Она же не сможет писать стоя.
— Ладно, ладно, уймись, Дикси. Я знаю, что она не может у меня навсегда остаться мальчиком. Мне нужно было всего несколько дней. Разве это так уж много? Я так хотела мальчика! И все приметы и знаки указывали, что у меня будет мальчик, — все гороскопы, все карты. Я была настолько уверена. Я никогда бы ни на кого не променяла вас — девочек, я вас люблю больше жизни, но вы же знаете, как мне всегда хотелось мальчика!
— А УЗИ, мама? Они же тебе сказали, что будет мальчик, — ты нам говорила.
— Сказали. То есть… Я была уверена, что они это скажут. Мне был так нужен мальчик, что я не хотела, чтобы возникли какие-то сомнения. Они такие всезнайки в этих больницах. Поэтому я и сбежала домой, как только они отвернулись. Я не хотела, чтобы они мною распоряжались и толковали мне о девочке, о моей маленькой дочурке. Дочки у меня есть. А теперь я хочу сына. — Она баюкала Солнышко, обхватив ладонью её маленькую головку.
— Но она же не сын.
— Дикси, дай мне немножко повоображать. Ненадолго, пока я соберусь с духом. Я не могу вынести, что все сделала не так. Ты ведь у меня тоже маленькая мечтательница. Ты же знаешь, как это бывает. Не то что другие. Не говори сёстрам!
— Но…
— Дикси, нельзя им говорить. Они подумают, что я рехнулась.
— Я тоже думаю, что ты рехнулась.
— Мартина и так злится, потому что её оторвали от её чёртова Тони. Джуд ещё упрямее, чем всегда. Рошель непрерывно капризничает. Они не поймут этого так, как мы с тобой. Мне нужно всего несколько дней, Дикси. Пожалуйста! Не выдавай меня.
— Хорошо, мама. Я им ничего не скажу. Мама разрыдалась:
— Хорошая моя. Спасибо тебе, тысячу раз спасибо. Так ты обещаешь?
Я нашла носовой платок Брюса и вытерла маме глаза.
— Обещаю, — сказала я. — Но только ненадолго. Нам придётся сказать им очень скоро. Но пока можешь воображать, раз тебе так лучше.
— Ты такая добрая, Дикси. — На глазах у мамы снова выступили слезы. Она приподняла Солнышко и провела его мягкой щёчкой по моей. — Он тебя целует. Он тебя уже очень любит, — прошептала мама. — Ты его любимая старшая сестра.
12
М ама так и осталась с Солнышком на своём матрасе, как будто их занесло на необитаемый остров. Мартина, Джуд и Рошель приходили их навестить, но мама их отсылала, говоря, что устала и хочет отдохнуть. Она не заметила, что Мартина плакала. Она не заметила, что у Джуд разбит нос. Она даже не заметила, что Рошель вырядилась в свои лучшие (непросохшие) джинсы и блестящий серебряный топ.
Мама хотела видеть только меня. Меня она просила принести ей чашку чая, проводить её в туалет, достать чистые подгузники для Солнышка. Она даже разрешала мне присутствовать при смене подгузников, хотя и клала её спиной ко мне, наклоняясь над ребёнком так, чтобы мне не видно было голую попку Солнышка.
— А теперь я его покормлю, — сказала мама. — Пойди поиграй немного, Дикси. Ты была такой примерной девочкой!
Я чувствовала себя слишком взрослой и солидной для игр. Так приятно было чувствовать себя избранницей, маминой любимицей. Солнышку я тоже нравилась. Я умею обращаться с маленькими. Может быть, я стану нянечкой в яслях, когда вырасту. Нет, лучше открою собственные ясли, и все младенцы будут у меня лежать в белых колыбельках под красными, зелёными, жёлтыми и сиреневыми одеяльцами, так что никто не будет знать, кто здесь мальчик, а кто девочка. Над каждой колыбелькой будут порхать на верёвочках маленькие игрушечные птички, и дети будут тянуть к ним пухлые кулачки, пытаясь поймать.
Я буду их кормить, менять им пелёнки, а купать я их буду всех вместе в специальной большой детской ванночке, а потом заворачивать в огромное белое полотенце и щекотать за животики и крохотные пальчики. Меня будут называть няня Дикси, все малыши будут меня обожать, и любой из них будет немедленно переставать плакать, стоит мне взять его на руки.
Я подумала о Мэри. Мне хотелось, чтобы она тоже перестала плакать. Она не умела по-настоящему играть и веселиться. Она боялась испортить этого страшного пластмассового младенца. Я вспомнила своих старых Барби. У всех у них были рваные платья, стрижки, как у скинхедов, и несмываемая татуировка гелевой ручкой. Может быть, Мэри бы понравилось играть с ними. С ними совершенно не нужно было думать о том, как бы их не испортить.
Я порылась в своей коробке и вытащила целую охапку этих Барби. На кухне Рошель чистила свои красные замшевые туфли.
— Ага, надоело играть с настоящими младенцами? — сказала она. — Наконец-то мы снова видим нашу безмозглую Дикси, которая, как всегда, играет в куколки.
