И Ливия поразилась выражению лица своего бывшего мужа: прямо на ее глазах в душе этого человека в муках рождалось что-то новое, появлялись незнакомые прежде оттенки чувств, он одновременно радовался и страдал…
– Ты можешь взять ее на руки, – сказала молодая женщина.
– Нет. – Луций отстранился с какой-то горделивой горечью. – Пожалуй, не стоит.
– Она – твоя, – тихо произнесла Ливия, – я бы не стала тебя обманывать, тем более что теперь все равно ты не примешь меня обратно, да и я не намерена сходиться с тобой.
До сего момента Луций не собирался высказывать обвинений, просто потому, что не мог спокойно вынести ответной невозмутимости, но теперь произнес запальчиво, даже злобно:
– О чем ты думала, когда решилась рисковать жизнью своего нерожденного ребенка?!
Как и ожидал Луций, Ливия не опустила глаза, лишь медленно покачала головой.
– Обстоятельства не оставили мне выбора. Если помнишь, мы неплохо жили с тобой, ты нравился мне как человек, и я не собиралась от тебя уходить, а тем более – бежать неведомо куда. Я поняла, что беременна, за несколько дней до того, как покинула дом, и не призналась тебе сразу, потому что хотела немного привыкнуть к своему новому состоянию. Я намеревалась сказать о ребенке именно в тот вечер, когда Гай Эмилий приполз к порогу нашего дома, истекая кровью. Что мне оставалось делать? Предать его в руки солдат триумвиров? Если хочешь знать, он встретил меня на Форуме еще в день похорон Цезаря и предложил уехать вместе – я отказалась. И разве я могла признаться, что укрыла его в доме, ведь ты выдал бы его солдатам!
– Конечно, – твердо, с нажимом произнес Луций, потом прибавил: – Недаром в Риме так любят повторять «смотри назад». Наша совместная жизнь началась со лжи, следовательно, не могла закончиться ничем хорошим.
– Я тебе не лгала, – заметила Ливия. – Я сразу призналась, что люблю Гая.
«Надеюсь, твоего любовника уже съели рыбы!» – хотел крикнуть Луций, но сдержался. Вместо этого сказал:
– Нам придется увидеться еще раз – на свадьбе Децима. Марк Ливий хочет, чтоб я присутствовал, и мне сложно ему отказать.
Ливия кивнула. Луций собрался уходить, но потом замешкался.
– Ты назвала девочку Асконией?
– Да, – ответила молодая женщина и замолчала. Луция злился, видя, что она чувствует себя хозяйкой положения.
– Возможно, позднее я заберу ребенка в свой дом, – сказал он, желая напугать и уязвить Ливию.
Молодая женщина приподняла брови и в выражении ее лица вслед за недоумением проступила открытая враждебность.
– Этого никогда не случится, – с холодной уверенностью произнесла она, поднялась со скамьи и, не дожидаясь ухода Луция, покинула перистиль.
…Возвращаясь к себе, Ливия с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Что она могла поставить в вину Луцию? То, что не передал ей послание Гая? Но как еще он мог поступить?! Зато сейчас ни словом не напомнил о том, что, покидая дом вместе с любовником, она взяла (считай, украла!) довольно много денег, которые так и не удосужилась вернуть… Ливия прекрасно понимала, что именно она лишила свою дочь отца и, скорее всего, – должного положения в обществе. Да к тому же теперь у нее не было ни малейшей надежды не то чтобы воссоединиться с Гаем Эмилием, а даже просто узнать о его судьбе.
Поручив Асконию рабыням (вернувшись в Рим, Ливия, по примеру всех богатых женщин, нашла для ребенка кормилицу), она направилась в спальню, где Тарсия разбирала сундук с одеждой. Она застала девушку сидящей в сломленной позе – голова служанки была опущена, руки висели как плети.
Ливия села рядом и ласково обняла гречанку.
– Скажи, что с тобою? Это из-за того, что случилось на острове? – она сделала паузу, во время которой Тарсия не проронила ни слова – Но ты должна успокоиться. В конце концов ты осталась жива и здорова и в отличие от многих вернулась домой. Или ты так сильно тоскуешь по Элиару?
– Элиар сделает все, чтобы выжить и избежать неволи, а если так, то рано или поздно он вернется ко мне. Но то, что он желает получить в жизни, не имеет ничего общего с постоянством. В лучшем случае он будет приходить и уходить, а мне нужен тот, кто никогда меня не покинет. Я говорю не о мужчине, а о ребенке, которого никогда не смогу родить.
– Почему? – удивилась Ливия – Ты еще так молода! Я прожила с Луцием два года, прежде чем забеременела!
