И тут же Чарли зашевелился, вытягивая губки.
— Подожди плакать, — попросила его Дженива. — Может быть, лорд Родгар еще не ушел.
Ребенок успокоился, и она тихонько запела рождественскую песенку. Когда Дженива вошла в комнату, то застала там Эша и Лоренса с Шиной.
Дженива передала ребенка Шине, и нескрываемый восторг Лоренса, то нетерпение, с которым он обхватил Чарли дрожащими руками, немного успокоили ее. И все же эту историю нельзя считать законченной до тех пор, пока они не устроятся где-нибудь по-настоящему.
Родгар вернулся со слугой, который должен был отвести Лоренса в помещение над конюшней, где жили конюхи, но когда молодой человек собрался уходить, Шина с плачем ухватилась за него. Дженива велела Лоренсу все ей объяснить, и только после этого Шина, неохотно отпустив его, пошла к двери, ведущей к детской, с таким видом, как будто именно теперь страшная беда нависла над ее головой.
— Я чувствую себя как Капулетти или Монтекки, — нехотя заметил Эш. — Надеюсь, ты надежно запер яды, Родгар.
— В этом аббатстве по крайней мере нет монахов, сующих нос не в свои дела. Что ты теперь думаешь делать, кузен?
Эш прошел по комнате и остановился у стола, на котором стояли графины с вином.
— Могу я предложить тебе бокал твоего собственного бренди?
Родгар улыбнулся, но отказался.
— Было бы полезно отыскать Молли и заставить покаяться в грехах, но, полагаю, жестоко заставлять ее каяться публично.
— В тебе больше сострадания, чем во мне, — заметил Родгар. — Я могу предоставить эти доказательства королю, думаю, ему понравится история ирландских любовников, если ее умело рассказать, может быть, он даже будет растроган. Надеюсь, его удастся убедить, что он готовится поступить в отношении тебя не слишком справедливо. Хотя неплохо было бы тебе все же жениться — короли не любят совсем изменять свое мнение.
Дженива взглянула на свое ничего не значащее кольцо. Она убеждала себя, что не хочет, чтобы Эш женился на ней только потому, что скорая свадьба для него очень желательна. В любом случае Дамарис Миддлтон слопает его.
— Верно, мне и в самом деле пора жениться, — согласился Эш, — хотя я сомневаюсь, что даже в этом случае король поверит, будто я святой.
— Он вполне прагматичен, чтобы понимать, если он окружит себя только святыми, ему придется бродить по пустым комнатам, и он лишится лучших советников. Тем не менее его величество верит, что брак может спасти грешника. Ты прочитал записки моей матери?
Дженива подняла голову и увидела, как кузены обменялись оценивающими взглядами.
— Я прочитал часть дневника, и у меня не создалось впечатления, что ее муж жестоко обходился с ней.
— Я могу подтвердить, что мой отец не был на это способен. Возможно, со временем мать стала раздражать его…
— Особенно если учесть ее несносный характер. А ведь я прочитал только ее каждодневные жалобы…
Дженива стояла, не шевелясь и чуть дыша, словно боялась нарушить равновесие в этом решающем диалоге.
Эш задумчиво посмотрел на огонь, затем перевел взгляд на Родгара.
— Она была безумна?
— Ближе к концу — бесспорно. Заставить ее поверить, что Эдит должна умереть, могло только безумие. Ну а до этого… — Родгар пожал плечами. — Мы все находимся на грани между здравым умом и безумием, и если появляется достаточно мощная сила, она может столкнуть нас в бездну.
«Еще одна грань», — подумала Дженива.
— Некоторых стоит лишь легонько подтолкнуть… — медленно произнес Родгар.
Эш посмотрел кузену в лицо.
— Ходили слухи, что ты не хотел жениться, потому что безумие у вас в крови.
— Мы все находимся на грани, — повторил Родгар. — Я ведь еще и сын своего отца, а не только матери и поэтому сумел сохранить разум в трудные времена. А что повлияет на будущие поколения — кто это может предсказать. К тому же я полюбил…
— Любовь. Разве таким людям, как ты и я, позволено доходить до такой степени безумия?
Во рту у Дженивы пересохло, а сердце громко забилось. Взглянул ли на нее Эш в это мгновение, или это ей только показалось?
— Если не позволено, то это несправедливо. Мы можем объявить о примирении, кузен?
Эш так долго смотрел куда-то вдаль, что Джениве захотелось самой что-нибудь сказать, лишь бы нарушить молчание. Затем он медленно произнес:
— Да будет мир с тобой, и мир дому твоему. Дженива с замиранием сердца наблюдала за тем, как кузены пожали друг другу руку и обменялись в знак мира поце-уем. Когда они отошли друг от друга, Эш сказал:
— Я хотел бы взять дневник и несколько рисунков и показать нашей бабушке.
