Но она слышала во дворе его голос, а потом стук копыт, когда он со своими людьми уезжал со двора.
Придя в себя, Сигрид первым делом направилась в Стейнкьер, чтобы поговорить со священником Энундом.
Когда она постучала в дверь, он крикнул, чтобы она вошла. Распахнув дверь, она бросилась к нему.
— Теперь ты можешь прекратить разговоры о том, что я чем-то обязана Кальву! — воскликнула она. — Теперь мы квиты; он изменил мне в той же мере, в какой я изменила ему. За моей спиной он вынашивал планы о заключении мира с королем Олавом. И теперь он отправился к королю, не думая о мести за тот ущерб, который понесла я!
Она замолчала и только тут заметила, что они с Энундом не одни: священник Йон тоже был там.
— Если Кальв отказывается удовлетворить твою греховную жажду мести, твой долг перед ним не только не уменьшился, но еще и увеличился, — сказал Энунд.
— Мой долг перед ним увеличится в тот день, когда я увижу на его мече кровь Олава Харальдссона!
Энунд тяжело вздохнул.
— Более двадцати лет ты знакома с христианством, Сигрид, — сказал он, — и девять лет назад ты крестилась. Сколько еще времени потребуется, чтобы ты поняла, что ненависть и кровавая месть — это грех?
Священник Йон кашлянул.
— Можно мне сказать? — осторожно спросил он.
— Конечно, — ответил Энунд.
— Можно ли ожидать от людей, видевших, что христианство вводилось с помощью меча и насилия, чтобы они понимали, что это грех с точки зрения христианства?
Энунд пристально посмотрел на него.
— Возможно, ты и прав, — не спеша произнес он.
А священник Йон продолжал:
— Введение христианства с помощью насилия и жестокости принесло большой вред стране. Мы благодарны Богу за то, что он с нами, но мы не можем ожидать от людей, на глазах которых калечили и убивали их друзей и близких во имя нового учения, что эти люди воспримут призыв к добру и любви. И я не думаю, что Всевышний тоже ждет от них этого.
Он повернулся с Сигрид, виновато взглянув при этом на Энунда.
— На мой взгляд, нет ничего удивительного в тех чувствах, которые ты испытываешь к королю, — сказал он. — Я тоже был в Мэрине, и мне тоже не понравился король. Но, возможно, тебе поможет то, что утешило в свое время меня: мы должны любить ближнего, но из этого не следует, что этот человек должен нам нравиться. Ведь для того, чтобы любить человека во Христе и желать ему Божьей благодати, вовсе не требуется, чтобы человек этот нам нравился.
Ты не можешь принуждать себя к тому, чтобы тебе нравился Олав. Но ты можешь делать ему добро, несмотря на то, что ты ненавидишь его; ты можешь упоминать его имя в молитвах и заказывать в его честь мессы. И это дело добровольное, ты можешь делать это, даже ненавидя его и желая ему смерти.
— А что, если тот, кого ненавидишь, настолько зловреден, что не заслуживает ни молитв, ни мессы?
— Тогда тем более нужно за него молиться, — сказал священник Йон. — И это нужно делать из-за любви к Богу, потому что Он желает спасения всем нам, даже самым злым. Если ты желаешь смерти конунгу, то, я надеюсь, ты не желаешь ему вечного проклятия?
— Нет… — торопливо сказала Сигрид. Так далеко она в своих помыслах не заходила.
— В таком случае, я не думаю, что ты будешь испытывать к нему ненависть, если сознательно воспротивишься этому, — заключил священник Йон.
Сигрид молча сидела на скамье, опустив глаза. Энунд тоже молчал, и через некоторое время священник Йон снова заговорил:
— Не стоит откусывать больше, чем ты можешь за один раз проглотить, — сказал он, — я знаю это по своему опыту. Лучше браться за посильные для себя дела. Ведь если ты не научился делать малое, у тебя не получится ничего великого и значительного. Приучая себя к повседневному самоограничению, я научился пренебрегать едой и питьем, к которым меня тянуло, смог укрепить свою волю.
И когда у меня возникла необходимость в более значительной жертве, моей первой мыслью не было спасение собственной жизни.
Со временем я понял, почему Бог не захотел слушать меня, когда я просил Его о помощи в кузнице в Гьёвране: я умолял Его о спасении моей ничтожной жизни, тогда как о спасении Блотульфа и его души я не сказал ни слова.
Сигрид посмотрела на него. Она заметила, что он уже не такой толстый, как раньше; она подумала, что благодаря Блотульфу он умерил свою прожорливость. Но спросить об этом она не решилась.
После этого разговора Сигрид почувствовала в себе какой-то просвет; она больше не испытывала ненависти к королю, отдаляющей ее от христианства. И она молилась за блаженство его души, не желая при этом ему удачи в земной жизни. Блаженство души он не мог отнять ни у Эльвира, ни у ее сыновей. Она заставляла себя желать, чтобы при первом же подходящем случае его душа обрела блаженство…

Со всех концов в Вердален стекались воины, там собиралось ополчение.
Через день после отъезда Кальва и Финна, из Эгга и Гьёврана отчалили корабли. Хёвдингом на корабле Кальва был Гутторм Харальдссон; двое его сыновей тоже были с ним.
— Если дело дойдет до сражения, ты можешь быть уверена в том, что один человек помнит Эльвира, — сказал он Сигрид перед тем, как уйти.
Многие шли пешком; отовсюду шли люди со щитами за спиной, копьями в руках и топорами на плече. Никогда в Трондхейме не собиралось такое ополчение; даже старики и юнцы тронулись в путь. Они говорили, что если не годны ни на что, то будут просто швырять камни и стрелять из лука.
Сигрид думала о поездке Кальва; она не понимала, как он мог вбить себе в голову выступать посредником между королем Олавом и этими людьми.
Она вообще больше не понимала поступков Кальва. Она была раньше уверена, что знает его, знает, чего от него можно ожидать, и она презирала его за то, что он был слабее ее духом.
Теперь же она испытывала к нему злобу и горечь, но презрения уже не было и в помине. Она начинала понимать, что ошибалась, считая его приветливость признаком слабости. Она вспоминала прошедшие дни; она вспомнила первое впечатление, которое произвел на нее Кальв: Кальв был спокойным и уравновешенным перед лицом Олава в Каупанге. Она вспомнила также, что он отказался дать королю клятву верности, тогда как братья его сделали это.
Однако Сигрид всегда думала, что имеет над ним власть, тогда как другие такой власти не имели, и считала, что всегда может обвести его вокруг пальца. Теперь же ее удивляло то, что иногда он поддавался ей в делах, имевших для него значение.
И если он чувствовал ее превосходство, почему же тогда он до самого последнего дня не говорил ей о своей поездке к королю?
Она без конца думала об этом, не находя ответа. И постепенно она перестала на него злиться.
Она слушала восторженную болтовню Тронда о приемном отце; восхищение и любовь мальчика к нему были очевидны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69