Они держали под уздцы сразу четырех лошадей. Юноша этот звался Сергей, а по лицу сразу можно было понять, что это брат знакомой нам Фоти.
— Фу! — Денис подошел к ним, вытирая лоб. — Еле-еле договорился. Но обещали выпустить, какую-то бумагу выправят только.
— Эх вы, славяне или тавроскифы там, как вас звать! — Ферруччи, привыкший к либеральным разговорам с синьором, и стоял в вольной позе, похлопывая по фыркающей лошадиной морде. — Мягкотелы вы, склонны ко всепрощению. У нас бы в Генуе, случись такое, весь бы город восстал за своего гражданина, градоначальство бы спалили…
— У нас бы в Генуе! — засмеялся Денис, его всегда веселили шутки Ферруччи. — Ты же родился здесь и там никогда и не был. А как бы, например, в Амастриде вы справились бы с таким многолюдным гарнизоном? Вояк больше, чем столбов или деревьев!
Когда третьего дня фура Ферруччи наконец прикатила в Филарицу, путешественники застали в доме родителей Фоти сплошной плач и гореванье. Матушка София — мать Фоти — пила отвар ладаницы, родня, сидя по лавкам, галдела и судачила, но никто ничего не предпринимал. Асикрит, то есть сборщик податей, нагрянул в их село вчера, как коршун на цыплят. Все попрятались, некоторые бежали в лес, несмотря на самое боевое время пахоты, на что и рассчитывал асикрит, чтобы неплательщики оказались на местах.
А незадачливый Устин Русин, то ли он замешкался, то ли надеялся на свое красноречие, то ли на то, что авось пронесет…
Короче говоря, во всем селе взяли только его одного, как он ни показывал свои рубцы от ран, даже деньги какие-то сулил в качестве подарка… Поскольку он сопротивлялся и сыновья пытались его выручить, ему скрутили руки и увезли. Сын Сергей показывал лиловый синяк на спине.
Размышляя об этом, Денис быстро натолкнулся на странный факт. Переоформить документы на владение в Византии, тем более на землю, это очень долгая и муторная история. Как же сочинялся в столичных ведомствах акт о передаче земли Русина иному владельцу, если сам Русин об этом ни сном ни духом не ведал, хотя бы и был недоимщик? В этом должна была быть какая-то руководящая и направляющая сила! Но никто ничего не мог ему объяснить.
— Выпустят! — повторил Денис. — Я уже хорошо изучил ваших мздоимливых римлян!
— Наших римлян! — вскричал генуэзец. — Я никак не причисляю себя к римлянам, они вот славяне, ты — тавроскиф…
Когда Денис отыскал в Амастриде сборщика податей, посадившего Устина Русина в долговую яму, и выразил даже желание заплатить за него недоимку, и немалую, тот тоже с некоторым изумлением встретил появление царского моливдовула, предъявленного Денисом. Кстати, наш Денис, уже искушенный в византийском актерстве, не просто так представился в качестве нового владельца усадьбы Русина, а разыграл целую сцену.
Когда сборщик податей — асикрит — заявил ему, что неисправный должник Устин Русин уже им передан в ведение эпопта — городского судьи, Денис встал во весь свой хороший рост и закричал на весь зал самым что ни на есть зычным голосом:
— Слава всевеличайшему, христолюбивейшему императору Алексею Второму, василевсу, самодержцу, слава!
Асикрит первым понял замысел Дениса, мгновенно вскочил со стула и опустился рядом со своей кафедрой на колени. Денис поднял над головой грамоту с подлинной подписью василевса и болтающейся свинчаткой печати. В большой сводчатой палате сборщика налогов трудилось два десятка чиновников, а перед ними посетители жужжали, словно рой насекомых. Не дожидаясь, когда Денис вызовет караул (он имел право это сделать по византийским законам) и привлечет к ответственности за непочтение к имени самодержца, все двадцать палатских крыс выскочили из-за своих столов и смиренно встали на колени, а рядом с ними примостились и их досужие клиенты. Удовлетворенный Денис, как хороший режиссер, сам благоговейно облобызал свинцовую печать моливдовула и повторил:
— Слава всевеличайшему, всесвященнейшему государю Алексею Второму Комнину, да живет он вечно.
— Да живет он вечно! — подхватили стоящие на коленях.
Этот небольшой спектакль помог Денису сразу заработать высокий авторитет в Амастриде. Чиновники шептались о нем, как о Хлестакове в другой стране и в другом веке: «Столичная штучка!»
