— Он бросил взгляд на сверток, лежащий рядом с Сигрид.
Малыш проснулся, помахал своими розовыми маленькими кулачками, закрыл глазки и открыл рот в сильном зевке, закончившемся хныканьем.
Сигрид засмеялась, Кальв же только слегка улыбнулся.
— Ты обещал быть хорошим отцом для него, — промолвила она.
— И выполню обещание.
Кальв продолжал сидеть, но смотрел в сторону. Ему казалось, что он здесь лишний.
Но вот он взял себя в руки; у него нет причин думать так. Эгга сейчас принадлежит ему, и Сигрид здесь потому, что он женат на ней. Малыш — его приемный сын. Кальв оказался единственным отцом, которого тот будет знать.
Он повернулся и посмотрел на малыша. Сложен хорошо и здоров, и, насколько ему известно, голос у него в порядке. Сигрид выжидающе смотрела на Кальва и улыбнулась, когда тот протянул руку и дотронулся до головы мальчика.
Потом он внезапно обнял их обоих.
— Думаю, что, если мне хочется, чтобы нам с тобой было хорошо, я должен принять вас обоих, — выдохнул он.
И когда она отпустила малыша и обняла его за шею, он глубоко и с облегчением вздохнул. Наконец они нашли друг друга.
— Снег все еще идет? — спросила она.
— Да, — ответил он удивленно.
Когда он взглянул на нее, то увидел на ее глазах слезы. Но она улыбалась.
На Рождество службу первый раз служили в Эгга.
Прошло немногим более недели со дня равноденствия, и Сигрид снова была на ногах, однако еще не настолько оправилась, чтобы снова начать управлять усадьбой. У нее заболела грудь, и она вынуждена была пролежать в постели дольше обычного. Необходимо было подыскать для малыша кормилицу.
Йон объяснял людям, что они не должны делать.
Сигрид испугалась, когда он пожелал запретить им приносить еду на кладбище покойникам во время солнцеворота и задабривать ниссе, что они привыкли делать каждый год. Но ему пришлось уступить, когда Кальв сказал, что вряд ли кому будет плохо, если мертвецы и духи останутся довольны, — конечно, при условии, что люди не забудут свой христианский долг.
Во время мессы церковь в Эгга была забита людьми до отказа. Священник Йон прекрасно говорил о свете, снизошедшем на мир более тысячи лет тому назад и луч которого сейчас, наконец, проник на север в Трондхейм.
Но большинство людей в церкви испытывали голод. Мало кто из них постился только по пятницам и другим особым постным дням, а ведь пост в адвент длится долго.
Даже если у некоторых прихожан глаза блестели и они внимали проповеди, мысль о рождественском разговении занимала большинство присутствующих.
Грьетгард вместе с Кальвом и Сигрид присутствовали в церкви, а Турира не было. Он уехал на север с Туриром Собакой и Сигурдом и перезимовать намерен был в Бьяркее. Сигрид сердилась, видя, что Грьетгард не может спокойно стоять во время мессы. Но думала, что говорить с ним об этом бесполезно: он только заупрямится. А из-за этого рассердится Кальв и накажет его, что не улучшит отношений между ними.
Она повернулась в сторону Йона и попыталась следить за тем, что он говорит. Но мысли снова, сбились, и вместо того, чтобы слушать, она стала думать о самом Йоне.
Она обратила внимание, что когда он разговаривает с людьми, то у многих на устах появляется улыбка и мало кто отзывается о нем плохо. Священник ходил по округе спокойно и тихо, с таким видом, будто он всегда думал, что находится в пути; засыпал в неурочное время и всегда мог как-то сделать так, что его приглашали к столу, куда бы он ни приходил. От него исходили добро, и его благожелательность заставляла людей относиться к нему снисходительно.
Сигрид перед Рождеством исповедовалась у него. Он был серьезен и строг, предостерегая ее от грехопадения, но тут же, дав прощение, наложил мягкое наказание и велел покаяться.
Внутренне она была рада, что исповедовалась не у отца Освальда; она даже вздрогнула от такой мысли.
Спустя несколько дней после рождественской мессы к Сигрид прибежала одна из служанок и с ужасом в голосе сказала, что в усадьбе появилось привидение. Люди уже несколько ночей видели в церкви огонь. Но когда несколько смелых мужчин решились войти туда, они никого не обнаружили ни внутри, ни снаружи.
Сигрид переговорила об этом с Кальвом, и на следующую ночь он, взяв с собой несколько человек, пробрался в церковь. Когда же вернулся оттуда, то был почти смущен.
— Это Йон-священник, — промолвил он. — Попытался спрятаться от нас. Мне совершенно непонятно, зачем ему нужно бродить по церкви посреди ночи!
— Если у него такая привычка, то неудивительно, что он всегда сонный, — улыбнулась Сигрид.
