что нужно Вовке в Озерках?
Когда трамвай остановился в Озерках, Вовка вышел и, не подозревая, что за ним наблюдают, перебежал шоссе и скрылся за углом гастрономического магазина. Вышла из вагона и я.
Глубоко внизу, под горою, раскинулись мои любимые Озерки – самая чудесная окраина Ленинграда. Летом тут можно покататься на лодках, искупаться, полежать на песке, слушая, как шумят над головою сосны. А зимою здесь не плохо кататься с гор на лыжах.
Озёра плескались внизу, перекатывая серые с барашками волны. Холодный ветер раскачивал сосны, противно подвывая и забираясь под платье. И только высокие шпили красивых дач стояли, как и летом, охраняя веранды с кружевными балкончиками, застеклённые зелёными, синими, красными стёклами. Стёкла светились приветливо, по-летнему.
Говорят, когда-то жили здесь самые богатые буржуи старого Петербурга, а также артисты, поэты, художники. А сейчас не знаю, кто живёт в Озерках. Но только не буржуи.
Я шла по следам Вовки, пока он не повернул в садик зелёной дачи. Я постояла несколько минут, потом подошла поближе и прочитала на калитке:
«Во дворе злая собака. Осторожнее!!!»
Чуть выше этой надписи висела дощечка, на которой, под уличным номерным знаком, было выведено красными буквами по белому фону: «Мария Владимировна Пуговкина».
Фамилия показалась мне знакомой. Но где же я её слышала?
Я стала припоминать и вдруг почувствовала, как от страха ёкнуло моё сердце.
Да ведь это же о ней и говорил Вовка несколько дней назад у ворот нашей школы.
Было это так.
После уроков я шла домой. Впереди меня шагал Вовка.
У ворот школы Вовку окликнул лоточник, весь белый, как глыба снега. Широкая белая куртка свисала с узких плеч, белый передник волочился по земле, так велик он был, но вообще-то паренёк выглядел довольно санитарно. Походил на упакованный груз для отправки в гигиеническом вагоне-холодильнике.
Увидев Вовку, он замахал белыми рукавами, задёргал головою, словно стоялый конь:
– Эй чемпиён, давай, давай! Пирожки, конфеты, пастила, бутерброды! Ну, как оно? Порядок? Сегодня у тебя мировой вид! Идёшь на товарищеский матч?
Подпрыгивая, паренёк начал совать кулаки в воздух, боксируя так, что кепка сползла ему на нос.
– Понимаешь, – кричал он, – Смирнов против Лёшки Корнилова! Придёшь?
Вовка пожал плечами.
– Английский завтра!
– Ага, понятно! – засмеялся парень. – Жмут? Надо зубрить дер штуль унд дер стол! Плюнь! Чесслово, плюнь!
Я сразу поняла, что этот парень отвлекает Вовку от уроков, и остановилась, чтобы послушать, что скажет Вовка.
Но вот к лотку подбежал малыш с удивлёнными синими глазами. Высоко подняв над лотком крепко сжатый кулак, он высыпал на стекло зазвеневшие медные и серебряные монетки.
– Кис-кис! – сказал малыш. – На все…
Парень стал отпускать покупателя, а Вовка сказал:
– Некогда сегодня… У меня с Пуговкиной история!
– Ага, решил всё-таки убить её? – спросил парень, захохотав.
Вовка передёрнул плечами:
– Ладно уж тебе… Не твоё дело! – и ушёл.
Тогда я не обратила внимания на этот разговор. Мало ли что болтают мальчишки. Но сейчас, прочитав на табличке уже знакомую фамилию Пуговкиной, я вздрогнула. Кто она, эта Пуговкина? И зачем Вовка приехал в Озерки? Ну, конечно, убить он её не убьёт, однако не зря же ехал он с одного конца Ленинграда на другой. И непросто, конечно, в гости. Судя по словам того лоточника, у него с Пуговкиной не такие отношения, чтобы к ней он стал в гости ездить. Я решила всё это дело выяснить, а если сумею помочь чем-нибудь Вовке, то и помогу. Я же перед ним в долгу теперь за товарищескую выручку.
