреленной головой?
Гордюхин некоторое время исподлобья смотрел на Касатонову, и на этот раз не было в его взгляде усмешки или недоверия. Словно только сейчас для него открылся истинный смысл случившегося. А Касатонова, высказав все, что считала нужным, раскрыла пачку с коричневыми сигаретами, вынула одну и, щелкнув зажигалкой, прикурила, пустив дым к потолку.
— Вы сменили сигареты? — удивился Гордюхин.
— Да. Решила испытать новые ощущения.
— Хотите сказать... — Убийца курит такие же, — как бы между прочим, произнесла Касатонова, и Гордюхин, уже открывший было рот, чтобы что-то сказать, так и замер. — Вы правильно услышали, Николай Степанович. Убийца курит такие же сигареты. Так и скажите Убахтину. Может быть, это поможет в его опасной работе, полной смертельного риска и непредсказуемых последствий. Да, и передайте ему это, — она вынула из пачки три сигареты и сунула их в конверт со снимками.
— Это не шутка, Екатерина Сергеевна?
— Нет. Это не шутка.
— Вы и это можете доказать?
— Да.
— Прямо сейчас?
— Интере-е-есно! — протянула Касатонова. — Все, что я вам сказала как понятая, вы восприняли с пониманием. Более того, потребовали немедленных доказательств. К Убахтину тащите, улики вам на стол вынь да положь... Николай Степанович! А со мной как быть? Тот замок, который поставил слесарь с неуловимой фамилией... — Пыжов.
— Так вот, этим замком только в носу ковыряться!
— Заменим.
— Николай Степанович... Сегодня мне будут звонить грабители. Я часто вижу в кино, как подключают какую-то записывающую аппаратуру... Вам бы с Убахтиным подумать об этом, а?
— Думаете, позвонят?
— Я совершенно уверена, что пока меня дома нет, они уже звонили не один раз. Хорошо, что я сообразила у соседки взять на два-три дня телефон с определителем. Он мне подскажет, нет, нет, не то, что вы подумали... Не круглые же они идиоты, чтобы звонить с домашнего или со служебного телефона. Они звонили из автоматов. И я могу только знать — сколько раз звонили.
— Вы так уверенно об этом говорите... — Я бы многое могла еще сказать с не меньшей уверенностью. Но давайте все-таки решим мою маленькую проблему. У меня будет охрана?
— Я готов скоротать с вами ночь! — сказал Гордюхин, неловко подбоченясь, но тут же смутился и даже покраснел, хотя при его розовой физиономии заметить это было нелегко.
— Это не худший вариант. На худой конец сойдет, — кивнула Касатонова, но тут же спохватилась — слова выскочили рисковые. — Не обижайтесь, Николай Степанович, это я вас подзадориваю. Если в самом деле соберетесь ко мне, не забудьте захватить пряники.
* * *
Кабинет Убахтина был небольшой, но зато отдельный, чем-то он все-таки отличался от прочил следователей в лучшую сторону, если уж позволили ему иметь свой кабинет. Может выделили из уважения к возрасту — к сорока шло Убахтину, хотя некоторые его коллеги выглядели как выпускники средней школы — юные, восторженные, с горящими глазами. Зарешеченное окно выходило во двор, во дворе рос клен и радовал своей листвой уставший взгляд следователя. Окно было открыто и в кабинет доносились детские голоса, которые могли бы внушить Убахтину зыбкую надежду на то, что очередное кровавое дело может оказаться последним. Но здоровый, несмешливый цинизм следователя все ставил на свои места — и в нем самом, и в окружающем мире.
Сам Убахтин по случаю жары сидел в рубашке с подкатанными рукавами, пиджак его висел на спинке стула и расположившихся напротив Гордюхина и Касатонову он слушал с каким-то странным безутешным выражением лица. И непонятно было к чему относилась эта его безутешность — то ли к умственным способностям гостей, то ли к собственным умственным способностям.
— Значит, говорите, пульт, — произнес он, наконец, когда гости доложили ему о своих мыслях и подозрениях. — Пульт — это хорошо.
— А что плохо? — спросила Касатонова несколько обижено, поскольку ожидала услышать от следователя более восторженные слова.
— А то плохо, что наши ребята, вынимая пульт из хладных пальцев Балмасова, могли преступные отпечатки повредить.
— Значит, надо проверить! — поддержал Касатонову участковый. — И я бы не тянул с этим.
