Забыть смерть брата, забыть ее мужа, забыть то странное обстоятельство, которое привело их в одну комнату и то соглашение, что держит их на расстоянии друг от друга.
Он мог бы отвезти ее на плантацию к матери под Новый Орлеан или в Англию. Но поедет ли она? Если он позовет, бросит ли она все здесь и уедет ли с ним?
Он, только он был сумасшедшим. La belle dame sans mersi — еще немного, и он забудет слова брата.
— Итак, у нас с вами договор: не уступать Жилю. И что?
Он как-то, словно очнувшись, посмотрел на нее и улыбнулся.
— Я голосую за то, чтобы отыскать что-то из одежды. В вашем костюме просматривается несомненная элегантность, а мой, надо сказать, ужасен.
Шкаф был пуст, многочисленные ящики и сундуки — тоже. В башне не было ничего, что могло пригодиться в качестве одежды, за исключением нескольких кусков турецкого материала для полотенец. Отказавшись от поисков, они сосредоточились на более существенном. В сундуке рядом с камином хранились запасы дров на тот случай, если пара снизу будет недостаточно. Кувшины в спальне и туалетной были полны, но если воды не хватит, есть ведь фонтан. В кабинете на столе стояла ваза с фруктами и орехами, тарелка с хлебом и сыром, жареные пирожки с яблоками, накрытые влажной салфеткой для сохранности. В общем, они не замерзнут и не умрут от холода и жажды.
И все же они были в тюрьме. Входная дверь была заперта, даже массивный засов был задвинут за железную ручку. В длинные, узкие окна не мог пролезть даже ребенок.
Рован со свечой в руке исследовал оранжерею и особенно ее стеклянный купол. Стекло было вставлено в маленькие квадратные рамы, которые не открывались. Даже если и можно было их открыть, купол находился на высоте сорока футов от основания и двадцати пяти над галереей, а каменные стены были слишком гладкими.
Их исследования прервал звонок. Когда Кэтрин услышала его мелодию, она уже знала, откуда она и что означает. В буфетной, рядом с кабинетом был прикреплен движущийся стол. Система из веревок и блоков поднимала на нем еду и питье Жилю, понапрасну его не беспокоя. Он был спрятан за панелью и закрыт небольшой, только для нагруженного подноса, крышкой. А звонок возвещал о том, что что-то необходимо поднять. Прибыл их обед. Кэтрин взяла поднос, накрытый серебряной крышкой. Наклонившись, подала голос. Молчание, затем ответил женский голос, эхом прозвучавший внизу. Это была Дельфия.
— Слава господи! — сказала Кэтрин. — Что случилось? Где остальные?
— Все уехали, мадам Кэтрин.
— Тогда ты нас можешь выпустить. Пойди найди кого-нибудь, чтобы сломали дверь.
Кэтрин с нетерпением ждала ответа.
— Я не могу. Мистер Жиль приказал не выпускать вас, пока он не возвратится. Я принесу вам все, что хотите — поесть, развлечься, но это все.
— Я настаиваю, Дельфия, ты должна помочь нам.
— Я не могу, мадам Кэтрин, правда, не могу. Мистер Жиль приказывал мне даже не разговаривать с вами.
«Какой коварный», — подумала Кэтрин.
Он знал, что она попытается заставить служанку выполнить ее приказы. Рован дотронулся до ее плеча, и она вопросительно на него посмотрела. В руке он держал свечу, наклонился в проем и спросил:
— Дельфия, где Омар?
— Он здесь, в тюрьме, мистер Рован, шесть человек отволокли его туда.
— Они ему ничего не повредили?
— Несколько синяков и все! У него прекрасный аппетит, он сегодня ел шесть раз и выпил два галлона кофе. Он взаперти, поэтому не может вам помочь.
Рован поднял голову и выпрямился так резко, что свеча чуть не погасла. Сейчас в своем покрывале он был похож на римского императора. Кэтрин опять попыталась договориться с Дельфией.
— Ну почему, Дельфия? Почему вдруг ты выполняешь приказы мужа, а не мои?
Дельфия даже повысила голос:
— Вы же знаете, он шкуру с меня спустит, если я ослушаюсь его.
— Да нет же.
Рабов в Аркадии не наказывали, единственное, чего они боялись, это быть посланными на поля. Все же раньше было несколько случаев, когда Жиль приказывал наказать нескольких рабочих, и сам проследил за исполнением. Она, естественно, не могла обвинять Дельфию за то, что та боится.
— Мистер Жиль поклялся, что никакого вреда от этого вам не будет. И он даже упомянул о свободе для меня, если я прослежу за вами до его возвращения. Извините, мадам Кэтрин.
Это было предательство, но как можно ее винить?
Вдруг ее осенило.
— Дельфия, одежду, нужно же нам что-то одеть.
— Мистер Жиль был очень строг насчет этого. Я не осмелюсь, нет.
