Мы почитаем их за завтраком.
– Нейт, Нейт, я хочу посмотреть на них сейчас.
– Эвелин, я устал и, кажется, немного захмелел. Ты можешь подождать до завтра?
– У Хауптмана осталось мало времени.
– О черт, Эвелин, давай не будем сейчас об этом. Я уже сыт по горло этой сумасбродной трагедией. Она может подождать до завтра.
Какое-то время она молчала. Это меня устраивало.
Потом сказала:
– Знаешь, люди, которые знакомы со мной много лет, говорят, что я странная.
– Странная? Ты хочешь сказать, что теперь тебе нравится спать с девочками?
– Да нет же, глупый ты человек. Они считают меня... прорицательницей.
– А, значит ты тоже веришь в привидения и прочую чушь.
– Ты спросил Минза о сверхъестественных событиях в Фар Вью, не так ли? Они произошли так давно, а ты все не можешь забыть о них.
– Ничего там сверхъестественного не происходило. Минз сам бродил по дому в носках, желая нас перехитрить. Он сегодня почти признался в этом.
– Я иначе отношусь ко всему этому, Нейт. В этом деле с самого начала присутствовал мистический элемент.
– Такие крупные дела, как дело Линдберга, привлекают сумасбродов так же, как дерьмо привлекает мух.
– Какие изящные слова, – она наклонилась вперед, сложив руки на коленях, – скромная поза для женщины в черной пижаме. – За свою жизнь у меня были предчувствия, которые сбылись. Просто время от времени я, не отдавая себе в этом отчета, знаю, что кого-то из моего круга ждет смерть...
– Это вздор, Эвелин.
– Это чувство у меня было за неделю до смерти моего сына. Я слышала этот внутренний голос, но не прислушалась к нему и отправилась в путешествие, и мой драгоценный мальчик умер, когда меня не было... Мы с Недом присутствовали на знаменитых скачках в Луисвилле, штат Кентукки. Этого я себе никогда не прощу.
Она закрыла лицо рукой.
Я подошел к ней, опустился перед ней на колени, дал ей свой платок, погладил ее по колену.
– Извини меня, Эвелин. Это тяжело. Я знаю, это тяжело.
– Если этот ребенок до сих пор жив, – сказала она, и я сперва почему-то подумал, что она имеет в виду своего сына, но она говорила о сыне Линдберга, – мы должны попытаться его найти.
– Тебе нужны эти записи? Я принесу их. Тебе от этого станет легче, крошка?
Она кивнула.
Я поднялся наверх и принес записи.
Когда я вернулся, она стояла в черной лужице, которая была ее сброшенной домашней пижамой; на ней не было ничего, кроме черных комнатных туфель. Оранжевый свет камина делал ее тело похожим на картину, на очень соблазнительную картину, написанную художником, который не был странным, если вы понимаете, куда я клоню.
Ей сейчас было лет сорок пять, но у нее было тело тридцатилетней женщины: стройное, гладкое, большие груди ее чуть свисали, но были так прекрасны и, казалось, ждали, когда их приподнимут.
– Иди ко мне, большой мальчик, – сказала она и протянула ко мне руки в изящном жесте. – Иди к своей маме.
Я трахал ее на восточном крвре, предварительно спустив свои брюки до лодыжек; она была в чем мать родила, я наполовину голым, в этом было что-то гадкое и в то же время чертовски приятное. Она много стонала, я сам издал несколько стонов.
Потом я уставший, словно пробежал целую милю, в полубессознательном состоянии тряпкой валялся на ее пижаме, в то время как она голая сидела с сигаретой в руке в мягком кресле и читала мои записи о Кейси в свете камина.
Через некоторое время я – начал надевать свою одежду. Она подняла голову от моих бумаг и очень деловым тоном сказала:
– Не одевайся. В чем дело? Почему ты не снимаешь остальную одежду?
– Ты хочешь, чтобы я сидел на полу голым...
– Слуги разошлись по своим комнатам. Нас никто не будет беспокоить. Сейчас же раздевайся, – она снова принялась читать.
Кажется, я после этого ненадолго заснул.
Потом, повернувшись на спину, я посмотрел вверх и увидел, что она стоит надо мной. Под этим углом зрения тело ее казалось более чем голым, она была похожа на живую статую, символизирующую собой все, что притягивает мужчину к женщине; мне хотелось боготворить ее и повелевать ею и одновременно чтобы она боготворила меня и повелевала мной. Она улыбалась мне поверх своих огромных грудей, контур ее тела четко вырисовывался в свете камина позади нее. Мой пенис принял строевую стойку, и она села на меня, замедлив движение в момент стыковки, вся дрожа от ожидания.
На этот раз мы занимались любовью; конечно, момент траханья тоже присутствовал, но совсем незначительный, наслаждение было гораздо большим, и в нем не было ничего гадкого: мы медленно и плавно приближались к своему освобождению, которое длилось целую вечность и в то же время кончилось слишком быстро.