— Проверим, — кивнул Убахтин опять с ноткой безутешности. Нет, не зажигался он, не загорался, слыша новые идеи и предложения. Похоже отгорел, отпылал. Но и в этой его усталости, и, вроде бы, напускном равнодушии таился свой смысл и своя польза. Они уберегали его от излишней траты времени и сил, от пустых надежд и преждевременных восторгов. — Теперь, что касается ручки унитаза, — все так же уныло тянул Убахтин. — Боюсь здесь всех нас ждет горькое разочарование.
— Почему? — хмуро спросил Гордюхин.
— Помнится, кто-то из наших ребят ходил в туалет... Во время осмотра. А поскольку все они более или менее воспитанные, то привыкли воду после себя спускать. Чтобы спустить воду нужно нажать на некий рычажок. А нажав на оный, они, естественно, отпечатки пальцев уничтожили.
— Но проверить надо, — настаивал Гордюхин, все пытаясь поддержать Касатонову.
— Проверим, — опять кивнул Убахтин и, наконец, улыбнулся, чтобы как-то подбодрить приунывшую Касатонову. — Должен сказать, что я потрясен вашей проницательностью. Первый раз сталкиваюсь с такой занятной понятой.
— Спасибо, — Касатонова поежилась от столь сомнительного комплимента.
— Говорите, убийца курил коричневые сигареты? — спросил Убахтин.
— Да, я в этом уверена.
— Я тоже, — он поднялся, подошел к сейфу, открыл его и вынул маленькую металлическую пепельницу. Когда он поставил ее на стол, Касатонова увидела в ней несколько коричневых окурков. — Недавно у меня здесь был главный бухгалтер мебельной фабрики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Мусор он спустил в унитаз.
— Екатерина Сергеевна! — воскликнул Гордюхин потрясенно, — Кто ведет следствие?!
— Убахтин. Так вот, мусор ссыпан в унитаз. А потом преступник спустил воду. Ручка сливного бачка должна сохранить отпечатки пальцев. Он мог ее тоже протереть, но мог и забыть. Это такая вещь, которую трудно упомнить в спешке.
— Вы уверены, что убийца спустил мусор в унитаз?
— Да.
— И можете это доказать?
— Да.
— Круто! — проговорил Гордюхин. — Так что, едем к Убахтину?
— Один комплект снимков я вам отдала. Второй комплект и пленку оставила себе. На случай, если мне придется отдать их, спасая свою жизнь.
— Думаете, все так серьезно?
— Вы еще этого не поняли?
— Да как-то все довольно зыбко... — А моя разгромленная квартира? А бандиты, которые заявились в проявочный пункт за пленкой? Я бы на вашем месте предложила мне охрану, Николай Степанович! Вы что же, хотите на эту ночь меня одну оставить? На растерзание? А если утром найдут мой холодный труп с простреленной головой?
Гордюхин некоторое время исподлобья смотрел на Касатонову, и на этот раз не было в его взгляде усмешки или недоверия. Словно только сейчас для него открылся истинный смысл случившегося. А Касатонова, высказав все, что считала нужным, раскрыла пачку с коричневыми сигаретами, вынула одну и, щелкнув зажигалкой, прикурила, пустив дым к потолку.
— Вы сменили сигареты? — удивился Гордюхин.
— Да. Решила испытать новые ощущения.
— Хотите сказать... — Убийца курит такие же, — как бы между прочим, произнесла Касатонова, и Гордюхин, уже открывший было рот, чтобы что-то сказать, так и замер. — Вы правильно услышали, Николай Степанович. Убийца курит такие же сигареты. Так и скажите Убахтину. Может быть, это поможет в его опасной работе, полной смертельного риска и непредсказуемых последствий. Да, и передайте ему это, — она вынула из пачки три сигареты и сунула их в конверт со снимками.
— Это не шутка, Екатерина Сергеевна?
— Нет. Это не шутка.
— Вы и это можете доказать?
— Да.
— Прямо сейчас?
— Интере-е-есно! — протянула Касатонова. — Все, что я вам сказала как понятая, вы восприняли с пониманием. Более того, потребовали немедленных доказательств. К Убахтину тащите, улики вам на стол вынь да положь... Николай Степанович! А со мной как быть? Тот замок, который поставил слесарь с неуловимой фамилией... — Пыжов.
— Так вот, этим замком только в носу ковыряться!
— Заменим.
