Конечно, детская дружба, когда они сердечно и весело жили на молчановском дворе, вернуться уж не могла, но взаимное доверие меж ними, несомненно, окрепло. Хоба ушёл, оставив медведя рядом с разорванными змеями, их пути-дороги разошлись, пространство снова разъединило зверей, но в памяти оленя и медведя укрепилось что-то очень важное для взаимных отношений в будущем.
Между тем Одноухий имел все основания быть довольным и битвой с гадюками, и своим не совсем обычным обедом. Покончив с едой, он лениво поплёлся сперва по следу оленя, а потом захотел пить. Спустился к реке и так увлёкся спелой черешней, которая попалась ему на тропе, что не заметил, когда наступил вечер. Сытый, довольный, он залёг на ночь, не отходя от дерева, где осталось ещё много сладкой ягоды.
Ночь эта получилась для него крайне беспокойной.
Медведь просто забыл, что находится не в своих владениях, что здесь, как и на северных склонах гор, пастбища и угодья давно распределены, узаконены среди множества хозяев, которые гневаются, если к ним приходят незваные гости. Если же гости проявляют ещё и упрямство или оспаривают законность владений, тогда возникают конфликты.
Окрестности реки, вся неширокая долина, где произрастало множество плодовых деревьев, где на болотистых полянках росли превосходные репешки, называемые «кабаньей радостью», — вся эта дремучая, горами загороженная глухомань вот уже три года подряд являлась родовой вотчиной огромного, необычайно вспыльчивого кабана с голым пожелтевшим пятном на правом боку. Когда-то этот драчун и задира встретил на тропе у старого аула двух студентов-биологов, проходивших практику в заповеднике. Естественно, чужие существа не понравились хозяину долины, он загнал их на тоненькую осину и, не успокоившись на полупобеде, стал раздирать своими клыками ствол, чтобы повергнуть дерево и окончательно свести счёты со странными пришельцами. Студенты почувствовали, чем это пахнет, — они не имели с собой оружия, кроме ракетницы, которую могли использовать, если заблудятся. И тогда, спасая свои жизни, один из них выстрелил в кабана ракетой. Зелёный брызжущий огонь чуть не свёл драчуна с ума, в глазах его засверкали молнии, бок обожгло, и он без памяти удрал.
С той поры кабан и носил на боку жёлтое пятно ожога. Местный лесник, знаток животных, в своих донесениях не зовёт его иначе, как кабан «С приветом», за вздорный характер и нелогичные поступки.
Встреча с горячей ракетой постепенно забылась, но характер у секача с возрастом не стал лучше, за это время он сумел подчинить себе полдюжины кабанов помоложе и целое стадо свинок с поросятами. Теперь он, как восточный владыка, монархически правил подданными, охранял владения, не жалея ни себя, ни, тем более, своих соплеменников.
И тут вдруг медведь. Чужой медведь.
Разве можно согласиться с посягательством на свои владения?
Одноухий сладко потягивался под черешней среди наломанных им веток с ягодами и меньше всего думал об опасности, когда его тонкий нюх почувствовал острый запах свинарника. Кабанье стадо в полном молчании спускалось к реке через каштанник. Лобик был сыт, благодушен, он не хотел войны и втайне надеялся, что стадо минует его. Медведь есть медведь. Но Лобик не знал драчуна «С приветом», его дружины. И вот, пока он раздумывал да прикидывал, секач уже выдрался из леса и на мгновение замер в двадцати шагах от Лобика. В густой тьме слышалось тяжёлое сопение, блестели глазки и чавкали по мягкой земле нетерпеливые копытца. Стадо сгрудилось.
Если бы Одноухий видел своего противника днём!
Изощрённая природа, создавая кабанов-секачей, кажется, немного перемудрила. Она прежде всего изваяла длинноносую морду с жёлтыми трехвершковыми клыками по сторонам жадного рта. Клыки, естественно, не умещались во рту и выступали наружу. Жёсткая щетина топорщилась на очень большой голове с маленькими ушами и ещё более маленькими, глубокими глазками. На грудь и передние ноги приходилось не менее двух третей всех мускулов, костей и щетины, и лишь остаток пошёл на поджарый живот, тонкие задние ножки и крысиный хвостик. Получилось нечто асимметричное — головастик с четырьмя ногами, торпеда, нацеленная вперёд. Когда такой секач шёл через болото, его передняя несоразмерно тяжёлая часть постоянно тонула, и он носом рыл тину и грязь, в то время как лёгкий зад взбрыкивал на поверхности. Под толстым черепом у кабана кое что соображал злой, маленький, агрессивный мозг тем злее, чем меньше в желудке пищи.
Вот такой красавчик стоял перед Одноухим, сопел и наливался злостью, а по обе стороны от него вытянули носы клыкастые вассалы, готовые по первому знаку своего грозного монарха броситься на противника.
Их воинственность Лобик не увидел, а почувствовал. Семеро на одного. И в темноте. Не лучше ли, так сказать, заранее ретироваться? Хотя медведь не был трусом и знал свою силу, трезвый расчёт подсказал Одноухому, что на этот раз момент наступает горячий, будет сеча, и ему достанется, даже если он и одолеет.
Не дожидаясь, пока «С приветом» даст сигнал к атаке, медведь поднялся на дыбы, огромный, тяжёлый, и, увидев, что противник не дрогнул, в два прыжка очутился на нижней ветке черешни, оставив неприятеля, как говорится, с носом.
Визг и вопли огласили ночную долину. Секачи, достигнув дерева, бесновались буквально в двух метрах под медведем, удобно устроившимся на толстой развилке. От несчастного ствола полетели щепки. Хрюканье, визг, крики боли при столкновении, царапанье, сопенье наполнили долину. Все стадо, голов до сорока с молодняком, столпилось под черешней. Свинки только мешали бойцам, те ещё более свирепели и поддавали клыками своих, а осторожный Лобик грозно ворчал над головами одураченных кабанов и скалил хищную пасть, показывая, чем он вооружён. Словом, подливал масла в огонь.
Он догадывался, что кабанам не под силу свалить это толстое дерево, сколько бы они ни рвали ствол. Знал наверняка, что они не достанут его, потому что природа очень предусмотрительно не дала им способности лазать по деревьям. Словом, он находился в безопасности, как в крепости, осаждённой войском. Другое дело — как долго может продлиться осада. Это уже зависело от упрямства кабанов. А упрямства им не занимать.
Прошло порядочное время, но секачи не унимались, и пыл их не остывал. Сам «С приветом» не один раз вставал на задние ноги и перебирал передними копытами по стволу черешни. Тогда его злые глазки сверкали очень близко от медведя, и Одноухий грозно ляскал зубами, сердясь уже не на шутку. Достать бы. Остальные секачи возбуждённо бегали вокруг дерева, время от времени царапали ствол, бросались на свинок, если они нечаянно приближались, и вымещали зло на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62