– С тобой не случалось того, что было со мной, – тихо возразила Тарсия – После того давнего несчастья старуха, что выходила меня, сказала: вряд ли боги подарят мне детей…
– А как же предсказание в Афинах? – напомнила Ливия. Тарсия лишь горестно покачала головой. Ливия поняла: бесполезно уповать на время. Смертельно больной не может ждать – лекарство нужно ему прямо сейчас.
– Почему бы тебе не усыновить ребенка? – осторожно спросила она. – В Риме полно подкидышей. Ты можешь взять малыша и растить его. А потом, возможно, появятся свои дети.
– И ты позволишь мне воспитывать его здесь, в твоем доме?
– Конечно.
Ливия произнесла еще много ласковых слов, и гречанка заметно повеселела, а потом сказала, что у нее есть еще одно дело, за которое она все не решалась взяться. Девушка показала госпоже камень и рассказала, при каких обстоятельствах получила его и кому должна передать.
– Я знаю только имя женщины – Амеана, – призналась Тарсия, – и почему-то мне сразу показалось, что в этой просьбе много странного.
– Пожалуй… – медленно произнесла Ливия, размышляя о превратностях судьбы – Эта Амеана – куртизанка, ее несложно найти. Но такой камень, – по-моему, это хризолит – дорого стоит! Ты можешь с чистой совестью оставить его себе.
– Нет! – Тарсия упрямо мотнула головой. – Я сделаю так, как велел… этот человек – И прибавила, глядя куда-то прямо пред собой: – Знаешь, госпожа, меня словно бы уносит каким-то потоком прочь от прежней жизни. Хотя я вернулась обратно, мне все чудится, будто меня здесь нет: я плыву и плыву вперед и так и ни к чему и не прибилась.
– Что ж, – вздохнув, произнесла Ливия, – я чувствую то же самое.
…На следующий день, собираясь на поиски Амеаны, Тарсия, сама не зная зачем, принарядилась: повязала на голову митру, оставлявшую спереди открытыми изящно уложенные волосы, надела украшенные серебряными ремешками башмаки.
Она шла по улицам Рима так, будто ничего не видела вокруг, не замечала обычной суеты и толкотни. Как всегда, в центре города кто-то покупал, кто-то продавал, люди сновали взад-вперед, дети путались под ногами у взрослых, рабы таскали тюки с товарами… Стояла чудесная погода, и народ толпами валил на Форум.
Через пару часов Тарсия все же нашла то, что искала: это был небольшой выбеленный известью дом с отдельным двориком, где росло много цветов. Здесь не было никого, кроме заливавшегося бешеным лаем привязанного пса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
– Ты можешь взять ее на руки, – сказала молодая женщина.
– Нет. – Луций отстранился с какой-то горделивой горечью. – Пожалуй, не стоит.
– Она – твоя, – тихо произнесла Ливия, – я бы не стала тебя обманывать, тем более что теперь все равно ты не примешь меня обратно, да и я не намерена сходиться с тобой.
До сего момента Луций не собирался высказывать обвинений, просто потому, что не мог спокойно вынести ответной невозмутимости, но теперь произнес запальчиво, даже злобно:
– О чем ты думала, когда решилась рисковать жизнью своего нерожденного ребенка?!
Как и ожидал Луций, Ливия не опустила глаза, лишь медленно покачала головой.
– Обстоятельства не оставили мне выбора. Если помнишь, мы неплохо жили с тобой, ты нравился мне как человек, и я не собиралась от тебя уходить, а тем более – бежать неведомо куда. Я поняла, что беременна, за несколько дней до того, как покинула дом, и не призналась тебе сразу, потому что хотела немного привыкнуть к своему новому состоянию. Я намеревалась сказать о ребенке именно в тот вечер, когда Гай Эмилий приполз к порогу нашего дома, истекая кровью. Что мне оставалось делать? Предать его в руки солдат триумвиров? Если хочешь знать, он встретил меня на Форуме еще в день похорон Цезаря и предложил уехать вместе – я отказалась. И разве я могла признаться, что укрыла его в доме, ведь ты выдал бы его солдатам!
– Конечно, – твердо, с нажимом произнес Луций, потом прибавил: – Недаром в Риме так любят повторять «смотри назад». Наша совместная жизнь началась со лжи, следовательно, не могла закончиться ничем хорошим.
– Я тебе не лгала, – заметила Ливия. – Я сразу призналась, что люблю Гая.
«Надеюсь, твоего любовника уже съели рыбы!» – хотел крикнуть Луций, но сдержался. Вместо этого сказал:
– Нам придется увидеться еще раз – на свадьбе Децима. Марк Ливий хочет, чтоб я присутствовал, и мне сложно ему отказать.
Ливия кивнула. Луций собрался уходить, но потом замешкался.
– Ты назвала девочку Асконией?
– Да, – ответила молодая женщина и замолчала. Луция злился, видя, что она чувствует себя хозяйкой положения.