– Мне следовало воспользоваться кое-чем? – выдохнул я через некоторое время, когда мы расслабленно лежали, запутавшись в собственной наготе.
– У меня еще не наступил климакс, Натан Геллер.
– Значит, мне следовало воспользоваться кое-чем.
– Если ты сделал сегодня ребенка, Нейт, то он будет самым богатым из всех незаконнорожденных детей. Так что не беспокойся об этом.
– Не буду, – сказал я и улыбнулся. – Эта должность телохранителя, шофера и шефа безопасности еще свободна?
Ее подбородок сморщился от улыбки.
– Ты поступаешь нечестно, спрашивая меня об этом сейчас.
– Если она свободна, то я принимаю ее.
– Давай поговорим об этом в другой раз.
– Давай.
Я надел свои брюки, она свою пижаму, я сделал себе еще один коктейль, ей налил еще один бокал вина, сел в кресло, она села мне на колени, и мы начали пить.
– Эти записи, – сказала она.
– У? – произнес я.
– Эти записи об Эдгаре Кейси. Я думаю, мы должны съездить в Нью-Хейвен. Мы должны сами проверить его информацию.
– Да какая это информация? Так, бессвязное бормотанье, бред какой-то.
– Кейси не шарлатан. Он честный человек.
– Я в этом не уверен, крошка, и к тому же фэбээровцы уже проверяли его информацию и ничего не нашли.
– А ты очень доверяешь фэбээровцам?
– Ну...
Она была права. Айри послал своего человека, чтобы тот проник в церковь Маринелли, и этот ас секретной работы либо не сумел установить, либо скрыл, что церковь эту посещали Фиш, Уэйтли, Шарп и Джефси.
– Давай съездим туда и сами посмотрим, – сказала она.
Я покачал головой:
– Я завтра хочу встретиться с Эллисом Паркером. Он уж точно честный человек. Хоффман говорит, что Паркер обнаружил настоящего подозреваемого.
– Это займет только один день.
– У Хауптмана дней осталось не так много. Кроме того, я тогда смотрел на карту Нью-Хейвена. Там нет этих улиц. Нет Адамс-стрит, нет Шартен-стрит. И района этого, как он называется?
– Кордова.
– В Нью-Хейвене нет района под названием Кордова.
Она пожала плечами и тряхнула головой.
– Может, названия этих улиц неточны. Может быть, они отличаются фонетически и требуется толкование слов Кейси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Нейт, Нейт, я хочу посмотреть на них сейчас.
– Эвелин, я устал и, кажется, немного захмелел. Ты можешь подождать до завтра?
– У Хауптмана осталось мало времени.
– О черт, Эвелин, давай не будем сейчас об этом. Я уже сыт по горло этой сумасбродной трагедией. Она может подождать до завтра.
Какое-то время она молчала. Это меня устраивало.
Потом сказала:
– Знаешь, люди, которые знакомы со мной много лет, говорят, что я странная.
– Странная? Ты хочешь сказать, что теперь тебе нравится спать с девочками?
– Да нет же, глупый ты человек. Они считают меня... прорицательницей.
– А, значит ты тоже веришь в привидения и прочую чушь.
– Ты спросил Минза о сверхъестественных событиях в Фар Вью, не так ли? Они произошли так давно, а ты все не можешь забыть о них.
– Ничего там сверхъестественного не происходило. Минз сам бродил по дому в носках, желая нас перехитрить. Он сегодня почти признался в этом.
– Я иначе отношусь ко всему этому, Нейт. В этом деле с самого начала присутствовал мистический элемент.
– Такие крупные дела, как дело Линдберга, привлекают сумасбродов так же, как дерьмо привлекает мух.
– Какие изящные слова, – она наклонилась вперед, сложив руки на коленях, – скромная поза для женщины в черной пижаме. – За свою жизнь у меня были предчувствия, которые сбылись. Просто время от времени я, не отдавая себе в этом отчета, знаю, что кого-то из моего круга ждет смерть...
– Это вздор, Эвелин.
– Это чувство у меня было за неделю до смерти моего сына. Я слышала этот внутренний голос, но не прислушалась к нему и отправилась в путешествие, и мой драгоценный мальчик умер, когда меня не было... Мы с Недом присутствовали на знаменитых скачках в Луисвилле, штат Кентукки. Этого я себе никогда не прощу.
Она закрыла лицо рукой.
Я подошел к ней, опустился перед ней на колени, дал ей свой платок, погладил ее по колену.
– Извини меня, Эвелин. Это тяжело. Я знаю, это тяжело.
– Если этот ребенок до сих пор жив, – сказала она, и я сперва почему-то подумал, что она имеет в виду своего сына, но она говорила о сыне Линдберга, – мы должны попытаться его найти.
– Тебе нужны эти записи? Я принесу их. Тебе от этого станет легче, крошка?
