— Никто из тех, с кем я говорил, не уверен, что дни Фламбара сочтены. Видимо, его обаяние заключается в редком умении добывать деньги. Какой король устоит против этого?
— Генрих не рискнет брать под свое покровительство столь ненавидимого всеми человека, — возразил Галеран, понимая, что пытается успокоить себя и скрыть страх. Ранульф Фламбар очень умен, а Рауль верно заметил, что короли питают пристрастие к тем, кто способен снабжать их деньгами.
Рауль пожал плечами.
— Полагаю, завтра тебе надо быть при дворе и добиться аудиенции. Тогда мы будем лучше осведомлены.
При этих словах в комнату вошла Джеанна с ребенком на руках. Ее бледное, изможденное лицо стало совсем серым от страха.
— Завтра? Так скоро?
Галеран нежно обнял жену.
— Голубка моя, мы приехали в Лондон не затем, чтобы дрожать и прятаться по углам.
— Да, я знаю, — отвечала она, нервно укачивая дочку, — но ничего не могу с собою поделать. Я беспокоюсь. Если б я могла пойти с тобой…
— Не думаю, чтобы это было полезно.
— Знаю, знаю, — поморщившись, повторила Джеанна. — Просто чувствую себя такой беспомощной… Можно мне, по крайней мере, обсудить с тобой, что ты скажешь королю?
Понимая, что это успокоит жену, Галеран не стал возражать. Рауль разложил на столе принесенную снедь, и они вчетвером сели есть и обсуждать планы на завтра, хотя ocoбого выбора, как поступить, у них не было. Порешили на том, что Галеран оденется во все самое лучшее, возьмет подарки, включая те, что привез из Святой Земли, — и будет надеяться на лучшее. Если король не откажет в аудиенции, Галеран изложит ему суть дела.
Но только в том случае, если будет уверен, что никто из побывавших во дворце раньше него не успел раскинуть свои сети… Об этом Галеран не стал говорить с Джеанной; все равно, случись такое, ему придется полагаться только на свою смекалку и промысел божий.
Когда они с Раулем ушли в отведенную им двоим комнату, Галеран спросил друга:
— Ты хочешь идти со мной завтра?
— Может, мне лучше остаться охранять женщин?
— Думаю, чем дальше ты будешь от женщин, тем безопаснее для них.
Рауль смотрел на свою постель так, будто пред ним был зачарованный замок.
— Я просил ее стать моей женой.
— А она отказалась?
Галеран не знал, что больше удивило его.
— Она не хочет покидать родину.
— Вздор. Уверен, ты сможешь уговорить ее.
— Мне бы твою уверенность. Итак, — совсем другим, деловым тоном продолжал он, — ты хочешь, чтобы я сопровождал тебя?
— Отчего же нет? Едва ли Лоуик попытается выкрасть ребенка из дома, полного народу, а Фламбар не имеет в Лондоне никакой власти. Мне интересно, что ты скажешь о Генрихе Боклерке.
В ту же ночь Раймонд Лоуик постучал в дверь роскошной резиденции архиепископа Дургамского близ Вестминстера. Дверь открыл вооруженный до зубов стражник; несомненно, столь ненавидимому в Англии человеку требовалась надежная охрана. Раймонд недолго пробыл в Лондоне, но и этого времени ему хватило, чтобы понять, сколь ненавидим народом Фламбар. Жаль, что судьба вынуждала его якшаться с таким человеком, но кто еще поддержал бы его против могущественного Вильяма Брома?
Надо помнить: все это делается ради Джеанны, прекрасной Джеанны, насильно выданной замуж, хотя обещана она была ему, Лоуику. Да-да, старый Фальк сам заговаривал об этом как-то раз или даже два раза.
А теперь ей угрожала опасность. Конечно, Галеран просто ждал своего часа: его истинные чувства стали ясны уже в первый день его появления, когда он ударом кулака сбил Джеанну с ног и едва не изувечил. Лоуик не мог простить себе, что оставил ее одну, беззащитную перед чужой жестокостью.
А что станется с ребенком? Он искренне привязался к малышке, как только может мужчина быть привязан к столь крохотному созданию. Она была его первым ребенком — по крайней мере, насколько ему было известно, и честь обязывала его защищать ее. Галеран — человек не злой, но мужчине не дано забыть о происхождении младенца. В самом лучшем случае он пожалеет девочку, оставив ее в живых, и отдаст на воспитание каким-нибудь простолюдинам.
Раймонду совсем не хотелось проливать чью-либо кровь, но, увы, иного выхода, пожалуй, у него нет. Он знал, что не сможет иначе защитить Джеанну и Донату.
И завладеть Хейвудом… Эта цель была не столь благородна, как первая, но мысль о Хейвуде давно жгла Раймонда Лоуика.