Родгар покачал головой:
— Полагаю, будет лучше, если мы их уничтожим.
— Даю тебе слово, что они вернутся сюда невредимыми.
— Может быть, мы сможем договориться об обмене документами?
— Теми, которые ты бы желал уничтожить? — спросил он, и Дженива поняла, что наступил момент, от которого все зависело.
— Именно. Я думаю, мы больше не нуждаемся в оружии.
— И в обороне, надеюсь? Хорошо, я распоряжусь, чтобы их доставили тебе. Или, может быть, уничтожение их и относящихся к ним доказательств ты доверишь мне? Я не оставлю ничего, обещаю.
Родгар мгновение колебался, затем вежливо поклонился:
— Благодарю тебя. А теперь извини, меня ждут мои гости.
Он вышел, и Дженива облегченно вздохнула.
— О чем это вы говорили? — не выдержав, спросила она. Эш отвернулся и посмотрел на огонь.
— О документах. У меня хранятся кое-какие бумаги кузена, которые, попади они в чужие руки, погубили бы его.
Кажется, она ступила на более опасную грань, чем могла предположить.
— И ты бы действительно воспользовался ими? Эш быстро взглянул на нее.
— Не знаю. Ну а ты одобряешь это примирение.
— Это не мое дело…
— К черту дело. Одобряешь или нет? По-твоему, я поступил правильно?
— Да, конечно!
Он снова повернулся к огню.
— Наверное, это очень приятно — быть уверенной во всем.
Дженива прикусила губу.
— Лучше будет, если я оставляю тебя. — Она направилась к двери, но маркиз поймал ее за руку.
— Почему? Ночь еще не кончилась.
— В таком настроении тебе надо побыть одному.
— В дурном, другими словами?
— Да.
Эш отпустил ее руку и подошел ближе к ней.
— Мое настроение могло бы улучшиться, если бы я попробовал сладкого хлебца, испеченного Дженивой.
Он приблизил к ней лицо и осторожно прикусил ее нижнюю губу.
Глава 40
Должно быть, это вино все еще бурлило в ее крови, приводя в лихорадочное возбуждение. При первом же прикосновении его губ рассудок покинул Джениву, и обжигающее желание овладело ею.
Когда они поцеловались, она распахнула его камзол и расстегнула пуговицы длинного жилета — они плохо поддавались, и Дженива отрывала их, чтобы скорее обхватить руками это сильное тело и почувствовать его тепло под тонкой батистовой рубашкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Подожди плакать, — попросила его Дженива. — Может быть, лорд Родгар еще не ушел.
Ребенок успокоился, и она тихонько запела рождественскую песенку. Когда Дженива вошла в комнату, то застала там Эша и Лоренса с Шиной.
Дженива передала ребенка Шине, и нескрываемый восторг Лоренса, то нетерпение, с которым он обхватил Чарли дрожащими руками, немного успокоили ее. И все же эту историю нельзя считать законченной до тех пор, пока они не устроятся где-нибудь по-настоящему.
Родгар вернулся со слугой, который должен был отвести Лоренса в помещение над конюшней, где жили конюхи, но когда молодой человек собрался уходить, Шина с плачем ухватилась за него. Дженива велела Лоренсу все ей объяснить, и только после этого Шина, неохотно отпустив его, пошла к двери, ведущей к детской, с таким видом, как будто именно теперь страшная беда нависла над ее головой.
— Я чувствую себя как Капулетти или Монтекки, — нехотя заметил Эш. — Надеюсь, ты надежно запер яды, Родгар.
— В этом аббатстве по крайней мере нет монахов, сующих нос не в свои дела. Что ты теперь думаешь делать, кузен?
Эш прошел по комнате и остановился у стола, на котором стояли графины с вином.
— Могу я предложить тебе бокал твоего собственного бренди?
Родгар улыбнулся, но отказался.
— Было бы полезно отыскать Молли и заставить покаяться в грехах, но, полагаю, жестоко заставлять ее каяться публично.
— В тебе больше сострадания, чем во мне, — заметил Родгар. — Я могу предоставить эти доказательства королю, думаю, ему понравится история ирландских любовников, если ее умело рассказать, может быть, он даже будет растроган. Надеюсь, его удастся убедить, что он готовится поступить в отношении тебя не слишком справедливо. Хотя неплохо было бы тебе все же жениться — короли не любят совсем изменять свое мнение.
Дженива взглянула на свое ничего не значащее кольцо. Она убеждала себя, что не хочет, чтобы Эш женился на ней только потому, что скорая свадьба для него очень желательна. В любом случае Дамарис Миддлтон слопает его.
— Верно, мне и в самом деле пора жениться, — согласился Эш, — хотя я сомневаюсь, что даже в этом случае король поверит, будто я святой.
