Кэтрин повернулась и пошла к двери. Он опередил ее, открывая дверь: «До встречи». «Да, до встречи», — еле прошептала она.
Рован пришел к ней вовремя, постучался и, получив разрешение, вошел, закрыв за собой дверь. Кэтрин была одна, Дельфия отпросилась на вечеринку, организованную для слуг. Кэтрин отпустила ее, предупредив, что нужно вернуться раньше, и объяснила, почему. Она подумала, что им будет легче встретиться без Дельфии, а теперь пожалела, что служанки нет: Дельфия на страже — так было бы спокойнее.
Она была в ночной рубашке и пеньюаре из белого батиста, сшитого женскими руками в мопастыре. Глубокий вырез окаймлялся пышными кружевами, длинные рукава тоже были в кружевах, а волосы, расчесанные заботливыми руками Дельфии, струились вниз и при каждом движении блестящими волнами обвивались вокруг.
После ухода Дельфии она сначала легла в высокую кровать. С минуту полежала, затем выскользнула оттуда — она не хотела ждать его там. Она уселась в кресле с книгой, но получилось как-то вымученно. Подумала, что надо бы сесть перед туалетным столиком и наматывать на пальцы кончики волос, но и это показалось неестественным. Только пристроилась на краю кровати, пытаясь что-то придумать, но стук в дверь заставил ее вскочить.
Она облизала губы, когда Рован вошел, и сказала первое, что пришло в голову:
— Жиль был в своей комнате? Вы его видели?
— Меня провел Като. Ваш муж, кажется, спит. У кровати лежало какое-то лекарство.
— Он часто принимает снотворное.
— Не думаете ли вы, что я предположил, что он специально принял его сегодня на ночь? — усмехнулся он.
— Возможно, — коротко ответила Кэтрин. — Но кто может обвинить его?
— Он мог притвориться спящим, избегая увидеть меня.
Говоря это, он разглядывал ее всю, взгляд остановился на крае пеньюара, окутывавшего ее ноги в домашних туфельках.
Кэтрин глубже запахнула пеньюар, прикрывая грудь одной рукой, а другой показывая в направлении туалетной комнаты.
— Если вы хотите идти, другая кровать там.
Он посмотрел в ту сторону, куда она указывала, и сказал:
— Возможно, будет лучше, если мы какое-то время побудем вместе. Жиль, если он не спит, может зайти и переговорить с нами перед тем, как мы потушим свечи.
Кэтрин почувствовала, что ее бросило в жар. Она очень бы желала, чтобы Рован не смущал ее постоянно. Стремясь казаться более естественной, она поднялась по ступенькам и села в кровать, прислонившись спиной к подушкам.
— Думаю, вы правы. У вас, должно быть, больше опыта, чем у меня, — едко сказала Кэтрин.
— Нет, в такой ситуации, как эта, нет.
Он сбросил с себя сюртук, перекинул его через спинку кровати из ореха, с четырьмя столбами и пологом из шелка, затем начал развязывать галстук, который последовал за сюртуком. Отстегнув булавку для галстука и положив ее в карман брюк, он стал расстегивать точно такие же запонки.
— Что вы делаете? — вдруг, резко выпрямившись на подушках, спросила она.
Он помедлил. Взгляд был напряженным, оценивающим.
— Совершенно не собирался вас тревожить, я подумал, что, наверное, будет лучше, если я буду одет менее официально.
Она прикрыла глаза, вспомнив, как он приближался к ней, прежде чем поцеловать. Нет, он не должен…
Нет, можно стать идиоткой, если в голову будут постоянно лезть разные мысли при каждом его движении. Кэтрин на минуту закрыла глаза, отвернулась. «Как вам угодно!»
Рован ограничился запонками, положив их туда же, в карман, и начал закатывать рукава. Он смотрел на локон ее волос, упавший на грудь и вздрагивающий при каждом движении. Она не доверяла ему, но почему она должна, если он сам не доверял себе. Находиться вот так, рядом с ней, в интимной обстановке, было и мучительно больно, и приятно. Интересно, как далеко она позволит зайти. Он не намеревался заходить слишком далеко, нет. Ему просто нужно было отвлечь себя от того, что могло произойти.
Сейчас она была даже в большей безопасности, чем могла предположить, несмотря на то, что он не смог сдержаться в библиотеке.
Он поднялся по ступенькам, уселся на кровать подальше от нее и заложил ногу за ногу в ожидании ее возражений. Кэтрин запахнула пеньюар, придерживая кружева у горла. Человек, которого она так боится на протяжении трех дней, сейчас сидит на ее кровати, где всю супружескую жизнь она спала одна. Кэтрин буквально задыхалась: она хотела приказать ему уйти, но в то же время боялась показать свою панику.
Чтобы хоть как-то отвлечь себя от созерцания его на своей постели, она спросила:
— О чем мужчины и женщины говорят в подобных ситуациях?