За калиткой послышалась возня, в подворотне показалась собачья морда.
«Злая собака! – мелькнуло у меня в голове. – И без намордника!»
Не успела я сообразить, что надо делать, как, извиваясь всем телом, из-под калитки выползла собака. Она бросилась ко мне под ноги, виляя хвостом с такой быстротой, будто у неё не хвост был, а вентилятор.
Впрочем, это была не собака даже, а лопоухий щенок с розовым носом и с такими добрыми собачьими глазами, что я спросила невольно:
– Так это ты и есть злая собака?
Щенок лёг на спину, помахал приветственно лапами, а потом перевернулся неуклюже через голову, как бы желая сказать: «Вот мы ещё какие штуки умеем делать!»
Я погладила его, а он лизнул мои ботинки и сморщился. «Чем это ты мажешь ботинки? Ужасная гадость!» – прочитала я в собачьих глазах.
– Значит, ты и есть самая злая собака? – усмехнулась я.
Щенок тявкнул, и я без труда поняла: «Можешь не сомневаться! Злее меня не то что в Озерках, но во всём Ленинграде не встретишь!»
Погладив щенка, я смело вошла в садик, прошла несколько шагов и очутилась перед высоким деревянным крыльцом. На нижней ступеньке сидел огромный старик с чёрной бородой, будто посыпанной инеем. Настоящий Илья Муромец. Только вместо копья он держал в руках длинный нож, которым ловко потрошил свежую рыбу. На руках Ильи Муромца, на брюках и в бороде блестели рыбьи чешуйки. У ног его суетились белые куры, хватая рыбьи внутренности прямо из-под ножа.
– Птица, – сказал Илья Муромец, ткнув кончиком ножа в хвост важного петуха, который стоял с таким видом, будто кормил своих кур, – птица, а мясное любит! Зерном не корми! Мясо, рыба, курятина – что угодно! Предпочитает! А почему? То-то и есть! В школе учат этому?
– Нет! – мотнула я головою, а сама подумала: «Как же мне завести разговор о Вовке?» Но Илья Муромец, наверное, давно уже сидел один с рыбою, и ему было, наверное, скучно. Мне кажется, он очень обрадовался, что может поговорить со мною.
На всякий случай я всё-таки осмотрелась по сторонам и спросила:
– А тут… не покусает меня… У вас написано: во дворе злая собака!
Илья Муромец захохотал так, что я невольно вздрогнула.
– Бывшая! – хохотнул Илья Муромец. – Бывшая злая… Да где же он? Опять удрал, негодяй! – И, свистнув, закричал: – Булька! Булька! Иси!
Щенок подбежал, усердно махая хвостом, и заюлил у ног Ильи Муромца.
– А вот я тебя на цепь! – пригрозил ножом Илья Муромец. – Совсем испортился псаря! Тебя как зовут-то? – обратился он ко мне.
– Галя!
– Хорошее имя! – одобрил Илья Муромец и кивнул на щенка: – Испортился, негодяй! А ведь каким псом был! Удивление! Дракон! Сухопутный крокодил! Принёс его, помню, в меховой рукавице, положил на крыльце, а сам, вот дело-то какое, сам отлучился в ту пору на одну минутку. И что ты думала, Галина? Пока ходил, он, подлец хвостатый, вылез из рукавицы, придушил двух беззащитных цыплят, покусал мирному поросёнку ухо, затеял драку с нашим индюком Барлаем. Понимаешь, какой неуёмный агрессор? Гитлер, а не собака! Чистый Гитлер! Мы его в ту пору чуть так и не прозвали. Но, – Илья Муромец покачал головою, – не оправдал! Сорвался с линии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Когда трамвай остановился в Озерках, Вовка вышел и, не подозревая, что за ним наблюдают, перебежал шоссе и скрылся за углом гастрономического магазина. Вышла из вагона и я.