Чем больше она думала о Йоне, тем более удивительным представлялся он ей. Ее заинтересовало, кем он был до того, как стал священником, и почему приехал в Норвегию.
В это время она, в надежде больше узнать о нем, стала усердно посещать церковь. Однажды Сигрид даже стало стыдно, когда Йон сказал, что рад ее усердию. Это, сказал он, принесет благословение Эгга.
Но объяснение поведению священника пришло не оттуда, откуда ожидала его Сигрид.
Однажды в Эгга приехали Финн и Ингерид. Они засиделись до поздней ночи, разговаривая с Кальвом и Сигрид. Священник также еще не ложился в постель; сидел и дремал. Время от времени приходил в себя, чтобы глотнуть пива.
Ингерид рассказывала Сигрид о Блотульфе. Он стал еще молчаливее и мрачнее; сколько ни старайся, из него не вытянешь ни слова; бранится только.
Вон тот — она головой показала на Йона — много раз бывал в Гьёвране, говорил с Блотульфом хорошо и по-доброму, но тот отвечал непристойностями.
Кальв рассказывал Финну о том, что слышно на юге. Гудбрандсдален принял христианство, и Дале-Гудбранд принял решение совершить обряд крещения. Говорят, что он якобы послал своего сына Альва на север собрать войско и остановить людей конунга. Но Альв оказался не столь мудрым, встретившись с войском короля. Гудбранд вышел из себя после возвращения сына домой, когда королевские дружинники разогнали собранное там войско. И Гудбранд вынужден был смириться, когда король приказал изрубить на куски его богов.
— Курица, несущая щит перед зайцем, слабая тому помощь, — сказал Финн, и все засмеялись.
Йон встрепенулся.
— Олав казнил людей, издевался над ними?
— Как мне рассказывали, нет, — ответил Кальв. — Он предоставил тамошнему народу выбор между смертью и христианством, но никогда не казнил и не уродовал.
— Слава Тебе, Господи! — священник воздел руки к небу.
Остальные четверо обменялись взглядами.
— Простите меня, — сказал Йон. Он не был таким смущенным, как они. — Я должен все объяснить вам?
И поскольку ответа не услышал, он начал рассказ, мигая и прерываясь время от времени.
— Раньше я был пастором в Кэнтербери в Англии, — сказал он. — Одним из священнослужителей в соборе, настоятелем которого был святой архиепископ Элфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Малыш проснулся, помахал своими розовыми маленькими кулачками, закрыл глазки и открыл рот в сильном зевке, закончившемся хныканьем.
Сигрид засмеялась, Кальв же только слегка улыбнулся.
— Ты обещал быть хорошим отцом для него, — промолвила она.
— И выполню обещание.
Кальв продолжал сидеть, но смотрел в сторону. Ему казалось, что он здесь лишний.
Но вот он взял себя в руки; у него нет причин думать так. Эгга сейчас принадлежит ему, и Сигрид здесь потому, что он женат на ней. Малыш — его приемный сын. Кальв оказался единственным отцом, которого тот будет знать.
Он повернулся и посмотрел на малыша. Сложен хорошо и здоров, и, насколько ему известно, голос у него в порядке. Сигрид выжидающе смотрела на Кальва и улыбнулась, когда тот протянул руку и дотронулся до головы мальчика.
Потом он внезапно обнял их обоих.
— Думаю, что, если мне хочется, чтобы нам с тобой было хорошо, я должен принять вас обоих, — выдохнул он.
И когда она отпустила малыша и обняла его за шею, он глубоко и с облегчением вздохнул. Наконец они нашли друг друга.
— Снег все еще идет? — спросила она.
— Да, — ответил он удивленно.
Когда он взглянул на нее, то увидел на ее глазах слезы. Но она улыбалась.
На Рождество службу первый раз служили в Эгга.
Прошло немногим более недели со дня равноденствия, и Сигрид снова была на ногах, однако еще не настолько оправилась, чтобы снова начать управлять усадьбой. У нее заболела грудь, и она вынуждена была пролежать в постели дольше обычного. Необходимо было подыскать для малыша кормилицу.
Йон объяснял людям, что они не должны делать.
Сигрид испугалась, когда он пожелал запретить им приносить еду на кладбище покойникам во время солнцеворота и задабривать ниссе, что они привыкли делать каждый год. Но ему пришлось уступить, когда Кальв сказал, что вряд ли кому будет плохо, если мертвецы и духи останутся довольны, — конечно, при условии, что люди не забудут свой христианский долг.
Во время мессы церковь в Эгга была забита людьми до отказа. Священник Йон прекрасно говорил о свете, снизошедшем на мир более тысячи лет тому назад и луч которого сейчас, наконец, проник на север в Трондхейм.