Он удивленно поднял брови.
— А разве ваш муж не разговаривает с вами, бывая здесь?
— Он никогда… то есть… я думала, что Жиль объяснил, что проблема, которая мешает нам иметь детей, в нем?
— Никогда? — повторил Рован, игнорируя объяснение.
Кэтрин, не поднимая головы и перебирая кружева на рукавах, покачала головой. Он так долго молчал, что она осмелилась посмотреть на него из-под ресниц. Его взгляд был похож на глубокий, окутанный туманом пруд.
— Дайте мне подумать, — в раздумье тихо сказал он, возвращаясь к ее первому вопросу. — Если бы мы с вами были связаны амурными делами, я бы сказал вам, что ваше одеяние очаровательно, но я бы предпочел, чтобы вы были без него.
Кэтрин сжала зубы, но спросила:
— Да? А что бы я ответила на это? Спасибо?
— Вы бы ответили, то есть вы бы могли ответить: я с удовольствием сниму его, если подвинусь ближе.
Она зло посмотрела на него, чувствуя, что внутри закипает кровь.
— О чем еще мы могли бы поговорить?
— Я мог бы сказать вам, что мне очень нравится цвет ваших волос, напоминающий каштан и все красно-коричневые оттенки осени. Я мог бы сказать, что очарован их длиной, что мне хочется потрогать их и привязать ими вас к себе…
— Пожалуйста… — с мольбой в голосе прервала она. — О чем-то же еще они говорят.
Он любовался пульсирующей жилкой у нее на шее.
— Я мог бы спросить — нравится ли вам видеть меня побритым или вы предпочитаете щетину, чтобы не ждать, пока я побреюсь. Так как ноги становятся холодными, я мог бы спросить вас, замерзли ли вы, и предложить согреть вас. Затем вы, если, конечно, хотели бы, спросили — болят ли у меня мышцы после тяжелого копья. Вы бы могли предложить мне снять рубашку и помассировать спину, чтобы снять боль.
Его слова, казалось, оплетали ее мозг паутиной. Она, как во сне, видела его делающим все то, о чем он говорил, а себя — позволяющей делать, помогая ему… Она буквально чувствовала его обнаженное тело под своими массирующими пальцами. В то же время сладкие образы, созданные им, отзывались в сердце пустотой. Она ведь до сих пор не знала, как мало тепла и любви было в ее жизни, как мало всего того, о чем так легко говорил Рован.
Когда он замолчал, она тихонько вздохнула и мягко спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Рован пришел к ней вовремя, постучался и, получив разрешение, вошел, закрыв за собой дверь. Кэтрин была одна, Дельфия отпросилась на вечеринку, организованную для слуг. Кэтрин отпустила ее, предупредив, что нужно вернуться раньше, и объяснила, почему. Она подумала, что им будет легче встретиться без Дельфии, а теперь пожалела, что служанки нет: Дельфия на страже — так было бы спокойнее.
Она была в ночной рубашке и пеньюаре из белого батиста, сшитого женскими руками в мопастыре. Глубокий вырез окаймлялся пышными кружевами, длинные рукава тоже были в кружевах, а волосы, расчесанные заботливыми руками Дельфии, струились вниз и при каждом движении блестящими волнами обвивались вокруг.
После ухода Дельфии она сначала легла в высокую кровать. С минуту полежала, затем выскользнула оттуда — она не хотела ждать его там. Она уселась в кресле с книгой, но получилось как-то вымученно. Подумала, что надо бы сесть перед туалетным столиком и наматывать на пальцы кончики волос, но и это показалось неестественным. Только пристроилась на краю кровати, пытаясь что-то придумать, но стук в дверь заставил ее вскочить.
Она облизала губы, когда Рован вошел, и сказала первое, что пришло в голову:
— Жиль был в своей комнате? Вы его видели?
— Меня провел Като. Ваш муж, кажется, спит. У кровати лежало какое-то лекарство.
— Он часто принимает снотворное.
— Не думаете ли вы, что я предположил, что он специально принял его сегодня на ночь? — усмехнулся он.
— Возможно, — коротко ответила Кэтрин. — Но кто может обвинить его?
— Он мог притвориться спящим, избегая увидеть меня.
Говоря это, он разглядывал ее всю, взгляд остановился на крае пеньюара, окутывавшего ее ноги в домашних туфельках.
Кэтрин глубже запахнула пеньюар, прикрывая грудь одной рукой, а другой показывая в направлении туалетной комнаты.
— Если вы хотите идти, другая кровать там.
Он посмотрел в ту сторону, куда она указывала, и сказал:
— Возможно, будет лучше, если мы какое-то время побудем вместе. Жиль, если он не спит, может зайти и переговорить с нами перед тем, как мы потушим свечи.