Глубоко внизу, под горою, раскинулись мои любимые Озерки – самая чудесная окраина Ленинграда. Летом тут можно покататься на лодках, искупаться, полежать на песке, слушая, как шумят над головою сосны. А зимою здесь не плохо кататься с гор на лыжах.
Озёра плескались внизу, перекатывая серые с барашками волны. Холодный ветер раскачивал сосны, противно подвывая и забираясь под платье. И только высокие шпили красивых дач стояли, как и летом, охраняя веранды с кружевными балкончиками, застеклённые зелёными, синими, красными стёклами. Стёкла светились приветливо, по-летнему.
Говорят, когда-то жили здесь самые богатые буржуи старого Петербурга, а также артисты, поэты, художники. А сейчас не знаю, кто живёт в Озерках. Но только не буржуи.
Я шла по следам Вовки, пока он не повернул в садик зелёной дачи. Я постояла несколько минут, потом подошла поближе и прочитала на калитке:
«Во дворе злая собака. Осторожнее!!!»
Чуть выше этой надписи висела дощечка, на которой, под уличным номерным знаком, было выведено красными буквами по белому фону: «Мария Владимировна Пуговкина».
Фамилия показалась мне знакомой. Но где же я её слышала?
Я стала припоминать и вдруг почувствовала, как от страха ёкнуло моё сердце.
Да ведь это же о ней и говорил Вовка несколько дней назад у ворот нашей школы.
Было это так.
После уроков я шла домой. Впереди меня шагал Вовка.
У ворот школы Вовку окликнул лоточник, весь белый, как глыба снега. Широкая белая куртка свисала с узких плеч, белый передник волочился по земле, так велик он был, но вообще-то паренёк выглядел довольно санитарно. Походил на упакованный груз для отправки в гигиеническом вагоне-холодильнике.
Увидев Вовку, он замахал белыми рукавами, задёргал головою, словно стоялый конь:
– Эй чемпиён, давай, давай! Пирожки, конфеты, пастила, бутерброды! Ну, как оно? Порядок? Сегодня у тебя мировой вид! Идёшь на товарищеский матч?
Подпрыгивая, паренёк начал совать кулаки в воздух, боксируя так, что кепка сползла ему на нос.
– Понимаешь, – кричал он, – Смирнов против Лёшки Корнилова! Придёшь?
Вовка пожал плечами.
– Английский завтра!
– Ага, понятно! – засмеялся парень. – Жмут? Надо зубрить дер штуль унд дер стол! Плюнь! Чесслово, плюнь!
Я сразу поняла, что этот парень отвлекает Вовку от уроков, и остановилась, чтобы послушать, что скажет Вовка.
Но вот к лотку подбежал малыш с удивлёнными синими глазами. Высоко подняв над лотком крепко сжатый кулак, он высыпал на стекло зазвеневшие медные и серебряные монетки.
– Кис-кис! – сказал малыш. – На все…
Парень стал отпускать покупателя, а Вовка сказал:
– Некогда сегодня… У меня с Пуговкиной история!
– Ага, решил всё-таки убить её? – спросил парень, захохотав.
Вовка передёрнул плечами:
– Ладно уж тебе… Не твоё дело! – и ушёл.
Тогда я не обратила внимания на этот разговор. Мало ли что болтают мальчишки. Но сейчас, прочитав на табличке уже знакомую фамилию Пуговкиной, я вздрогнула. Кто она, эта Пуговкина? И зачем Вовка приехал в Озерки? Ну, конечно, убить он её не убьёт, однако не зря же ехал он с одного конца Ленинграда на другой. И непросто, конечно, в гости. Судя по словам того лоточника, у него с Пуговкиной не такие отношения, чтобы к ней он стал в гости ездить. Я решила всё это дело выяснить, а если сумею помочь чем-нибудь Вовке, то и помогу. Я же перед ним в долгу теперь за товарищескую выручку.
