Скорее всего не верил, что доказывается незначительностью передаваемой через Фуре информации: известие об оккупации Суэца генералом Боном, об экспедиции в Верхний Египет Десэ, о распоряжениях, касающихся порядка в армии, о сосредоточении турок в Сирии. Итак, чтобы удалить неудобного мужа, Бонапарт готов был пожертвовать военным кораблем и его экипажем.
Да, как пишет Марсель Дюпон, «великие люди не останавливаются перед тем, что смутило бы людей обыкновенных».
* * *
28 декабря Фуре взошел на борт сторожевого корабля «Стрелок» под командой капитана Лорана.
Тот не скрыл от лейтенанта серьезных трудностей, связанных с его миссией. «Перед нами находится английская эскадра из пяти кораблей; я не хотел бы показаться пессимистом, но думаю, что у нас всего лишь один шанс из четырех прорваться сквозь этот заслон. Я попробую сделать это ночью. „Стрелок“ — отличный парусник, и если мы выйдем с потушенными огнями, при благоприятном ветре и не напоремся на английское судно, то на рассвете мы будем уже в шестидесяти милях от берега. Тогда у нас будет какой-то шанс…»
В семь часов вечера «Стрелок» поднял якорь и покинул порт. Фуре, охваченный беспокойством, не пошел в свою каюту, а оставался всю ночь на мостике, рядом с капитаном. Двенадцать часов подряд он слушал завывания ветра и скрип мачт, и вглядывался в морскую даль, опасаясь, что вдруг на горизонте возникнет громада английского корабля.
На рассвете он спустился в кают-компанию, чтобы выпить стакан подогретого вина, и как раз в этот момент дозорный вскричал
— За нами парус!
Капитан Лоран взял подзорную трубу:
— Это английский корабль… Через пять часов он нас настигнет… Уничтожьте ваши депеши?
Но Фуре, надеясь на чудо, спрятал плотно свернутые бумаги на себе.
В полдень «Стрелок» был настигнут. Экипаж его убрал паруса и сбросил в море четыре пушки. В час дня два английских офицера с группой матросов поднялись на борт «Стрелка» для досмотра. Капитан Лоран, Фуре и остальные в два приема были перевезены на английское судно «Лев».
Когда выяснилось, что Фуре — глава секретной миссии Бонапарта, он, как пишет герцогиня д'Абрантес, «был обыскан до рубашки», и письма «к высоким адресатам» были обнаружены. Но английский капитан не обнаружил в них ничего, кроме общих мест, и даже вспомнил, что все сведения, содержащиеся в них, несколько недель назад были опубликованы Директорией в «Монитёр».
Англичанин спросил лейтенанта:
— Как Ваше имя?
— Жан-Ноэль Фуре! — ответил тот.
Тогда капитан «Льва», который, как сообщает нам герцогиня д'Абрантес, «получал из Египта такие свежие и обстоятельные известия, как будто бы он жил в Каире или Александрии, обменялся многозначительным взглядом со своим помощником». Идея помешать Бонапарту беспрепятственно наслаждаться любовью, подумал капитан, придется по душе лондонскому правительству.
— Месье, — обратился он к Фуре, — мой корабль еще долгое время будет крейсировать в водах Востока, и Ваших товарищей, офицеров и экипаж «Стрелка», я вынужден задержать на борту, как пленников. Что касается Вас, то поскольку Ваша миссия не осуществилась, я мог бы избавить Вас от многих месяцев странствий. Если Вы дадите мне слово, что до конца военных действий не будете служить во французской армии, я высажу Вас на египетском берегу в любом удобном для Вас месте…
— Я даю слово! — воскликнул лейтенант, вне себя от радости.
В тот же вечер капитан «Льва», восхищенный возможностью сыграть с Бонапартом хорошую шутку, привез лейтенанта в Египет.
Бонапарту предстояло узнать, пишет герцогиня д'Абрантес, «что злокозненно ухмыляющиеся крокодилы водятся не только в Ниле».
Ночью Фуре был высажен со «Льва» на берег в небольшой бухточке вблизи Александрии. На рассвете он сидел на камне, стуча зубами от холода, но в восторге от предвкушения увидеть свою Беллилот.
Какой-то египтянин довез его до города в повозке, запряженной ослом, и в полдень Фуре явился к Мармону, коменданту Александрии, и рассказал ему о своих похождениях.
— Благодаря великодушию английского офицера, — воскликнул он, сияя от радости, — я могу сделать сюрприз своей жене!
Генерал, которому было известно, что Бонапарт поселил Полину в роскошном дворце, рядом с собственным, едва удержался от хохота…
— Я думаю, — заявил он, — что лучше Вам остаться здесь. Ваша миссия прервана, но не окончена, и я уверен, что генерал Бонапарт вышлет Вам дополнительные указания. Если вы прибудете в Каир по собственной инициативе, то рискуете навлечь на себя его неудовольствие…
Фуре энергично замотал головой:
— О, я уверен, что он поймет мою поспешность. А кроме того, я ведь лишился депеш — что мне делать без них в Александрии? Я должен вернуться в Каир, чтобы генерал дал мне новые депеши.