— Я с ними играть не собираюсь, — сказала я надменно. — Думаю, они могут понравиться моей подруге Мэри. Я хочу научить её играть.
— Ты что, воображаешь себя Мэри Поппинс, на фиг? — с издёвкой спросила Рошель. — И это вообще-то не твои Барби, а мои, и ты мне их всех перепортила. Что у них с волосами? Ты их что, обстригла?
— Заткнись, а то я тебя обстригу, — пригрозила я и бросилась к задней двери, пока она меня не поймала.
Я залезла на стену, сжимая в одной руке Барби, как какой-то нелепый букет. На качелях Мэри не было. Пластмассового малыша в коляске тоже не было. Сад был пуст.
Я сидела на стене, болтала ногами и ждала. Потом мне надоело ждать. Я решила рассадить Барби в кружок в саду у Мэри прямо за калиткой — с поднятыми руками, как будто все они машут ей в знак приветствия. Это будет здорово, и она посмеётся, когда их увидит.
— Эй, ты что тут делаешь?
Я так удивилась, что так и села. А потом посмотрела наверх. Щеки у меня горели. На меня смотрел человек с огромными страшными ножницами в руке. Я взвизгнула.
— Ну-ну, все в порядке. Не пугайся. — Он заметил, что я уставилась на его чудовищные ножницы, и бросил их на траву. — Не гляди так, это просто садовые ножницы. Моя маленькая дочка тоже их боится.
— Вы папа Мэри? — спросила я.
— А ты знаешь мою Мэри?
Я кивнула, но не стала говорить, что мы с ней дружим, — не хотела доставлять ей неприятности. Но папа Мэри улыбнулся, нагнулся ко мне и помог встать. Барби вздрогнули и все одновременно упали в обморок.
— Это твои куклы? А почему ты их рассаживаешь у меня в саду? Они что, собрались на девичник?
— Я подумала, может, Мэри захочет с ними поиграть, — прошептала я.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал он, глядя на моих Барби с некоторым сомнением.
— А она выйдет?
— Она, наверное, ещё допивает чай. Она у нас не очень хорошо кушает, наша Мэри. И мама сейчас на неё сердится за то, что она не доедает хлеб. Вот ты доедаешь хлеб?
Я кивнула, хотя это была неправда.
Он тяжело вздохнул.
— Послушай, а пойдём-ка ты покажешь Мэри пример, а?
Я собрала попадавших в обморок Барби и пошлёпала за ним по выстриженной зеленой лужайке к дому. У двери он остановился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
— Ладно, ладно, уймись, Дикси. Я знаю, что она не может у меня навсегда остаться мальчиком. Мне нужно было всего несколько дней. Разве это так уж много? Я так хотела мальчика! И все приметы и знаки указывали, что у меня будет мальчик, — все гороскопы, все карты. Я была настолько уверена. Я никогда бы ни на кого не променяла вас — девочек, я вас люблю больше жизни, но вы же знаете, как мне всегда хотелось мальчика!
— А УЗИ, мама? Они же тебе сказали, что будет мальчик, — ты нам говорила.
— Сказали. То есть… Я была уверена, что они это скажут. Мне был так нужен мальчик, что я не хотела, чтобы возникли какие-то сомнения. Они такие всезнайки в этих больницах. Поэтому я и сбежала домой, как только они отвернулись. Я не хотела, чтобы они мною распоряжались и толковали мне о девочке, о моей маленькой дочурке. Дочки у меня есть. А теперь я хочу сына. — Она баюкала Солнышко, обхватив ладонью её маленькую головку.
— Но она же не сын.
— Дикси, дай мне немножко повоображать. Ненадолго, пока я соберусь с духом. Я не могу вынести, что все сделала не так. Ты ведь у меня тоже маленькая мечтательница. Ты же знаешь, как это бывает. Не то что другие. Не говори сёстрам!
— Но…
— Дикси, нельзя им говорить. Они подумают, что я рехнулась.
— Я тоже думаю, что ты рехнулась.
— Мартина и так злится, потому что её оторвали от её чёртова Тони. Джуд ещё упрямее, чем всегда. Рошель непрерывно капризничает. Они не поймут этого так, как мы с тобой. Мне нужно всего несколько дней, Дикси. Пожалуйста! Не выдавай меня.
— Хорошо, мама. Я им ничего не скажу. Мама разрыдалась:
— Хорошая моя. Спасибо тебе, тысячу раз спасибо. Так ты обещаешь?
Я нашла носовой платок Брюса и вытерла маме глаза.
— Обещаю, — сказала я. — Но только ненадолго. Нам придётся сказать им очень скоро. Но пока можешь воображать, раз тебе так лучше.
— Ты такая добрая, Дикси. — На глазах у мамы снова выступили слезы. Она приподняла Солнышко и провела его мягкой щёчкой по моей. — Он тебя целует. Он тебя уже очень любит, — прошептала мама. — Ты его любимая старшая сестра.
