Может быть, на него самого усиленно напирали немцы? Нет, как только загнулся в сторону 28-й дивизии правый фланг дивизии фон Конта, против Розеншильда не было противника - окопы его опустели. Но, получив в девять часов утра записку Лашкевича с просьбой о помощи, Розеншильд сейчас же обратился к начальнику 25-й дивизии Булгакову с подобной же просьбой помочь ему, Розеншильду, в штурме трех деревень, который он желает подготовить как следует, так как они сильно укреплены противником.
Казалось бы, что штурмовать какие-то укрепленные деревни в то время, когда рядом громят и уничтожают вторую половину своего же 20-го корпуса, больше чем дико, что это преступление, притом тягчайшее, - измена своим и содействие врагу в его замыслах и усилиях, - однако Розеншильд не только сам лично был занят какой-то ненужной для общего дела химерой, но стремился вовлечь в нее и 25-ю дивизию.
И неизменно, как только он получал от Лашкевича просьбу о помощи, он тут же писал Булгакову, что собирается штурмовать немецкие позиции и просит ему помочь.
Вполне допустимо, что он только хотел ввести в заблуждение Булгакова и втравить его в штурм деревень, никому из них не угрожавших, в то время как окончательно разгромленная и отброшенная 28-я дивизия обнажала его же, Розеншильда-Паулина, правый фланг и ставила в очередном порядке его дивизию в такое же труднейшее, разгромное положение, так как против нее тоже начали бы действовать, как и против 28-й, тройные силы.
Булгаков не удержался все-таки, чтобы не выступить с поддержкой Розеншильда: он двинул один из полков своих в атаку на деревни, о которых ему писал Розеншильд, но атака эта была отбита немцами, а повторить ее более крупными силами он уже не хотел.
Что же это были за деревни и кто защищал их? Защита этих деревень была поручена генералом Франсуа начальнику резервной дивизии, прибывшей из Кенигсберга, генералу Бродвику, а назначение этого опорного пункта заключалось в том, чтобы заманить туда хотя бы две русских дивизии, как на дно мешка, который легко можно бы было завязать после уничтожения правофланговой дивизии.
Так, силами одного своего корпуса Франсуа, которому нельзя отказать в тактических способностях, предполагал изъять из армии Ренненкампфа не меньше трех дивизий, однако победа над упорно защищавшейся одной дивизией Лашкевича досталась ему только спустя двенадцать часов после начала атаки, а такое продолжительное напряжение всех сил не могло не утомить его солдат.
К четырем часам дня они выдохлись. Нечего было и думать о мешке для двух других русских дивизий - впору было только дать отдых своим, удовольствоваться несколькими тысячами взятых в плен и объявить в приказе по корпусу, что бой будет возобновлен утром на следующий день.
V
Не пришлось все же победителю на правом фланге 1-й русской армии возобновлять боя, так как и в центре и на левом фланге все усилия Макензена и Бюллова разбились о стойкость русских войск.
Оба эти генерала, получившие большую известность впоследствии, именно здесь, в Гумбинненском сражении, начинали свою боевую карьеру.
Макензен, прозванный своими солдатами "стальною крысой", бывший кавалерист, поставленный во главе 17-го пехотного корпуса, начал в 4 часа атаку с не меньшей энергией, чем Франсуа. Аванпостные русские части, расположенные вдоль реки Роминте, были сняты и далеко отброшены к главным силам натиском полков двух дивизий Макензена - 35-й и 36-й.
К тому времени, когда Розеншильд-Паулин обращался за помощью к генералу Булгакову, то есть к 9 часам утра, дела самого Булгакова были весьма неважны: немцы овладели несколькими деревнями впереди 25-й дивизии, которые Булгаков должен был занять к 5 часам утра по диспозиции, полученной накануне от командира своего 3-го корпуса, генерала Епанчина.
В корпус Епанчина входило не две, а три дивизии: 25-я, 27-я и 40-я, так что у Макензена не было превосходства в силах, и первоначальный успех его зависел только от того, что атаки немцев не ожидали ни в одной из трех русских дивизий.
Епанчин, получив накануне телеграмму Ренненкампфа о дневке для всей армии, приказал своему корпусу: "Ввиду утомления войск и необходимости подтянуть тыловые учреждения и пополнить запасы, продвинуться вперед лишь настолько, насколько это возможно, при условии не вступать в упорный бой с неприятелем..." В упорный бой вступать и не собирались.
Однако упорный бой был навязан немцами, и он разгорелся по всему фронту корпуса Епанчина часам к 10 утра.
Генерал Булгаков, находясь довольно далеко в тылу своей дивизии, не представлял ясно, в каком положении она находилась, иначе он с легким сердцем не отправил бы один из своих полков в помощь Розеншильду.
Он двинул в сторону 29-й дивизии первый свой полк - 97-й Лифляндский, стоявший в резерве, а три остальных его полка: 98-й, 99-й и 100-й - поспешно отступали под напором 35-й дивизии Макензена, причем последний полк понес очень большие потери.
Только узнав об этом, Булгаков покинул свою штаб-квартиру, появился сам на линии огня и личным вмешательством остановил отходившие полки, указав одному из дивизионов своей артиллерии позицию, занять которую было необходимо, чтобы укротить наступательный порыв немцев.
Дивизии Макензена были образцовые, укомплектованные исключительно только пруссаками. Эти рослые, здоровенные солдаты и офицеры были от темени до подошв проникнуты сознанием, что они должны показать и кайзеру Вильгельму, и всей Германии, и всему миру, как надо защищать родную землю, поэтому они шли в атаку плотным строем, считая постыдным строй рассыпной, а тем более приспособление к местности.
Они попали под прямоприцельный огонь легкой артиллерии 25-й дивизии, но шли, поминутно смыкая ряды над убитыми; они попали под густой пулеметный обстрел, но шли... пока не выдохся, наконец, их боевой азарт, и они залегли и стали окапываться.
Это было уже после полудня. Часа два выдерживали они в своих мелких окопах убийственный огонь русских пушек, но часам к четырем дня остатки их в полной панике, во всю силу длинных ног, бежали назад, к реке Роминте...
Так было на фронте Булгакова.
Вторая же дивизия Макензена - 36-я - направлена была против 27-й и 40-й дивизий Епанчина побригадно, что явилось уж следствием чересчур большой самоуверенности Макензена. Но силы уравновешивались тем, что 27-я дивизия, потерявшая целый полк (Оренбургский) в бою под Шталлупёненом и, кроме того, понесшая там большие потери, численно не превосходила бригады немцев, а начальник 40-й дивизии генерал Короткевич руководил своей дивизией так, как может это делать человек, просидевший за время своей службы не один десяток штабных кресел, но ни разу не выполнявший ни одной ответственной задачи на поле сражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77