Подобно тому, как король Генрих считал Англию своей вотчиной с рождения, Раймонд искренне уверовал, что Хейвуд принадлежит ему с тех пор, как умер последний из сыновей старого Фалька. Фальк всегда любил Раймонда как сына; на севере Раймонд слыл одним из искуснейших молодых воинов. Кто, кроме него, заслуживал Джеанны?
Когда взоры Фалька обратились в сторону Брома, Лоуик склонил своего друга Юстаса, не особенно о том помышлявшего, принять участие в священной войне против мавров. Добиться этого оказалось совсем не трудно; Юстас, сын Вильяма Брома, отправился совершать подвиги во славу божью, и у Лоуика вновь появилась надежда стать мужем Джеанны.
Так ему казалось.
Когда Хейвуд и Джеанна достались этому недомерку Галерану, Лоуик чуть не захлебнулся желчью. Это было несправедливо. Сам господь отказывал Галерану в потомстве, пока он не решился принять участие в святом походе. Да и потом господь отнял у него первенца и дал Раймонду еще один шанс.
Вступая в приемную архиепископа, он снова утвердился в вере. На то божья воля, чтобы ему, Раймонду, достались Хейвуд, Джеанна и Доната. Пусть даже ценою жизни Галерана Хейвуда.
— Добро пожаловать в Лондон, милорд архиепископ…
Назавтра у Галерана с Раулем добрых полутра ушло на то, чтобы выбраться из города и вдоль берега Темзы добраться до Вестминстерского дворца, где пребывал король со своими приближенными и куда нынче направлялись все знатные и не очень знатные жители Англии. По вытоптанной дороге нескончаемым потоком тянулись лорды, купцы и просто зеваки. Страшную толчею усугубляли мелкие торговцы и стаи попрошаек.
Река могла бы быть второй дорогой, но великое множество всевозможных лодок и челноков делало подобное путешествие довольно опасным.
Время от времени сквозь толпу проталкивались отряды солдат. Они разрушали прилавки, прогоняли нищих, но стоило караулу пройти, как и торговцы, и нищие оказывались на своих местах, взывая к проезжающим лордам, и их крики сливались в мощный оглушительный гул.
Будто плывешь в болоте, оторопело подумал Галеран, бросая несколько монеток калеке, в чьих увечьях трудно было усомниться: два испещренных шрамами обрубка вместо ног не могли оказаться поддельными.
Мало-помалу наконец они выбрались на открытое пространство у огромного Вестминстерского дворца и примыкающего к нему славного аббатства короля Эдуарда Исповедника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Генрих не рискнет брать под свое покровительство столь ненавидимого всеми человека, — возразил Галеран, понимая, что пытается успокоить себя и скрыть страх. Ранульф Фламбар очень умен, а Рауль верно заметил, что короли питают пристрастие к тем, кто способен снабжать их деньгами.
Рауль пожал плечами.
— Полагаю, завтра тебе надо быть при дворе и добиться аудиенции. Тогда мы будем лучше осведомлены.
При этих словах в комнату вошла Джеанна с ребенком на руках. Ее бледное, изможденное лицо стало совсем серым от страха.
— Завтра? Так скоро?
Галеран нежно обнял жену.
— Голубка моя, мы приехали в Лондон не затем, чтобы дрожать и прятаться по углам.
— Да, я знаю, — отвечала она, нервно укачивая дочку, — но ничего не могу с собою поделать. Я беспокоюсь. Если б я могла пойти с тобой…
— Не думаю, чтобы это было полезно.
— Знаю, знаю, — поморщившись, повторила Джеанна. — Просто чувствую себя такой беспомощной… Можно мне, по крайней мере, обсудить с тобой, что ты скажешь королю?
Понимая, что это успокоит жену, Галеран не стал возражать. Рауль разложил на столе принесенную снедь, и они вчетвером сели есть и обсуждать планы на завтра, хотя ocoбого выбора, как поступить, у них не было. Порешили на том, что Галеран оденется во все самое лучшее, возьмет подарки, включая те, что привез из Святой Земли, — и будет надеяться на лучшее. Если король не откажет в аудиенции, Галеран изложит ему суть дела.
Но только в том случае, если будет уверен, что никто из побывавших во дворце раньше него не успел раскинуть свои сети… Об этом Галеран не стал говорить с Джеанной; все равно, случись такое, ему придется полагаться только на свою смекалку и промысел божий.
Когда они с Раулем ушли в отведенную им двоим комнату, Галеран спросил друга:
— Ты хочешь идти со мной завтра?
— Может, мне лучше остаться охранять женщин?
— Думаю, чем дальше ты будешь от женщин, тем безопаснее для них.
Рауль смотрел на свою постель так, будто пред ним был зачарованный замок.
— Я просил ее стать моей женой.
— А она отказалась?
Галеран не знал, что больше удивило его.
— Она не хочет покидать родину.