За калиткой послышалась возня, в подворотне показалась собачья морда.
«Злая собака! – мелькнуло у меня в голове. – И без намордника!»
Не успела я сообразить, что надо делать, как, извиваясь всем телом, из-под калитки выползла собака. Она бросилась ко мне под ноги, виляя хвостом с такой быстротой, будто у неё не хвост был, а вентилятор.
Впрочем, это была не собака даже, а лопоухий щенок с розовым носом и с такими добрыми собачьими глазами, что я спросила невольно:
– Так это ты и есть злая собака?
Щенок лёг на спину, помахал приветственно лапами, а потом перевернулся неуклюже через голову, как бы желая сказать: «Вот мы ещё какие штуки умеем делать!»
Я погладила его, а он лизнул мои ботинки и сморщился. «Чем это ты мажешь ботинки? Ужасная гадость!» – прочитала я в собачьих глазах.
– Значит, ты и есть самая злая собака? – усмехнулась я.
Щенок тявкнул, и я без труда поняла: «Можешь не сомневаться! Злее меня не то что в Озерках, но во всём Ленинграде не встретишь!»
Погладив щенка, я смело вошла в садик, прошла несколько шагов и очутилась перед высоким деревянным крыльцом. На нижней ступеньке сидел огромный старик с чёрной бородой, будто посыпанной инеем. Настоящий Илья Муромец. Только вместо копья он держал в руках длинный нож, которым ловко потрошил свежую рыбу. На руках Ильи Муромца, на брюках и в бороде блестели рыбьи чешуйки. У ног его суетились белые куры, хватая рыбьи внутренности прямо из-под ножа.
– Птица, – сказал Илья Муромец, ткнув кончиком ножа в хвост важного петуха, который стоял с таким видом, будто кормил своих кур, – птица, а мясное любит! Зерном не корми! Мясо, рыба, курятина – что угодно! Предпочитает! А почему? То-то и есть! В школе учат этому?
– Нет! – мотнула я головою, а сама подумала: «Как же мне завести разговор о Вовке?» Но Илья Муромец, наверное, давно уже сидел один с рыбою, и ему было, наверное, скучно. Мне кажется, он очень обрадовался, что может поговорить со мною.
На всякий случай я всё-таки осмотрелась по сторонам и спросила:
– А тут… не покусает меня… У вас написано: во дворе злая собака!
Илья Муромец захохотал так, что я невольно вздрогнула.
– Бывшая! – хохотнул Илья Муромец. – Бывшая злая… Да где же он? Опять удрал, негодяй! – И, свистнув, закричал: – Булька! Булька! Иси!
Щенок подбежал, усердно махая хвостом, и заюлил у ног Ильи Муромца.
– А вот я тебя на цепь! – пригрозил ножом Илья Муромец. – Совсем испортился псаря! Тебя как зовут-то? – обратился он ко мне.
– Галя!
– Хорошее имя! – одобрил Илья Муромец и кивнул на щенка: – Испортился, негодяй! А ведь каким псом был! Удивление! Дракон! Сухопутный крокодил! Принёс его, помню, в меховой рукавице, положил на крыльце, а сам, вот дело-то какое, сам отлучился в ту пору на одну минутку. И что ты думала, Галина? Пока ходил, он, подлец хвостатый, вылез из рукавицы, придушил двух беззащитных цыплят, покусал мирному поросёнку ухо, затеял драку с нашим индюком Барлаем. Понимаешь, какой неуёмный агрессор? Гитлер, а не собака! Чистый Гитлер! Мы его в ту пору чуть так и не прозвали. Но, – Илья Муромец покачал головою, – не оправдал! Сорвался с линии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75