Но большинство людей в церкви испытывали голод. Мало кто из них постился только по пятницам и другим особым постным дням, а ведь пост в адвент длится долго.
Даже если у некоторых прихожан глаза блестели и они внимали проповеди, мысль о рождественском разговении занимала большинство присутствующих.
Грьетгард вместе с Кальвом и Сигрид присутствовали в церкви, а Турира не было. Он уехал на север с Туриром Собакой и Сигурдом и перезимовать намерен был в Бьяркее. Сигрид сердилась, видя, что Грьетгард не может спокойно стоять во время мессы. Но думала, что говорить с ним об этом бесполезно: он только заупрямится. А из-за этого рассердится Кальв и накажет его, что не улучшит отношений между ними.
Она повернулась в сторону Йона и попыталась следить за тем, что он говорит. Но мысли снова, сбились, и вместо того, чтобы слушать, она стала думать о самом Йоне.
Она обратила внимание, что когда он разговаривает с людьми, то у многих на устах появляется улыбка и мало кто отзывается о нем плохо. Священник ходил по округе спокойно и тихо, с таким видом, будто он всегда думал, что находится в пути; засыпал в неурочное время и всегда мог как-то сделать так, что его приглашали к столу, куда бы он ни приходил. От него исходили добро, и его благожелательность заставляла людей относиться к нему снисходительно.
Сигрид перед Рождеством исповедовалась у него. Он был серьезен и строг, предостерегая ее от грехопадения, но тут же, дав прощение, наложил мягкое наказание и велел покаяться.
Внутренне она была рада, что исповедовалась не у отца Освальда; она даже вздрогнула от такой мысли.
Спустя несколько дней после рождественской мессы к Сигрид прибежала одна из служанок и с ужасом в голосе сказала, что в усадьбе появилось привидение. Люди уже несколько ночей видели в церкви огонь. Но когда несколько смелых мужчин решились войти туда, они никого не обнаружили ни внутри, ни снаружи.
Сигрид переговорила об этом с Кальвом, и на следующую ночь он, взяв с собой несколько человек, пробрался в церковь. Когда же вернулся оттуда, то был почти смущен.
— Это Йон-священник, — промолвил он. — Попытался спрятаться от нас. Мне совершенно непонятно, зачем ему нужно бродить по церкви посреди ночи!
— Если у него такая привычка, то неудивительно, что он всегда сонный, — улыбнулась Сигрид.
Чем больше она думала о Йоне, тем более удивительным представлялся он ей. Ее заинтересовало, кем он был до того, как стал священником, и почему приехал в Норвегию.
В это время она, в надежде больше узнать о нем, стала усердно посещать церковь. Однажды Сигрид даже стало стыдно, когда Йон сказал, что рад ее усердию. Это, сказал он, принесет благословение Эгга.
Но объяснение поведению священника пришло не оттуда, откуда ожидала его Сигрид.
Однажды в Эгга приехали Финн и Ингерид. Они засиделись до поздней ночи, разговаривая с Кальвом и Сигрид. Священник также еще не ложился в постель; сидел и дремал. Время от времени приходил в себя, чтобы глотнуть пива.
Ингерид рассказывала Сигрид о Блотульфе. Он стал еще молчаливее и мрачнее; сколько ни старайся, из него не вытянешь ни слова; бранится только.
Вон тот — она головой показала на Йона — много раз бывал в Гьёвране, говорил с Блотульфом хорошо и по-доброму, но тот отвечал непристойностями.
Кальв рассказывал Финну о том, что слышно на юге. Гудбрандсдален принял христианство, и Дале-Гудбранд принял решение совершить обряд крещения. Говорят, что он якобы послал своего сына Альва на север собрать войско и остановить людей конунга. Но Альв оказался не столь мудрым, встретившись с войском короля. Гудбранд вышел из себя после возвращения сына домой, когда королевские дружинники разогнали собранное там войско. И Гудбранд вынужден был смириться, когда король приказал изрубить на куски его богов.
— Курица, несущая щит перед зайцем, слабая тому помощь, — сказал Финн, и все засмеялись.
Йон встрепенулся.
— Олав казнил людей, издевался над ними?
— Как мне рассказывали, нет, — ответил Кальв. — Он предоставил тамошнему народу выбор между смертью и христианством, но никогда не казнил и не уродовал.
— Слава Тебе, Господи! — священник воздел руки к небу.
Остальные четверо обменялись взглядами.
— Простите меня, — сказал Йон. Он не был таким смущенным, как они. — Я должен все объяснить вам?
И поскольку ответа не услышал, он начал рассказ, мигая и прерываясь время от времени.
— Раньше я был пастором в Кэнтербери в Англии, — сказал он. — Одним из священнослужителей в соборе, настоятелем которого был святой архиепископ Элфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69