И не потому, что боюсь, как бы не подумали, будто я глупая, а потому, что, честно говоря, сама не знаю, какая я. Да и, кроме того, разве это так просто угадать, кто плохой, кто хороший.
Наши учителя, например, очень хорошо относятся к зубрилам и тихоням, всегда хвалят их, ставят всем в пример. Конечно, ничего удивительного в этом нет, потому что каждому учителю интересно, чтобы у него в классе было побольше отличников и поменьше шума.
А для наших ребят нет ничего хуже зубрилы, потому что каждый раз, когда не успеешь выучить урок и когда приходится «плавать» и «пускать пузыри» перед столом учителя, он всегда кивает на зубрилу и спрашивает:
– Почему же вот он (или она) знает, а ты не знаешь? Потому что он прилежный, а ты ленивая! Потому что он думает об уроках, а ты, наверное, по улицам гонялась весь день!
Конечно, учителя не говорят так грубо, но в общем-то их надо так понимать, а уж двойку они ставят без всякой жалости.
Не любят ребята и тихонь, а не любят потому, что знают их сверху донизу. Вот, например, учитель видит перед собою тихого, вежливого мальчика, который сидит и смотрит умильно в глаза учителя, словно ждёт, когда он ему шоколадку в рот положит. Учитель, конечно, радуется, что у него такой внимательный ученик. Радуется потому, что видит его сверху и только глаза. Ну, а мы-то знаем, чего стоит образцово-показательное поведение этого тихони. Мы видим, как он старается достать ногою сидящего впереди, как левой рукой щиплет соседа, а правой укрепляет в парте кончик пера, чтобы потом «играть на нервах», как говорят ребята. Такого показательного тихоню надо бы выставить вон из класса, а учитель смотрит на него с удовольствием и, может быть, думает: «Ах, какой чудесный мальчик! Ах, если бы все были такими!»
Притворяться послушной и внимательной совсем не трудно, но я никогда не буду притворяться хорошей, а стану жить такой, какая уж есть. Хотя, признаться откровенно, я иногда и сама себе не нравлюсь.
Вот иной раз мне очень хотелось бы держать себя так же серьёзно, как держится Света Дерябина, а иногда я хотела бы быть весёлой, как наша Тоня Тимофеева. А в общем-то, и сама не знаю, что мне хочется. Иногда хожу совсем серьёзная, серьёзнее даже Светы, и вдруг чувствую, что мне ужасно хочется опустить кому-нибудь за воротник паука, например, или кузнечика. Чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Ещё интереснее было бы сунуть за воротник жука, но, к сожалению, это невозможно, потому что я сама боюсь брать их в руки.
В нашей квартире говорят, что я расту отчаянной. А тётя Шура сказала недавно:
– Ах, Галка, Галка, ну почему ты не родилась мальчишкой? Право же, тебе нужно бы парнем родиться!
Почему тётя Шура считает мальчишек лучше нас, девочек, не понимаю. По-моему, всё-таки девочки гораздо лучше мальчишек.
Ой, чуть не забыла выучить стихотворение.
Придётся отложить записки до завтра.
17 февраля
Сегодня я должна написать о папе и маме и про наших соседей, потому что в книге «Детство Тёмы» написано и про родителей Тёмы и про соседей.
Папа любит меня больше мамы и бабушки. И я люблю его больше всех. Люблю за то, что он добрый, и за то, что он четыре раза ранен на войне и получил много орденов за храбрость. Мне очень повезло с папой. Не у каждой девочки есть такие папы. И мне просто неудобно как-то огорчать его своими плохими отметками. Когда я получаю двойку, мне всегда вспоминается папа.
«Как-то, – думаю, – перенесёт он, бедняжка, эту двойку?»
Я изо всех сил стараюсь получать только хорошие отметки, но, к сожалению, не всегда мне удаётся это. Однако в будущем году я постараюсь учиться так, чтобы не огорчать папу.
Мама тоже любит меня. Но не всегда. Вот когда я собираюсь пойти в парк Победы, она обнимает меня, называет малышечкой, крошкой и говорит:
– Ну куда ты собралась одна? Упадёшь ещё в пруд, а то заклюют лебеди!
И только после того, как я даю слово не подходить близко к воде и не дразнить лебедей, мама отпускает меня в парк. А вот когда она посылает меня в магазин, где все толкаются, наступают на ноги и все сердятся, как в переполненном трамвае, мама не говорит уже «моя крошка», «моя малышечка», а кричит сердито:
– Такая здоровая дылда и не хочешь помочь матери!
Мы живём в коммунальной квартире. Папа говорит: «Пока ещё нет коммунизма, – приходится мириться и с коммунальной квартирой. Всё-таки это лучше, чем жить в бараке, в котором почти всю жизнь прожил наш дедушка, когда он работал на Путиловском заводе».