— Он вполне прагматичен, чтобы понимать, если он окружит себя только святыми, ему придется бродить по пустым комнатам, и он лишится лучших советников. Тем не менее его величество верит, что брак может спасти грешника. Ты прочитал записки моей матери?
Дженива подняла голову и увидела, как кузены обменялись оценивающими взглядами.
— Я прочитал часть дневника, и у меня не создалось впечатления, что ее муж жестоко обходился с ней.
— Я могу подтвердить, что мой отец не был на это способен. Возможно, со временем мать стала раздражать его…
— Особенно если учесть ее несносный характер. А ведь я прочитал только ее каждодневные жалобы…
Дженива стояла, не шевелясь и чуть дыша, словно боялась нарушить равновесие в этом решающем диалоге.
Эш задумчиво посмотрел на огонь, затем перевел взгляд на Родгара.
— Она была безумна?
— Ближе к концу — бесспорно. Заставить ее поверить, что Эдит должна умереть, могло только безумие. Ну а до этого… — Родгар пожал плечами. — Мы все находимся на грани между здравым умом и безумием, и если появляется достаточно мощная сила, она может столкнуть нас в бездну.
«Еще одна грань», — подумала Дженива.
— Некоторых стоит лишь легонько подтолкнуть… — медленно произнес Родгар.
Эш посмотрел кузену в лицо.
— Ходили слухи, что ты не хотел жениться, потому что безумие у вас в крови.
— Мы все находимся на грани, — повторил Родгар. — Я ведь еще и сын своего отца, а не только матери и поэтому сумел сохранить разум в трудные времена. А что повлияет на будущие поколения — кто это может предсказать. К тому же я полюбил…
— Любовь. Разве таким людям, как ты и я, позволено доходить до такой степени безумия?
Во рту у Дженивы пересохло, а сердце громко забилось. Взглянул ли на нее Эш в это мгновение, или это ей только показалось?
— Если не позволено, то это несправедливо. Мы можем объявить о примирении, кузен?
Эш так долго смотрел куда-то вдаль, что Джениве захотелось самой что-нибудь сказать, лишь бы нарушить молчание. Затем он медленно произнес:
— Да будет мир с тобой, и мир дому твоему. Дженива с замиранием сердца наблюдала за тем, как кузены пожали друг другу руку и обменялись в знак мира поце-уем. Когда они отошли друг от друга, Эш сказал:
— Я хотел бы взять дневник и несколько рисунков и показать нашей бабушке.
Родгар покачал головой:
— Полагаю, будет лучше, если мы их уничтожим.
— Даю тебе слово, что они вернутся сюда невредимыми.
— Может быть, мы сможем договориться об обмене документами?
— Теми, которые ты бы желал уничтожить? — спросил он, и Дженива поняла, что наступил момент, от которого все зависело.
— Именно. Я думаю, мы больше не нуждаемся в оружии.
— И в обороне, надеюсь? Хорошо, я распоряжусь, чтобы их доставили тебе. Или, может быть, уничтожение их и относящихся к ним доказательств ты доверишь мне? Я не оставлю ничего, обещаю.
Родгар мгновение колебался, затем вежливо поклонился:
— Благодарю тебя. А теперь извини, меня ждут мои гости.
Он вышел, и Дженива облегченно вздохнула.
— О чем это вы говорили? — не выдержав, спросила она. Эш отвернулся и посмотрел на огонь.
— О документах. У меня хранятся кое-какие бумаги кузена, которые, попади они в чужие руки, погубили бы его.
Кажется, она ступила на более опасную грань, чем могла предположить.
— И ты бы действительно воспользовался ими? Эш быстро взглянул на нее.
— Не знаю. Ну а ты одобряешь это примирение.
— Это не мое дело…
— К черту дело. Одобряешь или нет? По-твоему, я поступил правильно?
— Да, конечно!
Он снова повернулся к огню.
— Наверное, это очень приятно — быть уверенной во всем.
Дженива прикусила губу.
— Лучше будет, если я оставляю тебя. — Она направилась к двери, но маркиз поймал ее за руку.
— Почему? Ночь еще не кончилась.
— В таком настроении тебе надо побыть одному.
— В дурном, другими словами?
— Да.
Эш отпустил ее руку и подошел ближе к ней.
— Мое настроение могло бы улучшиться, если бы я попробовал сладкого хлебца, испеченного Дженивой.
Он приблизил к ней лицо и осторожно прикусил ее нижнюю губу.
Глава 40
Должно быть, это вино все еще бурлило в ее крови, приводя в лихорадочное возбуждение. При первом же прикосновении его губ рассудок покинул Джениву, и обжигающее желание овладело ею.
Когда они поцеловались, она распахнула его камзол и расстегнула пуговицы длинного жилета — они плохо поддавались, и Дженива отрывала их, чтобы скорее обхватить руками это сильное тело и почувствовать его тепло под тонкой батистовой рубашкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76