И тогда я спросил Торда, не хочет ли он рассказать королю о случившейся беде, если тот уже проснется. И Торд сказал, что да, он поговорит с ним, если я осмелюсь разбудить короля. После этого я приказал одному из священников звонить в церковный колокол. И Торду пришлось стоять возле королевской постели и объяснять ему, сонному и раздраженному, все.
— Все ужасно боятся будить короля, — заметил Кальв. — Но вряд ли стоит относиться к ночному сну с такой предвзятостью. Я слышал, что ты не осмеливался нарушить его ночной покой даже тогда, когда его любовница родила сына и оба, мать и ребенок, были в опасности…
— Это верно, — ответил Сигват. — Будить его столь же опасно, как медведя в берлоге. Я предпочел сам дать мальчику имя и тем самым вызвать гнев короля, но не будить его.
— Ты еще хорошо отделался, — заметил Кальв, — могу себе представить, каким странным показалось королю имя Магнус.
Сигват захохотал.
После этого разговор пошел о более серьезных вещах.
Они говорили о союзе короля со шведским королем Энундом и о том, что король Кнут хочет подчинить себе всю Норвегию. Он полагал, что имеет наследственное право владения страной, доставшееся ему от отца, Свейна Вилобородого, правящего большей частью Норвегии.
После этого они говорили о новом христианском праве короля.
Кальв полагал, что король слишком торопится с изменением законов, Сигват же воодушевлялся, когда речь заходила о том, что Олав следует христианским законам, несмотря на то, что в отдельных местностях сохранялись прежние законы.
— Он сделал то, чего не удавалось сделать до него никому, — сказал он, — он сделал из Норвегии государство настолько сплоченное, что его уже невозможно раздробить на куски.
Но Кальв был с ним в этом не согласен.
— Во многих местах королем недовольны, — сказал он, — он действует слишком быстро. Государство может развалиться на куски еще во время его правления.
— Ты теперь говоришь не так, как говорил во времена королевской дружины, Кальв Арнисон, — сказал Сигват.
— С тех пор я многому научился, — ответил Кальв, — я не склонен к принятию поспешных решений. И, на мой взгляд, король сделал много необдуманных шагов. Если бы он был в здравом уме, он не вынес бы смертный приговор Асбьёрну Сигурдссону из Тронденеса. И если бы Торарин Невьольвссон позволил бы королю убить себя, конунг нажил бы себе врагов как среди эгденцев, так и среди холейгенцев. Что касается холейгенцев, то они и раньше были недовольны им — и не без причины: он запретил им покупать зерно на юге в неурожайный год. Ты же знаешь, чем голоднее вошь, тем сильнее она кусает.
Сигрид знала, о чем идет речь; она слышала от Финна Харальдссона о поездках на юг Асбьёрна Сигурдссона.
Сначала он отправился в Сэлу и купил зерно у раба, принадлежащего брату его матери, Эрлинга Скьялгссона, поскольку рабы были не обязаны следовать указам короля. Но наместник короля в Авальдснесе, Турир Тюлень, все зерно отобрал у него на обратном пути; он отобрал у него также парус, а взамен дал какое-то тряпье.
Асбьёрн очень тяжело переживал все это, обдумывал план мести. Следующей весной он снова отправился в Авальдснес, где на его глазах Турир Тюлень врал о нем в присутствии короля. Для Асбьёрна это было уже слишком; и он убил Турира прямо в королевском зале. Король пришел в ярость и не хотел слышать никаких объяснений. И только благодаря вмешательству Скьялга Эрлингссона, его племянника, и Торарина Невьольвссона Асбьёрн остался в живых. Скьялг отправился в Сэлу за своим отцом, а Торарин пустил в ход всевозможную лесть, чтобы король повременил со смертным приговором пока Скьялг не вернется с Эрлингом. И только увидев вооруженных людей Эрлинга, король согласился оставить в живых Асбьёрна. Но тому пришлось пообещать королю занять место Турира Тюленя в Авальдснесе.
Это очень не понравилось брату его отца, Туриру Собаке; тому казалось, что это позор для их рода. И когда Асбьёрн приехал на север, чтобы присмотреть за своим хозяйством, тот посоветовал ему остаться там. Этот совет показался Асбьёрну дельным, и он остался в Тронденесе вопреки воле короля.
На следующий год он был убит одним из королевских людей по имени Осмунд Транкьеллссон. В убийстве был виновен и еще один человек по имени Карле.
— Ты, — сказал Сигват, — ты прав, конунг действовал слишком поспешно в деле, требующем всестороннего рассмотрения. Но это было несколько лет назад, теперь он стал мягче. Я пробовал усмирить его и, можешь быть уверен, я не всегда во всем согласен с ним.