Далее. Имея возможность внимательно рассмотреть и изучить предъявленный им асикриту указ, Денис с весельем обнаружил, что кроме права на усадьбу Русина в приходе церкви Сил бестелесных, что в волости Филарица, он обладает и правом экскуссии, то есть не подвластен мирскому суду, сам может творить суд и расправу над любым своим крепостным и домочадцем, не платит налогов, не вносит местных сборов и так далее. Именно это право экскуссии, очевидно, и огорошило асикритов. Рассчитывая отнять имение у бессловесного Русина, об экскуссии они не могли мечтать, надо было иметь очень хорошие связи при дворе, чтобы ее получить.
Забегая вперед, скажем, что, размышляя о том, как ему удалось получить сию диковинную экскуссию, сам Денис приписывал это только Марухе в тот период, когда она еще рассчитывала на него. И еще сразу скажем: Денис, конечно, думал, этично ли ему отбирать все-таки имение у семьи Русиных. Но был совершенно уверен, что женится на Фоти и таким образом обеспечит всей ее семье и благополучие, и безопасность от чиновников.
Протоасикрит (то есть первый секретарь ведомства сбора налогов), арестовавший Русина, долго с недоумением рассматривал строки об экскуссии и вдруг спросил:
— А тебя как зовут, не Валтасар?
— Тут ясно сказано, — напуская на себя раздражение, а сам втайне ликуя, ответил Денис. — Кто я и какой у меня род и чин.
— Гм! — разюмировал Протоасикрит. — И ты потребуешь, конечно, чтобы упомянутого Русина я тотчас освободил?
Денис беспардонно шлепнул перед ним на бумаги один из кошелечков Ферруччи. Протоасикрит смел его привычно горстью, но закричал:
— Закон обратной силы не имеет! Пусть Русин сам расплачивается за свои недоимки. Да и кто он тебе?
После всех разговоров Денис, услышавший, что ключ от темницы находится у самого эпопта, а сам этот эпопт поехал на богомолье в соседний монастырь, сегодня поминки по его жене, а она там погребена, почувствовал, что повременить надо, обдумать ситуацию, и, заручившись обещанием, что Русина выпустят, вышел к коновязи, где его ждали Ферруччи и младший Русин.
— У, скорпионий дом! — сказал младший Русин, услышав рассказ Дениса, и даже, не боясь, кулаком погрозил в сторону градоначальства.
— А я думаю, — покачал головой Ферруччи, — тут дело в том, что кошелька нашего ему мало… Но у меня уже и не осталось этих кошельков.
Они поехали, пообедали на рынке. По случаю голода и дороговизны все было недоступно, но все же они полакомились мясом, жаренным на палочках, — нечто вроде нашего шашлыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
— Фу! — Денис подошел к ним, вытирая лоб. — Еле-еле договорился. Но обещали выпустить, какую-то бумагу выправят только.
— Эх вы, славяне или тавроскифы там, как вас звать! — Ферруччи, привыкший к либеральным разговорам с синьором, и стоял в вольной позе, похлопывая по фыркающей лошадиной морде. — Мягкотелы вы, склонны ко всепрощению. У нас бы в Генуе, случись такое, весь бы город восстал за своего гражданина, градоначальство бы спалили…
— У нас бы в Генуе! — засмеялся Денис, его всегда веселили шутки Ферруччи. — Ты же родился здесь и там никогда и не был. А как бы, например, в Амастриде вы справились бы с таким многолюдным гарнизоном? Вояк больше, чем столбов или деревьев!
Когда третьего дня фура Ферруччи наконец прикатила в Филарицу, путешественники застали в доме родителей Фоти сплошной плач и гореванье. Матушка София — мать Фоти — пила отвар ладаницы, родня, сидя по лавкам, галдела и судачила, но никто ничего не предпринимал. Асикрит, то есть сборщик податей, нагрянул в их село вчера, как коршун на цыплят. Все попрятались, некоторые бежали в лес, несмотря на самое боевое время пахоты, на что и рассчитывал асикрит, чтобы неплательщики оказались на местах.
А незадачливый Устин Русин, то ли он замешкался, то ли надеялся на свое красноречие, то ли на то, что авось пронесет…
Короче говоря, во всем селе взяли только его одного, как он ни показывал свои рубцы от ран, даже деньги какие-то сулил в качестве подарка… Поскольку он сопротивлялся и сыновья пытались его выручить, ему скрутили руки и увезли. Сын Сергей показывал лиловый синяк на спине.
Размышляя об этом, Денис быстро натолкнулся на странный факт. Переоформить документы на владение в Византии, тем более на землю, это очень долгая и муторная история. Как же сочинялся в столичных ведомствах акт о передаче земли Русина иному владельцу, если сам Русин об этом ни сном ни духом не ведал, хотя бы и был недоимщик? В этом должна была быть какая-то руководящая и направляющая сила! Но никто ничего не мог ему объяснить.
— Выпустят! — повторил Денис. — Я уже хорошо изучил ваших мздоимливых римлян!