Дельфия собиралась уходить. Кэтрин повысила голос.
— Ну хоть что-то. Пеньюар, пару брюк.
— Гитару, — добавил Рован. — Ваше шитье, книги, бумагу, перо?
— Ты слышала? — Кэтрин уже кричала в проем.
— Посмотрю, что я могу сделать… Я ухожу и закрываю панель.
Они слышали лязг замка, Дельфия ушла.
Кэтрин застыла. Дельфия. Она считала, что они были близки с ней, как сестры. Так было много общих радостей и воспоминаний, боли. Когда все изменилось? И как могло это случиться, а она не знала? Как все кажущееся постоянным перевернулось за одну ночь.
— Мы же можем поесть, — сказал Рован. — Конечно же, в голоде есть что-то привлекательное, но это так неудобно.
В ее темных глазах стояли боль и унижение.
— Я не хочу есть.
— Я тоже. Но это поможет убить время.
Кэтрин в знак согласия взяла поднос и показала Ровану идти со свечой вперед, прокладывая путь в соседнюю комнату. Он было заколебался, глядя на тяжелый поднос, но в одной руке у него была свеча, а другой приходилось придерживать покрывало. Поэтому он с горькой иронией улыбнулся и пошел вперед.
В камине горел огонь. Рован вставил свечу в подсвечник, они поставили еду на стол и сели в кресла, спинки которых были похожи на крылья. Кэтрин рассмотрела, что им принесли. Картофельный суп, заправленный маслом и посыпанный перцем, жареный цыпленок, горячий хлеб с маслом, фрукты и вино. Она вертела в руках ложку.
— Я хотела попросить у вас прощения за то, что сомневалась в Дельфии.
— Да не за что, — просто ответил он.
— Если бы я вас послушала, мы бы не оказались, здесь.
— Я предпочитаю видеть вас оскорбленной, бросающей вызов, но только не кающейся.
— Я просто пытаюсь сказать вам, что вы были правы, — раздраженно произнесла она.
— Так как я и сам знаю это, то не хочу услышать еще раз, особенно если это превращает вас в скучную женскую особь, болтающую ложкой в супе.
Благородство ли это или просто снисхождение? Пока она размышляла, он продолжал:
— Сколько продлится эта охота?
— Зависит от того, как пойдет. Обычно три-четыре дня, если она неудачна, а если все хорошо, то и неделю.
— Неделю, — повторил он, рассматривая медную с орнаментом решетку, закрывающую отверстия для пара.
— Ну разве не удача, что мы не там, с ними?
— Не поняла, — она начала есть и ждала его ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Он мог бы отвезти ее на плантацию к матери под Новый Орлеан или в Англию. Но поедет ли она? Если он позовет, бросит ли она все здесь и уедет ли с ним?
Он, только он был сумасшедшим. La belle dame sans mersi — еще немного, и он забудет слова брата.
— Итак, у нас с вами договор: не уступать Жилю. И что?
Он как-то, словно очнувшись, посмотрел на нее и улыбнулся.
— Я голосую за то, чтобы отыскать что-то из одежды. В вашем костюме просматривается несомненная элегантность, а мой, надо сказать, ужасен.
Шкаф был пуст, многочисленные ящики и сундуки — тоже. В башне не было ничего, что могло пригодиться в качестве одежды, за исключением нескольких кусков турецкого материала для полотенец. Отказавшись от поисков, они сосредоточились на более существенном. В сундуке рядом с камином хранились запасы дров на тот случай, если пара снизу будет недостаточно. Кувшины в спальне и туалетной были полны, но если воды не хватит, есть ведь фонтан. В кабинете на столе стояла ваза с фруктами и орехами, тарелка с хлебом и сыром, жареные пирожки с яблоками, накрытые влажной салфеткой для сохранности. В общем, они не замерзнут и не умрут от холода и жажды.
И все же они были в тюрьме. Входная дверь была заперта, даже массивный засов был задвинут за железную ручку. В длинные, узкие окна не мог пролезть даже ребенок.
Рован со свечой в руке исследовал оранжерею и особенно ее стеклянный купол. Стекло было вставлено в маленькие квадратные рамы, которые не открывались. Даже если и можно было их открыть, купол находился на высоте сорока футов от основания и двадцати пяти над галереей, а каменные стены были слишком гладкими.
Их исследования прервал звонок. Когда Кэтрин услышала его мелодию, она уже знала, откуда она и что означает. В буфетной, рядом с кабинетом был прикреплен движущийся стол. Система из веревок и блоков поднимала на нем еду и питье Жилю, понапрасну его не беспокоя. Он был спрятан за панелью и закрыт небольшой, только для нагруженного подноса, крышкой. А звонок возвещал о том, что что-то необходимо поднять. Прибыл их обед. Кэтрин взяла поднос, накрытый серебряной крышкой. Наклонившись, подала голос. Молчание, затем ответил женский голос, эхом прозвучавший внизу. Это была Дельфия.