О коммунизме у нас на кухне спорят очень часто и очень интересно. И все завидуют мне, потому что я-то буду жить уже при коммунизме.
Тётя Шура говорит:
– Конечно, и сейчас у нас славные люди, но встречаются, к сожалению, и такие, которые топчут красоту нашей жизни ногами.
Тётя Шура уверяет меня, что при коммунизме все будут такими, как самые лучшие в наши дни.
Не знаю, правильно я понимаю коммунизм или неправильно, но мне кажется, коммунизм – это самая красивая жизнь. При коммунизме денег уже не будет, а если кому-нибудь что понадобится, он может взять бесплатно в любом магазине. У всех будет красивая одежда и вкусная пища. Все театры и кино будут бесплатными. Если кто-нибудь захочет поехать в поезде, трамвае, на пароходе или самолётом, – платить тоже не надо. Поезжай, куда захочешь, бесплатно.
В нашей квартире живёт Викторина-Образина. Я её так про себя называю. Она такая жадина и такая противная, что её никто не любит в квартире. Она так воображает о себе, что нарочно со всеми спорит и говорит разные гадости. Когда все начинают говорить, как мы будем жить при коммунизме, Викторина-Образина уверяет, будто все бросятся в магазины и начнут хватать, что попадёт в руки. Так плохо думать о людях может только очень плохой человек. Викторина, конечно, по себе судит о других. И я уверена, что она-то уж непременно постарается притащить к себе в комнату пять телевизоров, десять пианино и всё, что сумеет дотащить. Я бы ни за что не пустила её в коммунизм. Но дядя Вася говорит, что придётся и Викторину захватить, когда станем переезжать в коммунистическое общество.
– Викторина рассуждает, как глупец из русской сказки. «Эх, – говорил этот глупый человек, – если бы я был царём, – украл бы сто рублей и запретил бы искать себя!» Когда всего будет много, изменятся и такие люди, как наша Викторина. Ну подумай сама, зачем человеку брать больше, чем нужно? Ведь три обеда никто не съест сразу, три костюма на себя не наденет, в трёх квартирах сразу жить не будет. И если всё будет хорошо и вокруг тебя будут жить только хорошие люди, то захочется ли кому-нибудь быть плохим? И не потому, что стыдно перед другими, а потому, что самому тогда противно будет думать о себе, что ты всех хуже, что среди хороших лишь один ты жадина-хапуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Наши учителя, например, очень хорошо относятся к зубрилам и тихоням, всегда хвалят их, ставят всем в пример. Конечно, ничего удивительного в этом нет, потому что каждому учителю интересно, чтобы у него в классе было побольше отличников и поменьше шума.
А для наших ребят нет ничего хуже зубрилы, потому что каждый раз, когда не успеешь выучить урок и когда приходится «плавать» и «пускать пузыри» перед столом учителя, он всегда кивает на зубрилу и спрашивает:
– Почему же вот он (или она) знает, а ты не знаешь? Потому что он прилежный, а ты ленивая! Потому что он думает об уроках, а ты, наверное, по улицам гонялась весь день!
Конечно, учителя не говорят так грубо, но в общем-то их надо так понимать, а уж двойку они ставят без всякой жалости.
Не любят ребята и тихонь, а не любят потому, что знают их сверху донизу. Вот, например, учитель видит перед собою тихого, вежливого мальчика, который сидит и смотрит умильно в глаза учителя, словно ждёт, когда он ему шоколадку в рот положит. Учитель, конечно, радуется, что у него такой внимательный ученик. Радуется потому, что видит его сверху и только глаза. Ну, а мы-то знаем, чего стоит образцово-показательное поведение этого тихони. Мы видим, как он старается достать ногою сидящего впереди, как левой рукой щиплет соседа, а правой укрепляет в парте кончик пера, чтобы потом «играть на нервах», как говорят ребята. Такого показательного тихоню надо бы выставить вон из класса, а учитель смотрит на него с удовольствием и, может быть, думает: «Ах, какой чудесный мальчик! Ах, если бы все были такими!»
Притворяться послушной и внимательной совсем не трудно, но я никогда не буду притворяться хорошей, а стану жить такой, какая уж есть. Хотя, признаться откровенно, я иногда и сама себе не нравлюсь.
Вот иной раз мне очень хотелось бы держать себя так же серьёзно, как держится Света Дерябина, а иногда я хотела бы быть весёлой, как наша Тоня Тимофеева. А в общем-то, и сама не знаю, что мне хочется. Иногда хожу совсем серьёзная, серьёзнее даже Светы, и вдруг чувствую, что мне ужасно хочется опустить кому-нибудь за воротник паука, например, или кузнечика. Чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Ещё интереснее было бы сунуть за воротник жука, но, к сожалению, это невозможно, потому что я сама боюсь брать их в руки.