– Возможно, позднее я заберу ребенка в свой дом, – сказал он, желая напугать и уязвить Ливию.
Молодая женщина приподняла брови и в выражении ее лица вслед за недоумением проступила открытая враждебность.
– Этого никогда не случится, – с холодной уверенностью произнесла она, поднялась со скамьи и, не дожидаясь ухода Луция, покинула перистиль.
…Возвращаясь к себе, Ливия с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Что она могла поставить в вину Луцию? То, что не передал ей послание Гая? Но как еще он мог поступить?! Зато сейчас ни словом не напомнил о том, что, покидая дом вместе с любовником, она взяла (считай, украла!) довольно много денег, которые так и не удосужилась вернуть… Ливия прекрасно понимала, что именно она лишила свою дочь отца и, скорее всего, – должного положения в обществе. Да к тому же теперь у нее не было ни малейшей надежды не то чтобы воссоединиться с Гаем Эмилием, а даже просто узнать о его судьбе.
Поручив Асконию рабыням (вернувшись в Рим, Ливия, по примеру всех богатых женщин, нашла для ребенка кормилицу), она направилась в спальню, где Тарсия разбирала сундук с одеждой. Она застала девушку сидящей в сломленной позе – голова служанки была опущена, руки висели как плети.
Ливия села рядом и ласково обняла гречанку.
– Скажи, что с тобою? Это из-за того, что случилось на острове? – она сделала паузу, во время которой Тарсия не проронила ни слова – Но ты должна успокоиться. В конце концов ты осталась жива и здорова и в отличие от многих вернулась домой. Или ты так сильно тоскуешь по Элиару?
– Элиар сделает все, чтобы выжить и избежать неволи, а если так, то рано или поздно он вернется ко мне. Но то, что он желает получить в жизни, не имеет ничего общего с постоянством. В лучшем случае он будет приходить и уходить, а мне нужен тот, кто никогда меня не покинет. Я говорю не о мужчине, а о ребенке, которого никогда не смогу родить.
– Почему? – удивилась Ливия – Ты еще так молода! Я прожила с Луцием два года, прежде чем забеременела!
– С тобой не случалось того, что было со мной, – тихо возразила Тарсия – После того давнего несчастья старуха, что выходила меня, сказала: вряд ли боги подарят мне детей…
– А как же предсказание в Афинах? – напомнила Ливия. Тарсия лишь горестно покачала головой. Ливия поняла: бесполезно уповать на время. Смертельно больной не может ждать – лекарство нужно ему прямо сейчас.
– Почему бы тебе не усыновить ребенка? – осторожно спросила она. – В Риме полно подкидышей. Ты можешь взять малыша и растить его. А потом, возможно, появятся свои дети.
– И ты позволишь мне воспитывать его здесь, в твоем доме?
– Конечно.
Ливия произнесла еще много ласковых слов, и гречанка заметно повеселела, а потом сказала, что у нее есть еще одно дело, за которое она все не решалась взяться. Девушка показала госпоже камень и рассказала, при каких обстоятельствах получила его и кому должна передать.
– Я знаю только имя женщины – Амеана, – призналась Тарсия, – и почему-то мне сразу показалось, что в этой просьбе много странного.
– Пожалуй… – медленно произнесла Ливия, размышляя о превратностях судьбы – Эта Амеана – куртизанка, ее несложно найти. Но такой камень, – по-моему, это хризолит – дорого стоит! Ты можешь с чистой совестью оставить его себе.
– Нет! – Тарсия упрямо мотнула головой. – Я сделаю так, как велел… этот человек – И прибавила, глядя куда-то прямо пред собой: – Знаешь, госпожа, меня словно бы уносит каким-то потоком прочь от прежней жизни. Хотя я вернулась обратно, мне все чудится, будто меня здесь нет: я плыву и плыву вперед и так и ни к чему и не прибилась.
– Что ж, – вздохнув, произнесла Ливия, – я чувствую то же самое.
…На следующий день, собираясь на поиски Амеаны, Тарсия, сама не зная зачем, принарядилась: повязала на голову митру, оставлявшую спереди открытыми изящно уложенные волосы, надела украшенные серебряными ремешками башмаки.
Она шла по улицам Рима так, будто ничего не видела вокруг, не замечала обычной суеты и толкотни. Как всегда, в центре города кто-то покупал, кто-то продавал, люди сновали взад-вперед, дети путались под ногами у взрослых, рабы таскали тюки с товарами… Стояла чудесная погода, и народ толпами валил на Форум.
Через пару часов Тарсия все же нашла то, что искала: это был небольшой выбеленный известью дом с отдельным двориком, где росло много цветов. Здесь не было никого, кроме заливавшегося бешеным лаем привязанного пса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131