Эти листья похожи на тростник.
И Галеран подробно рассказывал ей про пальмовые деревья, про оливковые рощи, про палящую жару пустыни, про то, что Вифлеем — обычный город.
— Ты был разочарован? — спросила Джеанна, не забывая между тем распоряжаться приготовлениями к купанию.
— Одно мгновение был. А потом мне стало приятно сознавать, что Христос жил, как живут самые обычные люди, что он был не сказочным героем, каких изображают на миниатюрах, а человеком с пылью на коже и мозолями на ладонях.
Он задумчиво посмотрел на собственные ладони. Джеанна взяла их в свои руки, провела пальцами по твердым бугоркам, загрубевшим от рукоятки меча.
— Какими же еще могут быть мужские руки?
— Мне было легче, — говорил он, — эта мысль поддерживала меня. Что Христос тоже был мужчиной и, верно, понимает мужчин.
— Нечто похожее я думала о матери Христа. — Джеанна помогла мужу снять рубаху, покачав головой при виде пятен крови. — Хотя мне не очень нравится эта новая идея, что она была невинной девушкой.
— Да, в самом деле, странно… — С довольным вздохом Галеран погрузился в теплую воду. — Второе купание за неделю. Роскошь!
— Расскажи мне о константинопольских банях, — попросила Джеанна, начиная мыть его.
Галеран рассказал о банях, затем о том, что едят и как одеваются в тех странах, где ему пришлось побывать. Он лишь тщательно избегал любых упоминаний о войне.
Когда он уже вытирался, а слуги вычерпывали воду из корыта, Джеанна сказала:
— Все-таки жалко, что у нас нет комнаты для купания, как в Берстоке.
— Можно устроить ее во дворе, возле кухни. А что тебе не нравится здесь?
— Да нет, все хорошо, — смущенно улыбнулась она, — просто захотелось иметь мраморный бассейн, большой, чтобы можно было в нем плавать.
Галеран тоже улыбнулся.
— Я достал бы для тебя луну с неба и все звезды, если б мог, любимая, но мраморный бассейн — это выше моих сил.
Джеанна покраснела, рассмеялась, и Галеран подумал, что впервые после возвращения слышит ее смех.
Она посмотрела на кровать, и его плоть тут же отозвалась, но он не двинулся с места. Слишком легко было вернуться к старым привычкам, притвориться, будто все идет по-прежнему, но надобно перебороть себя и сначала понять, что произошло.
— Джеанна, мне нужно точно знать, что было между тобою и Лоуиком.
Она побледнела. Галеран думал, что не дождется ответа, но Джеанна отложила в сторону влажные холсты и заговорила.
— В сердце моем я никогда не изменяла тебе, Галеран. Я никогда не желала Лоуика. Довольно тебе такого ответа?
— Нет. Он взял тебя силой?
Джеанна ошеломленно глядела на мужа.
— Нет!
— Если ты не желала его, и он не принуждал тебя, то что же случилось? — Джеанна молчала, и он продолжал: — Джеанна, от того, что произошло здесь в ночь, когда умер Галлот, зависит, как мне вести себя в будущем и чего ждать от Лоуика.
Джеанна стояла, сжимая одеревеневшими пальцами влажную холстину. Она будто обратилась в статую. Холстина выпала из ее рук, и Джеанна опустилась на колени перед Галераном.
— Я боюсь, ты возненавидишь меня.
Ему хотелось поднять ее, крепко обнять, успокоить, но ее страх породил страх и в нем. Джеанна была умна. И если он простил ей неверность, зачем бы ей бояться, что какие-то подробности простить нельзя?
— Это нелегко сделать. Ты-то должна бы знать. И я люблю тебя.
Она прислонилась головою к его ноге.
— Да, а я не заслуживаю такой любви…
— Джеанна, расскажи, объясни…
— Не знаю, смогу ли я. Возможно, проще всего сказать, что я была безумна.
— Но это неудивительно. — Его рука замерла, так и не коснувшись ее волос. — Ты ведь тогда только что лишилась ребенка.
— А думала, что, быть может, и тебя тоже. Услышав о твоей гибели, я начала думать, что господь взял тебя взамен Галлота. Но я никогда не просила Его об этом, Галеран!
— Да и господь не стал бы вступать с тобою в такую грязную сделку.
— Я знала, ты не поймешь, — поморщилась она и опять прижалась головой к его ноге, так что лица ее он видеть не мог. — Галеран, я не такая хорошая, как ты, и бога себе создаю по своему образу и подобию. Я сговорилась с богом, что пошлю тебя в поход, а Он взамен дарует мне дитя. Я знала, ты не хотел идти, но подталкивала тебя всеми доступными мне средствами. Когда я услышала, что ты погиб, я не поверила, но задумалась… Думала — не взял ли господь больше, чем я предлагала ему. Или — не предложила ли я по неведению больше, нежели понимала… Я молилась, чтобы бог сохранил тебя, молилась каждый день. Но потом умер Галлот…
Теперь он коснулся ее волос, ибо ему показалось что Джеанна как-то поникла и тяжелей привалилась к его ноге.