— Наших римлян! — вскричал генуэзец. — Я никак не причисляю себя к римлянам, они вот славяне, ты — тавроскиф…
Когда Денис отыскал в Амастриде сборщика податей, посадившего Устина Русина в долговую яму, и выразил даже желание заплатить за него недоимку, и немалую, тот тоже с некоторым изумлением встретил появление царского моливдовула, предъявленного Денисом. Кстати, наш Денис, уже искушенный в византийском актерстве, не просто так представился в качестве нового владельца усадьбы Русина, а разыграл целую сцену.
Когда сборщик податей — асикрит — заявил ему, что неисправный должник Устин Русин уже им передан в ведение эпопта — городского судьи, Денис встал во весь свой хороший рост и закричал на весь зал самым что ни на есть зычным голосом:
— Слава всевеличайшему, христолюбивейшему императору Алексею Второму, василевсу, самодержцу, слава!
Асикрит первым понял замысел Дениса, мгновенно вскочил со стула и опустился рядом со своей кафедрой на колени. Денис поднял над головой грамоту с подлинной подписью василевса и болтающейся свинчаткой печати. В большой сводчатой палате сборщика налогов трудилось два десятка чиновников, а перед ними посетители жужжали, словно рой насекомых. Не дожидаясь, когда Денис вызовет караул (он имел право это сделать по византийским законам) и привлечет к ответственности за непочтение к имени самодержца, все двадцать палатских крыс выскочили из-за своих столов и смиренно встали на колени, а рядом с ними примостились и их досужие клиенты. Удовлетворенный Денис, как хороший режиссер, сам благоговейно облобызал свинцовую печать моливдовула и повторил:
— Слава всевеличайшему, всесвященнейшему государю Алексею Второму Комнину, да живет он вечно.
— Да живет он вечно! — подхватили стоящие на коленях.
Этот небольшой спектакль помог Денису сразу заработать высокий авторитет в Амастриде. Чиновники шептались о нем, как о Хлестакове в другой стране и в другом веке: «Столичная штучка!»
Далее. Имея возможность внимательно рассмотреть и изучить предъявленный им асикриту указ, Денис с весельем обнаружил, что кроме права на усадьбу Русина в приходе церкви Сил бестелесных, что в волости Филарица, он обладает и правом экскуссии, то есть не подвластен мирскому суду, сам может творить суд и расправу над любым своим крепостным и домочадцем, не платит налогов, не вносит местных сборов и так далее. Именно это право экскуссии, очевидно, и огорошило асикритов. Рассчитывая отнять имение у бессловесного Русина, об экскуссии они не могли мечтать, надо было иметь очень хорошие связи при дворе, чтобы ее получить.
Забегая вперед, скажем, что, размышляя о том, как ему удалось получить сию диковинную экскуссию, сам Денис приписывал это только Марухе в тот период, когда она еще рассчитывала на него. И еще сразу скажем: Денис, конечно, думал, этично ли ему отбирать все-таки имение у семьи Русиных. Но был совершенно уверен, что женится на Фоти и таким образом обеспечит всей ее семье и благополучие, и безопасность от чиновников.
Протоасикрит (то есть первый секретарь ведомства сбора налогов), арестовавший Русина, долго с недоумением рассматривал строки об экскуссии и вдруг спросил:
— А тебя как зовут, не Валтасар?
— Тут ясно сказано, — напуская на себя раздражение, а сам втайне ликуя, ответил Денис. — Кто я и какой у меня род и чин.
— Гм! — разюмировал Протоасикрит. — И ты потребуешь, конечно, чтобы упомянутого Русина я тотчас освободил?
Денис беспардонно шлепнул перед ним на бумаги один из кошелечков Ферруччи. Протоасикрит смел его привычно горстью, но закричал:
— Закон обратной силы не имеет! Пусть Русин сам расплачивается за свои недоимки. Да и кто он тебе?
После всех разговоров Денис, услышавший, что ключ от темницы находится у самого эпопта, а сам этот эпопт поехал на богомолье в соседний монастырь, сегодня поминки по его жене, а она там погребена, почувствовал, что повременить надо, обдумать ситуацию, и, заручившись обещанием, что Русина выпустят, вышел к коновязи, где его ждали Ферруччи и младший Русин.
— У, скорпионий дом! — сказал младший Русин, услышав рассказ Дениса, и даже, не боясь, кулаком погрозил в сторону градоначальства.
— А я думаю, — покачал головой Ферруччи, — тут дело в том, что кошелька нашего ему мало… Но у меня уже и не осталось этих кошельков.
Они поехали, пообедали на рынке. По случаю голода и дороговизны все было недоступно, но все же они полакомились мясом, жаренным на палочках, — нечто вроде нашего шашлыка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162