Он зевнул.
— Давай поговорим о чем-нибудь более интересном, — добавил он, — Хьяртан, не расскажешь ли ты нам что-нибудь?
— Думаю, тебе известны все мои саги.
— Ты был со мной в торговом плаваньи, наверняка ты выдумал что-нибудь новенькое.
— Я стал слишком стар и медлителен, — ответил Хьяртан. Теперь ему больше нравилось сидеть за веслами и удить рыбу. — Здесь, в Трондхейме, я обрел покой.
— Местным жителям явно не хватает весельчаков-исландцев, — сказал Сигват, бросив на Кальва глубокомысленный взгляд. Кальв рассмеялся.
— Ты прав, — сказал он. — Но теперь, мне кажется, ты должен показать, на что способен скальд…
В глазах Сигвата загорелся веселый огонек, когда он встал и принялся слагать шутливые стихи о тех из присутствующих, кого он знал.
В этот вечер Кальв слишком много выпил, и двое работников уложили его в постель. Все разошлись.
Прежде чем отправиться спать, Сигрид стояла некоторое время во дворе. Вечер был на редкость тихим и ясным. Зелено-желтый свет озарял дома и деревья; казалось, что небо светится…
У нее не было особого желания отправляться к пьяному Кальву. И ее раздражало не только его неумеренность в питье; по сравнению с Сигватом он казался ей косноязычным, особенно в конце вечера.
Когда разговор снова зашел о королевском правосудии, Кальв упомянул о смерти Эльвира в Мэрине и о том, что он был христианином. Сигрид обрадовало то, что на Кальва это произвело куда большее впечатление, чем она думала. Но разговор об этом казался ей неуместным, в особенности с таким человеком, как Сигват, стоящим близко к конунгу.
Тем не менее ответ Сигвата ее удивил. Он сказал, что, по его мнению, король не нанес тем самым большого ущерба христианству.
Она вздрогнула, услышав шепот Сигвата, входя под навес перед домом.
— Сигрид…
— Тс!
Она испуганно огляделась по сторонам. Отверстия в стене были слишком маленькие, свет через них почти не проникал. В лунном свете, падающем в проем двери, она увидела силуэт Сигвата.
Он молча притянул ее к себе, крепко прижал. В первый момент она смертельно испугалась и хотела закричать. Но тут же сообразила, какое наказание ожидает его, если она закричит, — и промолчала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— Все ужасно боятся будить короля, — заметил Кальв. — Но вряд ли стоит относиться к ночному сну с такой предвзятостью. Я слышал, что ты не осмеливался нарушить его ночной покой даже тогда, когда его любовница родила сына и оба, мать и ребенок, были в опасности…
— Это верно, — ответил Сигват. — Будить его столь же опасно, как медведя в берлоге. Я предпочел сам дать мальчику имя и тем самым вызвать гнев короля, но не будить его.
— Ты еще хорошо отделался, — заметил Кальв, — могу себе представить, каким странным показалось королю имя Магнус.
Сигват захохотал.
После этого разговор пошел о более серьезных вещах.
Они говорили о союзе короля со шведским королем Энундом и о том, что король Кнут хочет подчинить себе всю Норвегию. Он полагал, что имеет наследственное право владения страной, доставшееся ему от отца, Свейна Вилобородого, правящего большей частью Норвегии.
После этого они говорили о новом христианском праве короля.
Кальв полагал, что король слишком торопится с изменением законов, Сигват же воодушевлялся, когда речь заходила о том, что Олав следует христианским законам, несмотря на то, что в отдельных местностях сохранялись прежние законы.
— Он сделал то, чего не удавалось сделать до него никому, — сказал он, — он сделал из Норвегии государство настолько сплоченное, что его уже невозможно раздробить на куски.
Но Кальв был с ним в этом не согласен.
— Во многих местах королем недовольны, — сказал он, — он действует слишком быстро. Государство может развалиться на куски еще во время его правления.
— Ты теперь говоришь не так, как говорил во времена королевской дружины, Кальв Арнисон, — сказал Сигват.
— С тех пор я многому научился, — ответил Кальв, — я не склонен к принятию поспешных решений. И, на мой взгляд, король сделал много необдуманных шагов. Если бы он был в здравом уме, он не вынес бы смертный приговор Асбьёрну Сигурдссону из Тронденеса. И если бы Торарин Невьольвссон позволил бы королю убить себя, конунг нажил бы себе врагов как среди эгденцев, так и среди холейгенцев. Что касается холейгенцев, то они и раньше были недовольны им — и не без причины: он запретил им покупать зерно на юге в неурожайный год. Ты же знаешь, чем голоднее вошь, тем сильнее она кусает.