Мармон, искренне забавляясь, в то же время был обеспокоен мыслью о неизбежности скандала. Не зная, как воздействовать на упрямца, он перешел на грубый тон:
— Я не могу Вас здесь удерживать, лейтенант, но уж лучше скажу Вам напрямик: если Вы вернетесь в Каир, он с Вас живьем кожу сдерет!
Фуре улыбнулся до ушей:
— Ну, конечно, — сказал он, — главнокомандующего огорчит моя неудача, но он так будет рад видеть меня живым и невредимым, что немедленно простит!
Такая наивность и дурацкая уверенность обескуражили Мармона; он решил, что этот идиот заслуживает хорошего урока, и предоставил его своей судьбе.
* * *
На большой лодке-джонке Фуре поднялся по течению Нила и прибыл в Каир. Надеясь тотчас же обнять Полину, он побежал домой, но обнаружил, что дом пуст, мебель и вещи жены исчезли. Не будучи так уж глуп, как это казалось, Фуре пришел к выводу, что Полина уехала.
Тогда, рассказывает нам Леон Дюшан, «сев на сундук, он обдумал ситуацию, взвесил „за“ и „против“ и вынужден был прийти к выводу, что, кроме звания лейтенанта, он награжден званием супруга-рогача…»
Это открытие привело его в ярость.
Он устремился в клуб, где всегда собирались офицеры 22-го стрелкового полка, чтобы немедленно узнать имя своего соперника.
Когда Фуре вошел, несколько офицеров играли в карты.
— Где Полина? — проревел он.
Однополчане казались растерянными. Один из них встал, осторожно закрыл дверь и вернулся за карточный стол.
— Твоя жена у генерала Бонапарта!
И он рассказал Фуре, как Полина его предала. Бедняга узнал, что она живет теперь в великолепном дворце на Биркет-эль-Ратль, совсем рядом с дворцом Эль-фи-Бей, что каждый день в три часа она приходит к Бонапарту и всюду ездит с ним, что солдаты прозвали ее «Клеопатрой» и «Нотр-Дам Востока», что она играет роль хозяйки на обедах генералитета в Эльфи-Бей и возвращается к себе только на рассвете.
Офицер дал Фуре понять, что гарнизон Каира не одобряет поведения Полины и даже награждает нелестными терминами самого Бонапарта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Да, как пишет Марсель Дюпон, «великие люди не останавливаются перед тем, что смутило бы людей обыкновенных».
* * *
28 декабря Фуре взошел на борт сторожевого корабля «Стрелок» под командой капитана Лорана.
Тот не скрыл от лейтенанта серьезных трудностей, связанных с его миссией. «Перед нами находится английская эскадра из пяти кораблей; я не хотел бы показаться пессимистом, но думаю, что у нас всего лишь один шанс из четырех прорваться сквозь этот заслон. Я попробую сделать это ночью. „Стрелок“ — отличный парусник, и если мы выйдем с потушенными огнями, при благоприятном ветре и не напоремся на английское судно, то на рассвете мы будем уже в шестидесяти милях от берега. Тогда у нас будет какой-то шанс…»
В семь часов вечера «Стрелок» поднял якорь и покинул порт. Фуре, охваченный беспокойством, не пошел в свою каюту, а оставался всю ночь на мостике, рядом с капитаном. Двенадцать часов подряд он слушал завывания ветра и скрип мачт, и вглядывался в морскую даль, опасаясь, что вдруг на горизонте возникнет громада английского корабля.
На рассвете он спустился в кают-компанию, чтобы выпить стакан подогретого вина, и как раз в этот момент дозорный вскричал
— За нами парус!
Капитан Лоран взял подзорную трубу:
— Это английский корабль… Через пять часов он нас настигнет… Уничтожьте ваши депеши?
Но Фуре, надеясь на чудо, спрятал плотно свернутые бумаги на себе.
В полдень «Стрелок» был настигнут. Экипаж его убрал паруса и сбросил в море четыре пушки. В час дня два английских офицера с группой матросов поднялись на борт «Стрелка» для досмотра. Капитан Лоран, Фуре и остальные в два приема были перевезены на английское судно «Лев».
Когда выяснилось, что Фуре — глава секретной миссии Бонапарта, он, как пишет герцогиня д'Абрантес, «был обыскан до рубашки», и письма «к высоким адресатам» были обнаружены. Но английский капитан не обнаружил в них ничего, кроме общих мест, и даже вспомнил, что все сведения, содержащиеся в них, несколько недель назад были опубликованы Директорией в «Монитёр».