— Это было так внезапно, так необъяснимо… Я решила: вот так господь услышал мою молитву и ответил, поменял местами фигуры, как мошенник на ярмарке…
— Джеанна!
— Я возненавидела бога, — сверкнула она недобрым взглядом. — Да. Я возненавидела Его. Я хотела успокоиться, забыться. Но более всего я хотела совершить нечто дурное, злое, самое злое, что только могла придумать. И соблазнила Раймонда.
Галеран не знал, как ответить на это признание.
— Ты считаешь это наибольшим злом, какое только можно выдумать?
— Да, кроме убийства родного сына, а это, возможно, уже было сделано.
Галерана прошиб холодный пот.
— Что ты говоришь?
— Я не убивала сына! Но мне казалось, господь наказывает меня за какой-то поступок, какую-то мысль… за те молитвы… — Она вскочила на ноги, принялась ходить по комнате. — Дети просто так не умирают. Быть может мои молитвы о тебе были так поняты. Быть может, я могла удержать только тебя или только Галлота, и выбрала тебя…
— Чепуха. А почему ты уверена, что Раймонд не мог убить его?
Джеанна остановилась перед ним, лицом к лицу.
— Я же очень чутко сплю. Вспомни, бывало ли, чтобы ты встал раньше меня, и я не проснулась бы?
— Верно. А не мог он опоить тебя?
— Я поняла бы. Да и не стал бы он этого делать. Он любил Галлота, играл с ним…
Теперь вскочил Галеран.
— Ради всего святого, Джеанна! Мало того, что он занял мое место в твоей постели, так он еще нянчил сына — моего сына, которого я так и не увидел?
Она вздрогнула, точно он опять ударил ее.
— Я только говорю правду.
— Тогда давай не будем об этом.
— Галеран…
— Уходи.
— Галеран!
— Вон!
Она выбежала — и правильно сделала, ибо ярость уже разгоралась в нем, подобная пламени, способному пожрать все на своем пути.
Дрожа от бешенства, Галеран рухнул на скамью. Джеанна права: только правда могла очистить и заживить душевные раны, но не теперь. Позже. Та правда, которую он услышал сегодня, была ему пока не по силам.
Галерану почти не приходилось иметь дело с малыми детьми, но все же он мог представить, как Раймонд Лоуик — красавец Раймонд — качает на коленях младенца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
И Галеран подробно рассказывал ей про пальмовые деревья, про оливковые рощи, про палящую жару пустыни, про то, что Вифлеем — обычный город.
— Ты был разочарован? — спросила Джеанна, не забывая между тем распоряжаться приготовлениями к купанию.
— Одно мгновение был. А потом мне стало приятно сознавать, что Христос жил, как живут самые обычные люди, что он был не сказочным героем, каких изображают на миниатюрах, а человеком с пылью на коже и мозолями на ладонях.
Он задумчиво посмотрел на собственные ладони. Джеанна взяла их в свои руки, провела пальцами по твердым бугоркам, загрубевшим от рукоятки меча.
— Какими же еще могут быть мужские руки?
— Мне было легче, — говорил он, — эта мысль поддерживала меня. Что Христос тоже был мужчиной и, верно, понимает мужчин.
— Нечто похожее я думала о матери Христа. — Джеанна помогла мужу снять рубаху, покачав головой при виде пятен крови. — Хотя мне не очень нравится эта новая идея, что она была невинной девушкой.
— Да, в самом деле, странно… — С довольным вздохом Галеран погрузился в теплую воду. — Второе купание за неделю. Роскошь!
— Расскажи мне о константинопольских банях, — попросила Джеанна, начиная мыть его.
Галеран рассказал о банях, затем о том, что едят и как одеваются в тех странах, где ему пришлось побывать. Он лишь тщательно избегал любых упоминаний о войне.
Когда он уже вытирался, а слуги вычерпывали воду из корыта, Джеанна сказала:
— Все-таки жалко, что у нас нет комнаты для купания, как в Берстоке.
— Можно устроить ее во дворе, возле кухни. А что тебе не нравится здесь?
— Да нет, все хорошо, — смущенно улыбнулась она, — просто захотелось иметь мраморный бассейн, большой, чтобы можно было в нем плавать.
Галеран тоже улыбнулся.
— Я достал бы для тебя луну с неба и все звезды, если б мог, любимая, но мраморный бассейн — это выше моих сил.
Джеанна покраснела, рассмеялась, и Галеран подумал, что впервые после возвращения слышит ее смех.
Она посмотрела на кровать, и его плоть тут же отозвалась, но он не двинулся с места. Слишком легко было вернуться к старым привычкам, притвориться, будто все идет по-прежнему, но надобно перебороть себя и сначала понять, что произошло.
— Джеанна, мне нужно точно знать, что было между тобою и Лоуиком.