— Слава господи! — сказала Кэтрин. — Что случилось? Где остальные?
— Все уехали, мадам Кэтрин.
— Тогда ты нас можешь выпустить. Пойди найди кого-нибудь, чтобы сломали дверь.
Кэтрин с нетерпением ждала ответа.
— Я не могу. Мистер Жиль приказал не выпускать вас, пока он не возвратится. Я принесу вам все, что хотите — поесть, развлечься, но это все.
— Я настаиваю, Дельфия, ты должна помочь нам.
— Я не могу, мадам Кэтрин, правда, не могу. Мистер Жиль приказывал мне даже не разговаривать с вами.
«Какой коварный», — подумала Кэтрин.
Он знал, что она попытается заставить служанку выполнить ее приказы. Рован дотронулся до ее плеча, и она вопросительно на него посмотрела. В руке он держал свечу, наклонился в проем и спросил:
— Дельфия, где Омар?
— Он здесь, в тюрьме, мистер Рован, шесть человек отволокли его туда.
— Они ему ничего не повредили?
— Несколько синяков и все! У него прекрасный аппетит, он сегодня ел шесть раз и выпил два галлона кофе. Он взаперти, поэтому не может вам помочь.
Рован поднял голову и выпрямился так резко, что свеча чуть не погасла. Сейчас в своем покрывале он был похож на римского императора. Кэтрин опять попыталась договориться с Дельфией.
— Ну почему, Дельфия? Почему вдруг ты выполняешь приказы мужа, а не мои?
Дельфия даже повысила голос:
— Вы же знаете, он шкуру с меня спустит, если я ослушаюсь его.
— Да нет же.
Рабов в Аркадии не наказывали, единственное, чего они боялись, это быть посланными на поля. Все же раньше было несколько случаев, когда Жиль приказывал наказать нескольких рабочих, и сам проследил за исполнением. Она, естественно, не могла обвинять Дельфию за то, что та боится.
— Мистер Жиль поклялся, что никакого вреда от этого вам не будет. И он даже упомянул о свободе для меня, если я прослежу за вами до его возвращения. Извините, мадам Кэтрин.
Это было предательство, но как можно ее винить?
Вдруг ее осенило.
— Дельфия, одежду, нужно же нам что-то одеть.
— Мистер Жиль был очень строг насчет этого. Я не осмелюсь, нет.
Дельфия собиралась уходить. Кэтрин повысила голос.
— Ну хоть что-то. Пеньюар, пару брюк.
— Гитару, — добавил Рован. — Ваше шитье, книги, бумагу, перо?
— Ты слышала? — Кэтрин уже кричала в проем.
— Посмотрю, что я могу сделать… Я ухожу и закрываю панель.
Они слышали лязг замка, Дельфия ушла.
Кэтрин застыла. Дельфия. Она считала, что они были близки с ней, как сестры. Так было много общих радостей и воспоминаний, боли. Когда все изменилось? И как могло это случиться, а она не знала? Как все кажущееся постоянным перевернулось за одну ночь.
— Мы же можем поесть, — сказал Рован. — Конечно же, в голоде есть что-то привлекательное, но это так неудобно.
В ее темных глазах стояли боль и унижение.
— Я не хочу есть.
— Я тоже. Но это поможет убить время.
Кэтрин в знак согласия взяла поднос и показала Ровану идти со свечой вперед, прокладывая путь в соседнюю комнату. Он было заколебался, глядя на тяжелый поднос, но в одной руке у него была свеча, а другой приходилось придерживать покрывало. Поэтому он с горькой иронией улыбнулся и пошел вперед.
В камине горел огонь. Рован вставил свечу в подсвечник, они поставили еду на стол и сели в кресла, спинки которых были похожи на крылья. Кэтрин рассмотрела, что им принесли. Картофельный суп, заправленный маслом и посыпанный перцем, жареный цыпленок, горячий хлеб с маслом, фрукты и вино. Она вертела в руках ложку.
— Я хотела попросить у вас прощения за то, что сомневалась в Дельфии.
— Да не за что, — просто ответил он.
— Если бы я вас послушала, мы бы не оказались, здесь.
— Я предпочитаю видеть вас оскорбленной, бросающей вызов, но только не кающейся.
— Я просто пытаюсь сказать вам, что вы были правы, — раздраженно произнесла она.
— Так как я и сам знаю это, то не хочу услышать еще раз, особенно если это превращает вас в скучную женскую особь, болтающую ложкой в супе.
Благородство ли это или просто снисхождение? Пока она размышляла, он продолжал:
— Сколько продлится эта охота?
— Зависит от того, как пойдет. Обычно три-четыре дня, если она неудачна, а если все хорошо, то и неделю.
— Неделю, — повторил он, рассматривая медную с орнаментом решетку, закрывающую отверстия для пара.
— Ну разве не удача, что мы не там, с ними?
— Не поняла, — она начала есть и ждала его ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70