Она кивнула.
Я поднялся наверх и принес записи.
Когда я вернулся, она стояла в черной лужице, которая была ее сброшенной домашней пижамой; на ней не было ничего, кроме черных комнатных туфель. Оранжевый свет камина делал ее тело похожим на картину, на очень соблазнительную картину, написанную художником, который не был странным, если вы понимаете, куда я клоню.
Ей сейчас было лет сорок пять, но у нее было тело тридцатилетней женщины: стройное, гладкое, большие груди ее чуть свисали, но были так прекрасны и, казалось, ждали, когда их приподнимут.
– Иди ко мне, большой мальчик, – сказала она и протянула ко мне руки в изящном жесте. – Иди к своей маме.
Я трахал ее на восточном крвре, предварительно спустив свои брюки до лодыжек; она была в чем мать родила, я наполовину голым, в этом было что-то гадкое и в то же время чертовски приятное. Она много стонала, я сам издал несколько стонов.
Потом я уставший, словно пробежал целую милю, в полубессознательном состоянии тряпкой валялся на ее пижаме, в то время как она голая сидела с сигаретой в руке в мягком кресле и читала мои записи о Кейси в свете камина.
Через некоторое время я – начал надевать свою одежду. Она подняла голову от моих бумаг и очень деловым тоном сказала:
– Не одевайся. В чем дело? Почему ты не снимаешь остальную одежду?
– Ты хочешь, чтобы я сидел на полу голым...
– Слуги разошлись по своим комнатам. Нас никто не будет беспокоить. Сейчас же раздевайся, – она снова принялась читать.
Кажется, я после этого ненадолго заснул.
Потом, повернувшись на спину, я посмотрел вверх и увидел, что она стоит надо мной. Под этим углом зрения тело ее казалось более чем голым, она была похожа на живую статую, символизирующую собой все, что притягивает мужчину к женщине; мне хотелось боготворить ее и повелевать ею и одновременно чтобы она боготворила меня и повелевала мной. Она улыбалась мне поверх своих огромных грудей, контур ее тела четко вырисовывался в свете камина позади нее. Мой пенис принял строевую стойку, и она села на меня, замедлив движение в момент стыковки, вся дрожа от ожидания.
На этот раз мы занимались любовью; конечно, момент траханья тоже присутствовал, но совсем незначительный, наслаждение было гораздо большим, и в нем не было ничего гадкого: мы медленно и плавно приближались к своему освобождению, которое длилось целую вечность и в то же время кончилось слишком быстро.
– Мне следовало воспользоваться кое-чем? – выдохнул я через некоторое время, когда мы расслабленно лежали, запутавшись в собственной наготе.
– У меня еще не наступил климакс, Натан Геллер.
– Значит, мне следовало воспользоваться кое-чем.
– Если ты сделал сегодня ребенка, Нейт, то он будет самым богатым из всех незаконнорожденных детей. Так что не беспокойся об этом.
– Не буду, – сказал я и улыбнулся. – Эта должность телохранителя, шофера и шефа безопасности еще свободна?
Ее подбородок сморщился от улыбки.
– Ты поступаешь нечестно, спрашивая меня об этом сейчас.
– Если она свободна, то я принимаю ее.
– Давай поговорим об этом в другой раз.
– Давай.
Я надел свои брюки, она свою пижаму, я сделал себе еще один коктейль, ей налил еще один бокал вина, сел в кресло, она села мне на колени, и мы начали пить.
– Эти записи, – сказала она.
– У? – произнес я.
– Эти записи об Эдгаре Кейси. Я думаю, мы должны съездить в Нью-Хейвен. Мы должны сами проверить его информацию.
– Да какая это информация? Так, бессвязное бормотанье, бред какой-то.
– Кейси не шарлатан. Он честный человек.
– Я в этом не уверен, крошка, и к тому же фэбээровцы уже проверяли его информацию и ничего не нашли.
– А ты очень доверяешь фэбээровцам?
– Ну...
Она была права. Айри послал своего человека, чтобы тот проник в церковь Маринелли, и этот ас секретной работы либо не сумел установить, либо скрыл, что церковь эту посещали Фиш, Уэйтли, Шарп и Джефси.
– Давай съездим туда и сами посмотрим, – сказала она.
Я покачал головой:
– Я завтра хочу встретиться с Эллисом Паркером. Он уж точно честный человек. Хоффман говорит, что Паркер обнаружил настоящего подозреваемого.
– Это займет только один день.
– У Хауптмана дней осталось не так много. Кроме того, я тогда смотрел на карту Нью-Хейвена. Там нет этих улиц. Нет Адамс-стрит, нет Шартен-стрит. И района этого, как он называется?
– Кордова.
– В Нью-Хейвене нет района под названием Кордова.
Она пожала плечами и тряхнула головой.
– Может, названия этих улиц неточны. Может быть, они отличаются фонетически и требуется толкование слов Кейси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146