Все, о чем она могла думать тринадцатого декабря, так это об исключительно простой вещи — о вертепе.
Установка этого итальянского ящика с изображением Рождества была семейной традицией: всю жизнь тринадцатого декабря его доставали в ожидании кануна Рождества Христова, который имел для Дженивы особое значение еще и потому, что был днем ее рождения. Однако она бы не поняла, как это важно для нее, если бы однажды Эстер мягко не отказалась выставить вертеп в своей гостиной.
«Прости меня, Дженива, дорогая, но не находишь ли ты, что в этом есть что-то католическое? И вид у него жалкий? В Рождество в моем доме бывают некоторые известные в Уэльсе люди…»
Жалкий вид? Дженива все еще чувствовала этот укол в сердце, тем более что это была правда: вертеп оставался в ее памяти позолоченным, но краска на деревянных фигурках потускнела, а золото местами облетело. Вышитое белое льняное покрывало, на которое ставили вертеп и которое ее мaть называла «цветами на снегу», пожелтело от времени, и на нем даже появились пятнышки плесени, а часть вышивки протерлась.
Разумеется, Дженива подкрасила фигурки и сделала новое покрывало, но слова Эстер причинили ей боль. Сдерживая слезы, она свернула его, но больше всего ее обидело то, что отец так ничего и не возразил. Он помог ей и даже по-своему извинился, но она поняла, что вертеп принадлежал к тем вещам, которые отец хотел бы оставить в прошлом. Так же он мог относиться и к ней самой. Он по-прежнему любил ее, Дженива в этом не сомневалась, но она была кукушонком в его новом гнезде…
Она очнулась от беспокойного сна и села.
Цветы на снегу! Она забыла новое покрывало в гостиной!
Перед тем как втащить Талию в спальню, Дженива бросила все, что несла в руках, на стол, рядом с умывальным тазом. Что, если покрывало уже испачкали? Она должна пойти и забрать его.
Была еще ночь, однако, когда Дженива выглянула из-за полога, она увидела, что камин уже разожгли: огонь лишь подбирался к поленьям, а значит, кто-то совсем недавно пробрался сюда и растопил камин. Может быть, именно это и разбудило ее…
Дженива сунула ноги в комнатные туфли и вытащила шерстяной халат из-под пухового одеяла, куда положила его, чтобы он согрелся. Завернувшись в халат, она достала часы и поднесла к камину, где было светлее. Десять минут девятого! Последние пару дней они вставали на час раньше. Должно быть, кто-то распорядился о более позднем времени отъезда. Дженива с удовольствием обвинила бы в этом лень маркиза, но изменение показалось ей вполне разумным — в короткие зимние дни у них оставалось меньше восьми часов светлого времени на дорогу, поэтому приходилось вставать рано, однако сегодня путь обещал быть коротким, и они могли позволить себе еще немного полежать в постели.
Просунув голову за оконные занавески, Дженива проскребла дырочку в инее, намерзшем на окне. В слабом свете зари белела земля. Слава Богу, это не снег, а иней, но крепкий мороз обещал еще один тяжелый день.
Дженива повернулась и взглянула на дверь, ведущую в соседнюю комнату. Если она встала, то наверняка и маркиз тоже встал. Ничего страшного, если она посмотрит: вдруг он все еще спит?
Подобравшись ближе к двери, Дженива прислушалась и тихонько приоткрыла ее. При свете разожженного камина она увидела на тюфяке неподвижную фигуру, от холода с головой закутанную в одеяла. Сверху для тепла маркиз набросил свой плащ с волчьим мехом.
Будучи справедливым человеком, Дженива вынуждена была признать, что он спокойно воспринял свое положение и маркиза Эшарта нельзя назвать избалованным претенциозным типом.
Она осторожно вошла в комнату. Огонь в камине горел достаточно ярко, и девушка разглядела свои пяльцы с вышиванием, по-прежнему лежавшие на столе рядом с тазиком и кувшином с водой. С ними ничего не случилось, но все-таки лучше, если она их возьмет.
Она сделала несколько шагов, взяла пяльцы, затем снова посмотрела на маркиза. Плащ лежал мехом наружу, и, видимо, поэтому в свете камина черты лица маркиза казались такими мужественными. Темные ресницы казались на нем слишком изящными, словно нанесенные умелой китайской щеточкой, волосы были распущены, и одна длинная прядь лежала на щеке, совсем близко от слегка приоткрытых губ. Ее рука потянулась как бы для того, чтобы убрать ее, но Дженива не подошла ближе, поскольку ощутила, как в глубине ее тела шевельнулось греховное желание.
Она сохранила как добродетель, так и невинность, но ее тело познало страсть. Она была помолвлена, собиралась замуж и позволяла Уолсингему некоторые вольности.
Тем летом они находились в Средиземном море. Знойные дни и темные душные ночи — сочетание, губительное для соблюдения приличий, вероятно, потому, что сама природа заставляла сводить одежду до минимума.
Но этого мужчину скрывала куча одеял, и ей были видны лишь его волосы и тонкий овал лица. Как они могли так сильно возбуждать ее?
Она все еще смотрела на него, когда его ресницы затрепетали и тут же в его руке оказался пистолет, направленный на нее.
Дженива отступила назад и, зацепившись за что-то туфлей, со стуком села на пол, какое-то мгновение они смотрели друг на друга.
Наконец маркиз потряс головой и, опустив пистолет, щелкнул предохранителем.
Неужели она была на волосок от смерти?
Когда он смахнул спутанные волосы с лица, искрами сверкнули изумруд в его кольце и золото серьги.
— Простите, если я напугал вас, мисс Смит. Вам что-то нужно?
Его ночная рубашка распахнулась на груди. Разумеется, Дженива, как и любая женщина, находившаяся какое-то время на борту корабля, видела обнаженные торсы мужчин и, хотя в большинстве случаев это не были торсы героев, она умела отличить прекрасно сложенное тело.
Дженива облизнула губы.
— Нет, милорд, ничего. То есть ничего, кроме моего рукоделия. — Она помахала покрывалом, словно пытаясь оправдаться.
— Не слишком ли сейчас темно для такой работы?
Возможно, в том что Дженива так растерялась, был виноват плащ, восхитительный мужской торс поднялся из огненно-золотистого меха, как морской бог из пены. А вот она…
Она определенно сошла с ума! Ей хотелось зарыдать от того, что на ней простая, скромная ночная рубашка, а волосы заплетены в прозаическую косу. Что он теперь о ней подумает?
Неловко встав на ноги, Дженива чуть не упала снова, запутавшись в полах своего халата. Пытаясь удержаться, она схватилась за спинку стула.
— Что это?
— Что? — Ошеломленная, она проследила за его взглядом и, увидев в своей руке пяльцы и кусок ткани, ухватилась за простой ответ, как будто он мог все объяснить: — Это мое рукоделие.
— Да, но что это? Вчера я любовался им, но это не носовой платок — золотые нити могут расцарапать нос до крови… — Маркиз сел, опершись рукой на поднятое колено, как будто в разговоре в спальне с полуодетой леди для него не было ничего странного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76