- Говорят наши балаклавские греки: доктору честь и трон! - и тронул рукою стул, взметнув на Ивана Васильича жирным, как маслина, глазом.
А капитан Сутормин, стройный и бравый человек, лет сорока, но со странной наклонностью всех подозревать в плутовстве, подмигнул ему хитро, потер руки и рассыпал добродушный горох:
- Ррракальство, - а?.. Доктор в собррании завтрракать решился!.. И уже... пропустил киндеррбальзаму!
Шорохов же, поручик, поднял на него от стола один (правый) ус, блеклый по цвету, но стоящий лихо под прямым углом, и не то пожаловался, не то похвастал ни с того, ни с сего:
- А мне сегодня в городской караул рундом!
- Ты посмотри-ка там на главной гауптвахте, - говорят, штабс-ротмистр Зеленецкий деньги арестованных пропил, - ей-богу! - ввернул Караманов весело.
А Сутормин опять потер руки, опять подмигнул хитро и горох рассыпал:
- Рракальство!.. Протопи поди, порручик Шоррох, дабы не пропиться тебе!..
- Господа! - обвел всех трех усталыми глазами Иван Васильич. - А как вы думаете, если бы, например... горячего борщу... или супа?
Он совсем не о том хотел сказать: он хотел как-нибудь намеком, обходом каким-нибудь осторожным спросить о своем, - об Еле и о полковнике Ревашове, - как бы кто из них поступил на его месте, но не нашел для этого таких отдаленных слов. Он и этим вопросом своим очень удивил Караманова.
- Бо-орщу!.. - совсем закривил нос Караманов. - В десять часов утра какой это вам борщ?
А бравый Сутормин положил свою руку на его плечо и протянул очень умиленно:
- Давайте, цвибельклопсик закажем, а?.. Идет? - и, не дожидаясь, что он скажет, застучал ножом по тарелке.
В это время шумно было кругом, несмотря на то, что под люстрой, посередине стола пышно сидел начальник дивизии. Со всех сторон стучали ножами по тарелкам, и всюду метались солдаты с подносами, было уж накурено до синего тумана, а из тумана этого выхватывал глаз то крутую лысину, то блеск погона на крутом плече, то крутую щеку, щедро красную от водки и прогулки по ночным полям.
Около генерала розеткой расселось штаб-офицерство полка, и сияющ был лик полковника Корна, так что нет-нет да и взглядывал на него Иван Васильич: приятно было, что он очень спокоен, ко всем кругом благожелателен, молод еще и так на диво выхолен и так вынослив, что совершенно свеж после бессонной ночи.
Он заметил, что и в околотке, когда кричал генерал, то смотрел на него, на своего начальника, несколько удивленно и непонимающе полковник Корн.
А генерал огрузнел, и еще больше, чем в околотке, набрякло у него подглазье: снизу мешки, сверху бородавки, и между ними тускло что-то чернело... Челюсти же работали больше насчет передних зубов, отчего серые усы все целовались с нахлобученным носом, и серая борода вела себя очень беспорядочно.
Громко говорили все кругом, однако яснее и отчетливей все-таки было то, что капитан Сутормин, подмигивая, пытался втолковать Караманову:
- По полевому уставу, брратец ты мой, - да не по старому, какой ты в юнкерском учил, а по новому, от прошлого года, никакого прикрытия к обозу первого разряда не полагается, а Кубарев взял у меня взвод на прикрытие!.. Понял?!
- Разве не полагается? - спрашивал Караманов.
- Ага!.. Я, бррат, знал ведь, что ты не знаешь!
- А на черта мне это знать?.. Обоз полковой, а не ротный...
Поручик отозвался тоже:
- Не полагается днем, - это так, согласен... А ночное движение... в уставе не сказано...
Подскочивший к столику солдат-буфетный помешал Сутормину установить точно насчет ночных движений и прикрытия: нужно было заказать цвибельклопс на четверых, - и поручик добавил, небрежно утюжа усы:
- А у нас в роте чуть солдат не утонул, черт его знает...
- Ну уж, ну, у-то-нул! - скривил нос Караманов.
- Факт!.. В колодезь упал... Дозорный один...
- До-зор-ный!.. И вытащили?..
- Да колодезь был полный, а шейка, понимаешь ли, узенькая... сам вылез... болван, черт его знает!.. Ну уж мокрый шел, как... бредень!..
И очень довольный, что рассказал занятное так складно, поручик Шорохов посмотрел улыбаясь не только на всех за своим столом, но и на генерала под люстрой.
Цвибельклопс был любимое и дежурное блюдо в полку, - его не пришлось ждать долго, и когда он задымился на столе, Иван Васильич пригляделся несмело к остальным троим и сказал очень для всех неожиданно:
- Может быть... водочки возьмем... графинчик?
- Ого, доктор!.. Брраво, эскулап!.. Угощаете? - подхватил Сутормин.
- Я?.. Да... Отчего же...
- В кои-то веки! - повеселел Караманов.
А Сутормин умиленно положил руку на руку Ивана Васильича, рассыпал свое: "Ррракальство!" - и подмигнул левым глазом.
Но тут Шорохов, сидевший лицом ко входной в собрание двери, протянул командно, как на ученье:
- Ка-ва-лерия... с фронта!
И все оглянулись на дверь, куда он смотрел, и, озадаченно открывши рот, полуподнявшись, увидел Иван Васильич вошедшего в зал полковника Ревашова: колыхался в дыму синем, брякая шпорами, и вот подошел прямо к тому месту стола, где сидел генерал.
Совершенно выпрямился было Иван Васильич, но кинул ему насмешливо Караманов:
- А кто вам командовал "встать", доктор?.. Можете не беспокоиться!..
Но, и садясь, следил Иван Васильич, как здоровался с генералом и Корном и Черепановым Ревашов и как раздвинулась розетка около Горбацкого, чтобы усадить гостя.
- Он с рапортом, как начальник гарнизона, или так? - спросил несмело Иван Васильич Караманова.
- Если бы с рапортом, - мы бы для приличия тоже встали, - ответил тот, а Сутормин добавил:
- Он за ним посылал, кажется, - Горбацкий... Он ему по жене покойной какая-то вода на киселе...
- Десятая, - догадался Шорохов.
Из принесенного солдатом графинчика выпил Иван Васильич еще две рюмки, пробормотавши после второй:
- Чувствую как будто озноб маленький... а спирт - он все-таки согревает...
- Браво, эскулапия! - подмигнул Сутормин, и Иван Васильич вспомнил вдруг, что капитан этот тоже имеет дочь-гимназистку, и спросил зачем-то совершенно неожиданно для Сутормина:
- Как ваша девочка?.. Помню ее... видел... славная такая...
- У меня их две... Вы о которой? - удивился вопросу капитан.
- О старшей это я, о старшей, - сконфузился было, но тут же оправился Иван Васильич.
- Старшая - Катя, а младшая - Варя... Что же им?.. Цветут и благоухают... Тянут с папаши соки...
- Старшая?
- Да и младшая тоже не отстает...
- А она в каком же классе... Катя?
- Да ведь в одном, кажется, с вашей... в шестом... Ррракальство, графинчик наш мал и ничтожен!.. Болтается одна рюмка на дне!
- И той нет! - сказал Караманов, налил себе и поспешно выпил.
На одну минуту, видя, что не знает Сутормин и никто за столом о Еле (да и откуда они могли бы узнать?), на одну минуту всего хотелось забыться Ивану Васильичу, и повторил он по-отцовски благодушно, что сказал бравый капитан с подмигом левого глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104