Сигрид знала, о чем идет речь; она слышала от Финна Харальдссона о поездках на юг Асбьёрна Сигурдссона.
Сначала он отправился в Сэлу и купил зерно у раба, принадлежащего брату его матери, Эрлинга Скьялгссона, поскольку рабы были не обязаны следовать указам короля. Но наместник короля в Авальдснесе, Турир Тюлень, все зерно отобрал у него на обратном пути; он отобрал у него также парус, а взамен дал какое-то тряпье.
Асбьёрн очень тяжело переживал все это, обдумывал план мести. Следующей весной он снова отправился в Авальдснес, где на его глазах Турир Тюлень врал о нем в присутствии короля. Для Асбьёрна это было уже слишком; и он убил Турира прямо в королевском зале. Король пришел в ярость и не хотел слышать никаких объяснений. И только благодаря вмешательству Скьялга Эрлингссона, его племянника, и Торарина Невьольвссона Асбьёрн остался в живых. Скьялг отправился в Сэлу за своим отцом, а Торарин пустил в ход всевозможную лесть, чтобы король повременил со смертным приговором пока Скьялг не вернется с Эрлингом. И только увидев вооруженных людей Эрлинга, король согласился оставить в живых Асбьёрна. Но тому пришлось пообещать королю занять место Турира Тюленя в Авальдснесе.
Это очень не понравилось брату его отца, Туриру Собаке; тому казалось, что это позор для их рода. И когда Асбьёрн приехал на север, чтобы присмотреть за своим хозяйством, тот посоветовал ему остаться там. Этот совет показался Асбьёрну дельным, и он остался в Тронденесе вопреки воле короля.
На следующий год он был убит одним из королевских людей по имени Осмунд Транкьеллссон. В убийстве был виновен и еще один человек по имени Карле.
— Ты, — сказал Сигват, — ты прав, конунг действовал слишком поспешно в деле, требующем всестороннего рассмотрения. Но это было несколько лет назад, теперь он стал мягче. Я пробовал усмирить его и, можешь быть уверен, я не всегда во всем согласен с ним.
Он зевнул.
— Давай поговорим о чем-нибудь более интересном, — добавил он, — Хьяртан, не расскажешь ли ты нам что-нибудь?
— Думаю, тебе известны все мои саги.
— Ты был со мной в торговом плаваньи, наверняка ты выдумал что-нибудь новенькое.
— Я стал слишком стар и медлителен, — ответил Хьяртан. Теперь ему больше нравилось сидеть за веслами и удить рыбу. — Здесь, в Трондхейме, я обрел покой.
— Местным жителям явно не хватает весельчаков-исландцев, — сказал Сигват, бросив на Кальва глубокомысленный взгляд. Кальв рассмеялся.
— Ты прав, — сказал он. — Но теперь, мне кажется, ты должен показать, на что способен скальд…
В глазах Сигвата загорелся веселый огонек, когда он встал и принялся слагать шутливые стихи о тех из присутствующих, кого он знал.
В этот вечер Кальв слишком много выпил, и двое работников уложили его в постель. Все разошлись.
Прежде чем отправиться спать, Сигрид стояла некоторое время во дворе. Вечер был на редкость тихим и ясным. Зелено-желтый свет озарял дома и деревья; казалось, что небо светится…
У нее не было особого желания отправляться к пьяному Кальву. И ее раздражало не только его неумеренность в питье; по сравнению с Сигватом он казался ей косноязычным, особенно в конце вечера.
Когда разговор снова зашел о королевском правосудии, Кальв упомянул о смерти Эльвира в Мэрине и о том, что он был христианином. Сигрид обрадовало то, что на Кальва это произвело куда большее впечатление, чем она думала. Но разговор об этом казался ей неуместным, в особенности с таким человеком, как Сигват, стоящим близко к конунгу.
Тем не менее ответ Сигвата ее удивил. Он сказал, что, по его мнению, король не нанес тем самым большого ущерба христианству.
Она вздрогнула, услышав шепот Сигвата, входя под навес перед домом.
— Сигрид…
— Тс!
Она испуганно огляделась по сторонам. Отверстия в стене были слишком маленькие, свет через них почти не проникал. В лунном свете, падающем в проем двери, она увидела силуэт Сигвата.
Он молча притянул ее к себе, крепко прижал. В первый момент она смертельно испугалась и хотела закричать. Но тут же сообразила, какое наказание ожидает его, если она закричит, — и промолчала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69