12
М ама так и осталась с Солнышком на своём матрасе, как будто их занесло на необитаемый остров. Мартина, Джуд и Рошель приходили их навестить, но мама их отсылала, говоря, что устала и хочет отдохнуть. Она не заметила, что Мартина плакала. Она не заметила, что у Джуд разбит нос. Она даже не заметила, что Рошель вырядилась в свои лучшие (непросохшие) джинсы и блестящий серебряный топ.
Мама хотела видеть только меня. Меня она просила принести ей чашку чая, проводить её в туалет, достать чистые подгузники для Солнышка. Она даже разрешала мне присутствовать при смене подгузников, хотя и клала её спиной ко мне, наклоняясь над ребёнком так, чтобы мне не видно было голую попку Солнышка.
— А теперь я его покормлю, — сказала мама. — Пойди поиграй немного, Дикси. Ты была такой примерной девочкой!
Я чувствовала себя слишком взрослой и солидной для игр. Так приятно было чувствовать себя избранницей, маминой любимицей. Солнышку я тоже нравилась. Я умею обращаться с маленькими. Может быть, я стану нянечкой в яслях, когда вырасту. Нет, лучше открою собственные ясли, и все младенцы будут у меня лежать в белых колыбельках под красными, зелёными, жёлтыми и сиреневыми одеяльцами, так что никто не будет знать, кто здесь мальчик, а кто девочка. Над каждой колыбелькой будут порхать на верёвочках маленькие игрушечные птички, и дети будут тянуть к ним пухлые кулачки, пытаясь поймать.
Я буду их кормить, менять им пелёнки, а купать я их буду всех вместе в специальной большой детской ванночке, а потом заворачивать в огромное белое полотенце и щекотать за животики и крохотные пальчики. Меня будут называть няня Дикси, все малыши будут меня обожать, и любой из них будет немедленно переставать плакать, стоит мне взять его на руки.
Я подумала о Мэри. Мне хотелось, чтобы она тоже перестала плакать. Она не умела по-настоящему играть и веселиться. Она боялась испортить этого страшного пластмассового младенца. Я вспомнила своих старых Барби. У всех у них были рваные платья, стрижки, как у скинхедов, и несмываемая татуировка гелевой ручкой. Может быть, Мэри бы понравилось играть с ними. С ними совершенно не нужно было думать о том, как бы их не испортить.
Я порылась в своей коробке и вытащила целую охапку этих Барби. На кухне Рошель чистила свои красные замшевые туфли.
— Ага, надоело играть с настоящими младенцами? — сказала она. — Наконец-то мы снова видим нашу безмозглую Дикси, которая, как всегда, играет в куколки.
— Я с ними играть не собираюсь, — сказала я надменно. — Думаю, они могут понравиться моей подруге Мэри. Я хочу научить её играть.
— Ты что, воображаешь себя Мэри Поппинс, на фиг? — с издёвкой спросила Рошель. — И это вообще-то не твои Барби, а мои, и ты мне их всех перепортила. Что у них с волосами? Ты их что, обстригла?
— Заткнись, а то я тебя обстригу, — пригрозила я и бросилась к задней двери, пока она меня не поймала.
Я залезла на стену, сжимая в одной руке Барби, как какой-то нелепый букет. На качелях Мэри не было. Пластмассового малыша в коляске тоже не было. Сад был пуст.
Я сидела на стене, болтала ногами и ждала. Потом мне надоело ждать. Я решила рассадить Барби в кружок в саду у Мэри прямо за калиткой — с поднятыми руками, как будто все они машут ей в знак приветствия. Это будет здорово, и она посмеётся, когда их увидит.
— Эй, ты что тут делаешь?
Я так удивилась, что так и села. А потом посмотрела наверх. Щеки у меня горели. На меня смотрел человек с огромными страшными ножницами в руке. Я взвизгнула.
— Ну-ну, все в порядке. Не пугайся. — Он заметил, что я уставилась на его чудовищные ножницы, и бросил их на траву. — Не гляди так, это просто садовые ножницы. Моя маленькая дочка тоже их боится.
— Вы папа Мэри? — спросила я.
— А ты знаешь мою Мэри?
Я кивнула, но не стала говорить, что мы с ней дружим, — не хотела доставлять ей неприятности. Но папа Мэри улыбнулся, нагнулся ко мне и помог встать. Барби вздрогнули и все одновременно упали в обморок.
— Это твои куклы? А почему ты их рассаживаешь у меня в саду? Они что, собрались на девичник?
— Я подумала, может, Мэри захочет с ними поиграть, — прошептала я.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал он, глядя на моих Барби с некоторым сомнением.
— А она выйдет?
— Она, наверное, ещё допивает чай. Она у нас не очень хорошо кушает, наша Мэри. И мама сейчас на неё сердится за то, что она не доедает хлеб. Вот ты доедаешь хлеб?
Я кивнула, хотя это была неправда.
Он тяжело вздохнул.
— Послушай, а пойдём-ка ты покажешь Мэри пример, а?
Я собрала попадавших в обморок Барби и пошлёпала за ним по выстриженной зеленой лужайке к дому. У двери он остановился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49