– Да. Буквы "т" он произносил как "д", а "к" как "г".
– То есть он немец?
– Мне он показался скандинавом.
После непродолжительной словесной перепалки между ними мужчина побежал через улицу (передо мной, сидящим в припаркованной колымаге) к парку.
Кондон побежал туда за ним, и они сели на скамью возле хижины садовника.
Кондон утверждал, что поругал мужчину за то, что тот вел себя оскорбительно.
– Вы мой гость! – сказал он.
После того как Кондон воодушевленно прочитал ему лекцию по этике выкупа, наступило молчание, которое нарушил «гость».
– Это слишком опасно. Мне могут дать тридцать лет. Или казнят на электрическом стуле. А я всего лишь посредник.
Кондону его слова не понравились.
– Почему это вас казнят?
– Если ребенок умрет, то меня казнят.
– Умрет?! Что вы здесь делаете, если – ребенок умер?
– Ребенок не умер, – сухо проговорил мужчина, что вселило в Кондона надежду. – Меня не казнят, если он не умрет?
– Я учитель, а не адвокат, сэр. Ребенок хорошо себя чувствует?
– Лучше, чем до похищения. Мы даем ему все продукты, список которых опубликовала в газете миссис Линдберг, и даже больше того. Скажите ей, чтобы она не беспокоилась. И полковнику тоже скажите, чтобы он не беспокоился. Ребенок в полном порядке.
– Можете вы доказать, что я разговариваю с нужным мне человеком?
– У вас есть письмо с моей подписью. Такая же подпись была на записке, которую я оставил в детской кроватке.
Здесь я перебил Кондона и сказал:
– Но записка была не в кроватке, она была на подоконнике.
Кондон сделал небрежный жест рукой:
– Это небольшое несоответствие – ничто по сравнению с доказательством, которое мне удалось получить.
Сидя со своим «гостем» на скамейке, Кондон вытащил из кармана полотняный мешочек, открыл его и извлек английские булавки, которые он взял в детской Линдбергов:
– Что это такое?
– Булавки с кроватки ребенка.
Тут я с сомнением покачал головой, и Кондон сказал мне:
– Таким образом, я доказал, что это похитители, и больше нет и тени сомнения в том, что я действительно разговаривал с человеком, который вошел в детскую и поднял ребенка с кроватки!
– Профессор, – сказал я, – не надо быть гением, чтобы догадаться, что эти булавки могли быть приколоты к постели ребенка.
– Но он опознал их как булавки, которые были на кроватке ребенка Линдбергов.
– Да, конечно. Как будто он мог предположить еще какого-то ребенка. Ну да ладно. Продолжайте, продолжайте.
Кондон попросил мужчину назвать свое имя.
– Джон, – сказал тот.
– Меня тоже зовут Джоном. Откуда вы, Джон?
– С севера. С места, которое находится дальше, чем Бостон.
– Чем вы занимаетесь, Джон?
– Я моряк.
– Bist du Deutche?
На этот вопрос Кондона мужчина ответил озадаченным взглядом; профессор переспросил его на английском:
– Вы немец?
– Нет, – сказал Джон. – Я скандинав.
После этого Кондон принялся пространно объяснять «Джону», что его (то есть «Джона») мать, если она еще жива, без сомнения, осудит эту недостойную деятельность. Затем, в связи с тем, что было холодно. Кондон потратил еще немало времени на то, чтобы убедить своего «гостя», у которого был сильный кашель, надеть его (то есть Кондона) пальто.
Ребенок, сказал «Джон» профессору, находится на корабле («на горабле», произнес он). Корабль стоял на якоре в шести часах плавания, и его можно было узнать по двум кускам белой материи на мачтах. Сумму выкупа повысили потому, что Линдберг нарушил указания и обратился в полицию; кроме того, похитители решили отложить деньги на случай, если им понадобятся адвокаты. Банда похитителей насчитывала шесть человек, двое из которых – женщины. Босс «Джона», или «номер первый», был «умным человеком», который работал на правительство. «Номер первый» получит двадцать тысяч из требуемых семидесяти а «Джон» и еще двое мужчин и две няньки получат каждый по десять тысяч долларов.
– Мне кажется, вы выполняете наиболее опасную работу, – сочувственно проговорил Кондон.
– Я знаю.
– И вы получаете за это лишь десять тысяч долларов. Я не думаю, что для вас это справедливая доля.
– Я знаю.
– Послушайте, Джон, бросьте их. Поедемте со мной в мой дом. Я дам вам тысячу долларов из своих сбережений и постараюсь убедить полковника Линдберга дать вам еще денег. В этом случае вы будете на стороне закона.
Джон покачал головой и сказал:
– Нет, я не могу сделать этого. Босс меня кокнет. Они меня продырявят.
– Вас всех поймают, Джон! Подумайте о своей матери!
– Нас не поймают. Мы все тщательно продумали. Мы готовились к этому похищению целый год.
Затем Кондон предложил обменять себя в качестве заложника на ребенка, и когда «Джон» отверг его предложения, попросил хотя бы отвезти его к ребенку. Разумеется, «Джону» не следовало рассчитывать на то, что люди Линдберга заплатят выкуп предварительно, не взглянув на ребенка.
– Нет! – сказал «Джон». – «Номер первый» продырявит нас обоих, если я возьму вас туда. Но к десяти часам утра в понедельник я пришлю вам доказательство того, что ребенок действительно у нас.
– Доказательство?
– Его ночной комбинезон.
Потом, как утверждал Кондон, «Джон» в течение нескольких минут заверял доктора, который поднял эту тему, что Ред Джонсон и Бетти Гау не участвовали в похищении, что они ни в чем не виноваты.
– Об этом, – сказал Кондон, – с облегчением узнает Линдберг, да и полицейские тоже.
Я промолчал. Мои соображения несколько отличались от мыслей этого старого болвана: мне показалось чертовски подозрительным то, то Кондон спросил «Джона» о Джонсоне и Гау, и смешным то, что похититель так пылко защищает незнакомых людей... если, конечно, они были для него незнакомыми.
Уже поднимаясь, чтобы уйти, «Джон» задал последний вопрос:
– Вы поместите еще одно объявление в газету «Бронкс Хоум Ньюз»?
– Да, – сказал Кондон.
– Напишите «Деньги приготовлены», – сказал «Джон», сделав шаг назад, и поднял палец. – И постарайтесь, чтобы на этот раз они действительно были приготовлены.
Сказав это, он повернулся и исчез в темноте.
– Прежде чем он скрылся среди деревьев, – сказал я, – вы пожали друг другу руки.
– Да, – сказал Кондон, – но не как друзья. Скорее, как участники переговоров, достигнувшие предварительного взаимопонимания.
Невелико достижение – договориться с доктором Джоном Ф. Кондоном.
Однако профессор был доволен собой и своим приключением, радуясь тому, что открыты каналы для дальнейших переговоров и благополучного возвращения ребенка.
Я надеялся, что люди Уилсона приехали за нами сюда, тихонько наблюдали и продолжали слежку за «Джоном», когда он отправился домой.
И в то же время у меня было чувство, что я оплошал, что мне нужно было выйти из машины, чтобы подслушать их разговор, и либо пойти вслед за этим ублюдком «Джоном», либо схватить его и вышибить из него жизнь или правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146