В нашей квартире говорят, что я расту отчаянной. А тётя Шура сказала недавно:
– Ах, Галка, Галка, ну почему ты не родилась мальчишкой? Право же, тебе нужно бы парнем родиться!
Почему тётя Шура считает мальчишек лучше нас, девочек, не понимаю. По-моему, всё-таки девочки гораздо лучше мальчишек.
Ой, чуть не забыла выучить стихотворение.
Придётся отложить записки до завтра.
17 февраля
Сегодня я должна написать о папе и маме и про наших соседей, потому что в книге «Детство Тёмы» написано и про родителей Тёмы и про соседей.
Папа любит меня больше мамы и бабушки. И я люблю его больше всех. Люблю за то, что он добрый, и за то, что он четыре раза ранен на войне и получил много орденов за храбрость. Мне очень повезло с папой. Не у каждой девочки есть такие папы. И мне просто неудобно как-то огорчать его своими плохими отметками. Когда я получаю двойку, мне всегда вспоминается папа.
«Как-то, – думаю, – перенесёт он, бедняжка, эту двойку?»
Я изо всех сил стараюсь получать только хорошие отметки, но, к сожалению, не всегда мне удаётся это. Однако в будущем году я постараюсь учиться так, чтобы не огорчать папу.
Мама тоже любит меня. Но не всегда. Вот когда я собираюсь пойти в парк Победы, она обнимает меня, называет малышечкой, крошкой и говорит:
– Ну куда ты собралась одна? Упадёшь ещё в пруд, а то заклюют лебеди!
И только после того, как я даю слово не подходить близко к воде и не дразнить лебедей, мама отпускает меня в парк. А вот когда она посылает меня в магазин, где все толкаются, наступают на ноги и все сердятся, как в переполненном трамвае, мама не говорит уже «моя крошка», «моя малышечка», а кричит сердито:
– Такая здоровая дылда и не хочешь помочь матери!
Мы живём в коммунальной квартире. Папа говорит: «Пока ещё нет коммунизма, – приходится мириться и с коммунальной квартирой. Всё-таки это лучше, чем жить в бараке, в котором почти всю жизнь прожил наш дедушка, когда он работал на Путиловском заводе».
О коммунизме у нас на кухне спорят очень часто и очень интересно. И все завидуют мне, потому что я-то буду жить уже при коммунизме.
Тётя Шура говорит:
– Конечно, и сейчас у нас славные люди, но встречаются, к сожалению, и такие, которые топчут красоту нашей жизни ногами.
Тётя Шура уверяет меня, что при коммунизме все будут такими, как самые лучшие в наши дни.
Не знаю, правильно я понимаю коммунизм или неправильно, но мне кажется, коммунизм – это самая красивая жизнь. При коммунизме денег уже не будет, а если кому-нибудь что понадобится, он может взять бесплатно в любом магазине. У всех будет красивая одежда и вкусная пища. Все театры и кино будут бесплатными. Если кто-нибудь захочет поехать в поезде, трамвае, на пароходе или самолётом, – платить тоже не надо. Поезжай, куда захочешь, бесплатно.
В нашей квартире живёт Викторина-Образина. Я её так про себя называю. Она такая жадина и такая противная, что её никто не любит в квартире. Она так воображает о себе, что нарочно со всеми спорит и говорит разные гадости. Когда все начинают говорить, как мы будем жить при коммунизме, Викторина-Образина уверяет, будто все бросятся в магазины и начнут хватать, что попадёт в руки. Так плохо думать о людях может только очень плохой человек. Викторина, конечно, по себе судит о других. И я уверена, что она-то уж непременно постарается притащить к себе в комнату пять телевизоров, десять пианино и всё, что сумеет дотащить. Я бы ни за что не пустила её в коммунизм. Но дядя Вася говорит, что придётся и Викторину захватить, когда станем переезжать в коммунистическое общество.
– Викторина рассуждает, как глупец из русской сказки. «Эх, – говорил этот глупый человек, – если бы я был царём, – украл бы сто рублей и запретил бы искать себя!» Когда всего будет много, изменятся и такие люди, как наша Викторина. Ну подумай сама, зачем человеку брать больше, чем нужно? Ведь три обеда никто не съест сразу, три костюма на себя не наденет, в трёх квартирах сразу жить не будет. И если всё будет хорошо и вокруг тебя будут жить только хорошие люди, то захочется ли кому-нибудь быть плохим? И не потому, что стыдно перед другими, а потому, что самому тогда противно будет думать о себе, что ты всех хуже, что среди хороших лишь один ты жадина-хапуга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75