— Вздор. Уверен, ты сможешь уговорить ее.
— Мне бы твою уверенность. Итак, — совсем другим, деловым тоном продолжал он, — ты хочешь, чтобы я сопровождал тебя?
— Отчего же нет? Едва ли Лоуик попытается выкрасть ребенка из дома, полного народу, а Фламбар не имеет в Лондоне никакой власти. Мне интересно, что ты скажешь о Генрихе Боклерке.
В ту же ночь Раймонд Лоуик постучал в дверь роскошной резиденции архиепископа Дургамского близ Вестминстера. Дверь открыл вооруженный до зубов стражник; несомненно, столь ненавидимому в Англии человеку требовалась надежная охрана. Раймонд недолго пробыл в Лондоне, но и этого времени ему хватило, чтобы понять, сколь ненавидим народом Фламбар. Жаль, что судьба вынуждала его якшаться с таким человеком, но кто еще поддержал бы его против могущественного Вильяма Брома?
Надо помнить: все это делается ради Джеанны, прекрасной Джеанны, насильно выданной замуж, хотя обещана она была ему, Лоуику. Да-да, старый Фальк сам заговаривал об этом как-то раз или даже два раза.
А теперь ей угрожала опасность. Конечно, Галеран просто ждал своего часа: его истинные чувства стали ясны уже в первый день его появления, когда он ударом кулака сбил Джеанну с ног и едва не изувечил. Лоуик не мог простить себе, что оставил ее одну, беззащитную перед чужой жестокостью.
А что станется с ребенком? Он искренне привязался к малышке, как только может мужчина быть привязан к столь крохотному созданию. Она была его первым ребенком — по крайней мере, насколько ему было известно, и честь обязывала его защищать ее. Галеран — человек не злой, но мужчине не дано забыть о происхождении младенца. В самом лучшем случае он пожалеет девочку, оставив ее в живых, и отдаст на воспитание каким-нибудь простолюдинам.
Раймонду совсем не хотелось проливать чью-либо кровь, но, увы, иного выхода, пожалуй, у него нет. Он знал, что не сможет иначе защитить Джеанну и Донату.
И завладеть Хейвудом… Эта цель была не столь благородна, как первая, но мысль о Хейвуде давно жгла Раймонда Лоуика.
Подобно тому, как король Генрих считал Англию своей вотчиной с рождения, Раймонд искренне уверовал, что Хейвуд принадлежит ему с тех пор, как умер последний из сыновей старого Фалька. Фальк всегда любил Раймонда как сына; на севере Раймонд слыл одним из искуснейших молодых воинов. Кто, кроме него, заслуживал Джеанны?
Когда взоры Фалька обратились в сторону Брома, Лоуик склонил своего друга Юстаса, не особенно о том помышлявшего, принять участие в священной войне против мавров. Добиться этого оказалось совсем не трудно; Юстас, сын Вильяма Брома, отправился совершать подвиги во славу божью, и у Лоуика вновь появилась надежда стать мужем Джеанны.
Так ему казалось.
Когда Хейвуд и Джеанна достались этому недомерку Галерану, Лоуик чуть не захлебнулся желчью. Это было несправедливо. Сам господь отказывал Галерану в потомстве, пока он не решился принять участие в святом походе. Да и потом господь отнял у него первенца и дал Раймонду еще один шанс.
Вступая в приемную архиепископа, он снова утвердился в вере. На то божья воля, чтобы ему, Раймонду, достались Хейвуд, Джеанна и Доната. Пусть даже ценою жизни Галерана Хейвуда.
— Добро пожаловать в Лондон, милорд архиепископ…
Назавтра у Галерана с Раулем добрых полутра ушло на то, чтобы выбраться из города и вдоль берега Темзы добраться до Вестминстерского дворца, где пребывал король со своими приближенными и куда нынче направлялись все знатные и не очень знатные жители Англии. По вытоптанной дороге нескончаемым потоком тянулись лорды, купцы и просто зеваки. Страшную толчею усугубляли мелкие торговцы и стаи попрошаек.
Река могла бы быть второй дорогой, но великое множество всевозможных лодок и челноков делало подобное путешествие довольно опасным.
Время от времени сквозь толпу проталкивались отряды солдат. Они разрушали прилавки, прогоняли нищих, но стоило караулу пройти, как и торговцы, и нищие оказывались на своих местах, взывая к проезжающим лордам, и их крики сливались в мощный оглушительный гул.
Будто плывешь в болоте, оторопело подумал Галеран, бросая несколько монеток калеке, в чьих увечьях трудно было усомниться: два испещренных шрамами обрубка вместо ног не могли оказаться поддельными.
Мало-помалу наконец они выбрались на открытое пространство у огромного Вестминстерского дворца и примыкающего к нему славного аббатства короля Эдуарда Исповедника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107