Англичанин спросил лейтенанта:
— Как Ваше имя?
— Жан-Ноэль Фуре! — ответил тот.
Тогда капитан «Льва», который, как сообщает нам герцогиня д'Абрантес, «получал из Египта такие свежие и обстоятельные известия, как будто бы он жил в Каире или Александрии, обменялся многозначительным взглядом со своим помощником». Идея помешать Бонапарту беспрепятственно наслаждаться любовью, подумал капитан, придется по душе лондонскому правительству.
— Месье, — обратился он к Фуре, — мой корабль еще долгое время будет крейсировать в водах Востока, и Ваших товарищей, офицеров и экипаж «Стрелка», я вынужден задержать на борту, как пленников. Что касается Вас, то поскольку Ваша миссия не осуществилась, я мог бы избавить Вас от многих месяцев странствий. Если Вы дадите мне слово, что до конца военных действий не будете служить во французской армии, я высажу Вас на египетском берегу в любом удобном для Вас месте…
— Я даю слово! — воскликнул лейтенант, вне себя от радости.
В тот же вечер капитан «Льва», восхищенный возможностью сыграть с Бонапартом хорошую шутку, привез лейтенанта в Египет.
Бонапарту предстояло узнать, пишет герцогиня д'Абрантес, «что злокозненно ухмыляющиеся крокодилы водятся не только в Ниле».
Ночью Фуре был высажен со «Льва» на берег в небольшой бухточке вблизи Александрии. На рассвете он сидел на камне, стуча зубами от холода, но в восторге от предвкушения увидеть свою Беллилот.
Какой-то египтянин довез его до города в повозке, запряженной ослом, и в полдень Фуре явился к Мармону, коменданту Александрии, и рассказал ему о своих похождениях.
— Благодаря великодушию английского офицера, — воскликнул он, сияя от радости, — я могу сделать сюрприз своей жене!
Генерал, которому было известно, что Бонапарт поселил Полину в роскошном дворце, рядом с собственным, едва удержался от хохота…
— Я думаю, — заявил он, — что лучше Вам остаться здесь. Ваша миссия прервана, но не окончена, и я уверен, что генерал Бонапарт вышлет Вам дополнительные указания. Если вы прибудете в Каир по собственной инициативе, то рискуете навлечь на себя его неудовольствие…
Фуре энергично замотал головой:
— О, я уверен, что он поймет мою поспешность. А кроме того, я ведь лишился депеш — что мне делать без них в Александрии? Я должен вернуться в Каир, чтобы генерал дал мне новые депеши.
Мармон, искренне забавляясь, в то же время был обеспокоен мыслью о неизбежности скандала. Не зная, как воздействовать на упрямца, он перешел на грубый тон:
— Я не могу Вас здесь удерживать, лейтенант, но уж лучше скажу Вам напрямик: если Вы вернетесь в Каир, он с Вас живьем кожу сдерет!
Фуре улыбнулся до ушей:
— Ну, конечно, — сказал он, — главнокомандующего огорчит моя неудача, но он так будет рад видеть меня живым и невредимым, что немедленно простит!
Такая наивность и дурацкая уверенность обескуражили Мармона; он решил, что этот идиот заслуживает хорошего урока, и предоставил его своей судьбе.
* * *
На большой лодке-джонке Фуре поднялся по течению Нила и прибыл в Каир. Надеясь тотчас же обнять Полину, он побежал домой, но обнаружил, что дом пуст, мебель и вещи жены исчезли. Не будучи так уж глуп, как это казалось, Фуре пришел к выводу, что Полина уехала.
Тогда, рассказывает нам Леон Дюшан, «сев на сундук, он обдумал ситуацию, взвесил „за“ и „против“ и вынужден был прийти к выводу, что, кроме звания лейтенанта, он награжден званием супруга-рогача…»
Это открытие привело его в ярость.
Он устремился в клуб, где всегда собирались офицеры 22-го стрелкового полка, чтобы немедленно узнать имя своего соперника.
Когда Фуре вошел, несколько офицеров играли в карты.
— Где Полина? — проревел он.
Однополчане казались растерянными. Один из них встал, осторожно закрыл дверь и вернулся за карточный стол.
— Твоя жена у генерала Бонапарта!
И он рассказал Фуре, как Полина его предала. Бедняга узнал, что она живет теперь в великолепном дворце на Биркет-эль-Ратль, совсем рядом с дворцом Эль-фи-Бей, что каждый день в три часа она приходит к Бонапарту и всюду ездит с ним, что солдаты прозвали ее «Клеопатрой» и «Нотр-Дам Востока», что она играет роль хозяйки на обедах генералитета в Эльфи-Бей и возвращается к себе только на рассвете.
Офицер дал Фуре понять, что гарнизон Каира не одобряет поведения Полины и даже награждает нелестными терминами самого Бонапарта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79