Она побледнела. Галеран думал, что не дождется ответа, но Джеанна отложила в сторону влажные холсты и заговорила.
— В сердце моем я никогда не изменяла тебе, Галеран. Я никогда не желала Лоуика. Довольно тебе такого ответа?
— Нет. Он взял тебя силой?
Джеанна ошеломленно глядела на мужа.
— Нет!
— Если ты не желала его, и он не принуждал тебя, то что же случилось? — Джеанна молчала, и он продолжал: — Джеанна, от того, что произошло здесь в ночь, когда умер Галлот, зависит, как мне вести себя в будущем и чего ждать от Лоуика.
Джеанна стояла, сжимая одеревеневшими пальцами влажную холстину. Она будто обратилась в статую. Холстина выпала из ее рук, и Джеанна опустилась на колени перед Галераном.
— Я боюсь, ты возненавидишь меня.
Ему хотелось поднять ее, крепко обнять, успокоить, но ее страх породил страх и в нем. Джеанна была умна. И если он простил ей неверность, зачем бы ей бояться, что какие-то подробности простить нельзя?
— Это нелегко сделать. Ты-то должна бы знать. И я люблю тебя.
Она прислонилась головою к его ноге.
— Да, а я не заслуживаю такой любви…
— Джеанна, расскажи, объясни…
— Не знаю, смогу ли я. Возможно, проще всего сказать, что я была безумна.
— Но это неудивительно. — Его рука замерла, так и не коснувшись ее волос. — Ты ведь тогда только что лишилась ребенка.
— А думала, что, быть может, и тебя тоже. Услышав о твоей гибели, я начала думать, что господь взял тебя взамен Галлота. Но я никогда не просила Его об этом, Галеран!
— Да и господь не стал бы вступать с тобою в такую грязную сделку.
— Я знала, ты не поймешь, — поморщилась она и опять прижалась головой к его ноге, так что лица ее он видеть не мог. — Галеран, я не такая хорошая, как ты, и бога себе создаю по своему образу и подобию. Я сговорилась с богом, что пошлю тебя в поход, а Он взамен дарует мне дитя. Я знала, ты не хотел идти, но подталкивала тебя всеми доступными мне средствами. Когда я услышала, что ты погиб, я не поверила, но задумалась… Думала — не взял ли господь больше, чем я предлагала ему. Или — не предложила ли я по неведению больше, нежели понимала… Я молилась, чтобы бог сохранил тебя, молилась каждый день. Но потом умер Галлот…
Теперь он коснулся ее волос, ибо ему показалось что Джеанна как-то поникла и тяжелей привалилась к его ноге.
— Это было так внезапно, так необъяснимо… Я решила: вот так господь услышал мою молитву и ответил, поменял местами фигуры, как мошенник на ярмарке…
— Джеанна!
— Я возненавидела бога, — сверкнула она недобрым взглядом. — Да. Я возненавидела Его. Я хотела успокоиться, забыться. Но более всего я хотела совершить нечто дурное, злое, самое злое, что только могла придумать. И соблазнила Раймонда.
Галеран не знал, как ответить на это признание.
— Ты считаешь это наибольшим злом, какое только можно выдумать?
— Да, кроме убийства родного сына, а это, возможно, уже было сделано.
Галерана прошиб холодный пот.
— Что ты говоришь?
— Я не убивала сына! Но мне казалось, господь наказывает меня за какой-то поступок, какую-то мысль… за те молитвы… — Она вскочила на ноги, принялась ходить по комнате. — Дети просто так не умирают. Быть может мои молитвы о тебе были так поняты. Быть может, я могла удержать только тебя или только Галлота, и выбрала тебя…
— Чепуха. А почему ты уверена, что Раймонд не мог убить его?
Джеанна остановилась перед ним, лицом к лицу.
— Я же очень чутко сплю. Вспомни, бывало ли, чтобы ты встал раньше меня, и я не проснулась бы?
— Верно. А не мог он опоить тебя?
— Я поняла бы. Да и не стал бы он этого делать. Он любил Галлота, играл с ним…
Теперь вскочил Галеран.
— Ради всего святого, Джеанна! Мало того, что он занял мое место в твоей постели, так он еще нянчил сына — моего сына, которого я так и не увидел?
Она вздрогнула, точно он опять ударил ее.
— Я только говорю правду.
— Тогда давай не будем об этом.
— Галеран…
— Уходи.
— Галеран!
— Вон!
Она выбежала — и правильно сделала, ибо ярость уже разгоралась в нем, подобная пламени, способному пожрать все на своем пути.
Дрожа от бешенства, Галеран рухнул на скамью. Джеанна права: только правда могла очистить и заживить душевные раны, но не теперь. Позже. Та правда, которую он услышал сегодня, была ему пока не по силам.
Галерану почти не приходилось иметь дело с малыми детьми, но все же он мог представить, как Раймонд Лоуик — красавец Раймонд — качает на коленях младенца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107