— Николай Степанович... Сегодня мне будут звонить грабители. Я часто вижу в кино, как подключают какую-то записывающую аппаратуру... Вам бы с Убахтиным подумать об этом, а?
— Думаете, позвонят?
— Я совершенно уверена, что пока меня дома нет, они уже звонили не один раз. Хорошо, что я сообразила у соседки взять на два-три дня телефон с определителем. Он мне подскажет, нет, нет, не то, что вы подумали... Не круглые же они идиоты, чтобы звонить с домашнего или со служебного телефона. Они звонили из автоматов. И я могу только знать — сколько раз звонили.
— Вы так уверенно об этом говорите... — Я бы многое могла еще сказать с не меньшей уверенностью. Но давайте все-таки решим мою маленькую проблему. У меня будет охрана?
— Я готов скоротать с вами ночь! — сказал Гордюхин, неловко подбоченясь, но тут же смутился и даже покраснел, хотя при его розовой физиономии заметить это было нелегко.
— Это не худший вариант. На худой конец сойдет, — кивнула Касатонова, но тут же спохватилась — слова выскочили рисковые. — Не обижайтесь, Николай Степанович, это я вас подзадориваю. Если в самом деле соберетесь ко мне, не забудьте захватить пряники.
* * *
Кабинет Убахтина был небольшой, но зато отдельный, чем-то он все-таки отличался от прочил следователей в лучшую сторону, если уж позволили ему иметь свой кабинет. Может выделили из уважения к возрасту — к сорока шло Убахтину, хотя некоторые его коллеги выглядели как выпускники средней школы — юные, восторженные, с горящими глазами. Зарешеченное окно выходило во двор, во дворе рос клен и радовал своей листвой уставший взгляд следователя. Окно было открыто и в кабинет доносились детские голоса, которые могли бы внушить Убахтину зыбкую надежду на то, что очередное кровавое дело может оказаться последним. Но здоровый, несмешливый цинизм следователя все ставил на свои места — и в нем самом, и в окружающем мире.
Сам Убахтин по случаю жары сидел в рубашке с подкатанными рукавами, пиджак его висел на спинке стула и расположившихся напротив Гордюхина и Касатонову он слушал с каким-то странным безутешным выражением лица. И непонятно было к чему относилась эта его безутешность — то ли к умственным способностям гостей, то ли к собственным умственным способностям.
— Значит, говорите, пульт, — произнес он, наконец, когда гости доложили ему о своих мыслях и подозрениях. — Пульт — это хорошо.
— А что плохо? — спросила Касатонова несколько обижено, поскольку ожидала услышать от следователя более восторженные слова.
— А то плохо, что наши ребята, вынимая пульт из хладных пальцев Балмасова, могли преступные отпечатки повредить.
— Значит, надо проверить! — поддержал Касатонову участковый. — И я бы не тянул с этим.
— Проверим, — кивнул Убахтин опять с ноткой безутешности. Нет, не зажигался он, не загорался, слыша новые идеи и предложения. Похоже отгорел, отпылал. Но и в этой его усталости, и, вроде бы, напускном равнодушии таился свой смысл и своя польза. Они уберегали его от излишней траты времени и сил, от пустых надежд и преждевременных восторгов. — Теперь, что касается ручки унитаза, — все так же уныло тянул Убахтин. — Боюсь здесь всех нас ждет горькое разочарование.
— Почему? — хмуро спросил Гордюхин.
— Помнится, кто-то из наших ребят ходил в туалет... Во время осмотра. А поскольку все они более или менее воспитанные, то привыкли воду после себя спускать. Чтобы спустить воду нужно нажать на некий рычажок. А нажав на оный, они, естественно, отпечатки пальцев уничтожили.
— Но проверить надо, — настаивал Гордюхин, все пытаясь поддержать Касатонову.
— Проверим, — опять кивнул Убахтин и, наконец, улыбнулся, чтобы как-то подбодрить приунывшую Касатонову. — Должен сказать, что я потрясен вашей проницательностью. Первый раз сталкиваюсь с такой занятной понятой.
— Спасибо, — Касатонова поежилась от столь сомнительного комплимента.
— Говорите, убийца курил коричневые сигареты? — спросил Убахтин.
— Да, я в этом уверена.
— Я тоже, — он поднялся, подошел к сейфу, открыл его и вынул маленькую металлическую пепельницу. Когда он поставил ее на стол, Касатонова увидела в ней несколько коричневых окурков. — Недавно у меня здесь был главный бухгалтер мебельной фабрики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52