Кэтрин почувствовала, что ее бросило в жар. Она очень бы желала, чтобы Рован не смущал ее постоянно. Стремясь казаться более естественной, она поднялась по ступенькам и села в кровать, прислонившись спиной к подушкам.
— Думаю, вы правы. У вас, должно быть, больше опыта, чем у меня, — едко сказала Кэтрин.
— Нет, в такой ситуации, как эта, нет.
Он сбросил с себя сюртук, перекинул его через спинку кровати из ореха, с четырьмя столбами и пологом из шелка, затем начал развязывать галстук, который последовал за сюртуком. Отстегнув булавку для галстука и положив ее в карман брюк, он стал расстегивать точно такие же запонки.
— Что вы делаете? — вдруг, резко выпрямившись на подушках, спросила она.
Он помедлил. Взгляд был напряженным, оценивающим.
— Совершенно не собирался вас тревожить, я подумал, что, наверное, будет лучше, если я буду одет менее официально.
Она прикрыла глаза, вспомнив, как он приближался к ней, прежде чем поцеловать. Нет, он не должен…
Нет, можно стать идиоткой, если в голову будут постоянно лезть разные мысли при каждом его движении. Кэтрин на минуту закрыла глаза, отвернулась. «Как вам угодно!»
Рован ограничился запонками, положив их туда же, в карман, и начал закатывать рукава. Он смотрел на локон ее волос, упавший на грудь и вздрагивающий при каждом движении. Она не доверяла ему, но почему она должна, если он сам не доверял себе. Находиться вот так, рядом с ней, в интимной обстановке, было и мучительно больно, и приятно. Интересно, как далеко она позволит зайти. Он не намеревался заходить слишком далеко, нет. Ему просто нужно было отвлечь себя от того, что могло произойти.
Сейчас она была даже в большей безопасности, чем могла предположить, несмотря на то, что он не смог сдержаться в библиотеке.
Он поднялся по ступенькам, уселся на кровать подальше от нее и заложил ногу за ногу в ожидании ее возражений. Кэтрин запахнула пеньюар, придерживая кружева у горла. Человек, которого она так боится на протяжении трех дней, сейчас сидит на ее кровати, где всю супружескую жизнь она спала одна. Кэтрин буквально задыхалась: она хотела приказать ему уйти, но в то же время боялась показать свою панику.
Чтобы хоть как-то отвлечь себя от созерцания его на своей постели, она спросила:
— О чем мужчины и женщины говорят в подобных ситуациях?
Он удивленно поднял брови.
— А разве ваш муж не разговаривает с вами, бывая здесь?
— Он никогда… то есть… я думала, что Жиль объяснил, что проблема, которая мешает нам иметь детей, в нем?
— Никогда? — повторил Рован, игнорируя объяснение.
Кэтрин, не поднимая головы и перебирая кружева на рукавах, покачала головой. Он так долго молчал, что она осмелилась посмотреть на него из-под ресниц. Его взгляд был похож на глубокий, окутанный туманом пруд.
— Дайте мне подумать, — в раздумье тихо сказал он, возвращаясь к ее первому вопросу. — Если бы мы с вами были связаны амурными делами, я бы сказал вам, что ваше одеяние очаровательно, но я бы предпочел, чтобы вы были без него.
Кэтрин сжала зубы, но спросила:
— Да? А что бы я ответила на это? Спасибо?
— Вы бы ответили, то есть вы бы могли ответить: я с удовольствием сниму его, если подвинусь ближе.
Она зло посмотрела на него, чувствуя, что внутри закипает кровь.
— О чем еще мы могли бы поговорить?
— Я мог бы сказать вам, что мне очень нравится цвет ваших волос, напоминающий каштан и все красно-коричневые оттенки осени. Я мог бы сказать, что очарован их длиной, что мне хочется потрогать их и привязать ими вас к себе…
— Пожалуйста… — с мольбой в голосе прервала она. — О чем-то же еще они говорят.
Он любовался пульсирующей жилкой у нее на шее.
— Я мог бы спросить — нравится ли вам видеть меня побритым или вы предпочитаете щетину, чтобы не ждать, пока я побреюсь. Так как ноги становятся холодными, я мог бы спросить вас, замерзли ли вы, и предложить согреть вас. Затем вы, если, конечно, хотели бы, спросили — болят ли у меня мышцы после тяжелого копья. Вы бы могли предложить мне снять рубашку и помассировать спину, чтобы снять боль.
Его слова, казалось, оплетали ее мозг паутиной. Она, как во сне, видела его делающим все то, о чем он говорил, а себя — позволяющей делать, помогая ему… Она буквально чувствовала его обнаженное тело под своими массирующими пальцами. В то же время сладкие образы, созданные им, отзывались в сердце пустотой. Она ведь до сих пор не знала, как мало тепла и любви было в ее жизни, как мало всего того, о чем так легко говорил Рован.
Когда он замолчал, она тихонько вздохнула и мягко спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70