Педантичная мадам Сталь была для него первой среди женщин, а свою жену во время медового месяца он заставлял писать диктанты»'.
Несмотря на этот унылый педантизм, жена была влюблена в него по уши. Рассказывает герцогиня д'Абрантес: «Она его любила, но любовь эта стала для бедного беарнца сущим бедствием. Он отнюдь не был героем чувствительного романа, и поведение жены приводило его в недоумение. Это были непрерывные слезы. Когда он уезжал, она плакала; когда он был в отъезде, она тоже лила слезы; и даже когда он возвращался, она рыдала, оттого что он через неделю снова должен уехать».
Несмотря на эту наивную привязанность, Дезире не забывала человека, с которым четыре года назад обменялась клятвами вечной любви. Поэтому, став матерью толстого мальчугана, которому было предназначено стать королем Швеции, 6 июля 1799 года Дезире отправила Бонапарту письмо с просьбой стать крестным отцом ребенка.
Это был довольно злорадный жест, прежде всего по отношению к Жозефине, которую Дезире ненавидела и называла «старухой», да и по отношению к Бонапарту, брак которого оказался бесплодным.
Возникли у корсиканца сожаления о разрыве с бывшей невестой или нет — трудно сказать. В ответе на письмо он ограничился советом дать ребенку имя «Оскар», что Дезире и исполнила.
Когда Бонапарт вернулся из Египта, Дезире была охвачена волнением. Муж ее, занятый политикой, ничего не заметил, зато заметила ее сестра Жюли, жена Жозефа Бонапарта. И когда Беркадотт начал открыто проявлять свою враждебность к победителю Пирамид, сестра и «бофрэр» решили попытаться воздействовать на него через Дезире.
Бернадотт единственный из всех генералов не нанес визита на улицу Виктуар, хотя в свое время служил в итальянской армии под командованием Бонапарта.
* * *
— Я не желаю подцепить чуму, — заявил он. Только через две недели он уступил просьбам Дезнре, подстрекаемой Жюли и Жозефом, и согласился посетить своего бывшего начальника.
Свидание было бурным. В оценке положения во Франции Бернадогг показал себя оптимистом и завершил беседу язвительной фразой, которую произнес, глядя в лицо Бонапарту:
— Я твердо верю в спасение Республики, — она справится со всеми своими врагами, внешними и внутренними.
Если бы не Жозефина, которая, мило улыбаясь, перевела разговор на какие-то пустяки, мужчины, возможно, дошли бы до таких слов — или даже поступков, — о которых обоим пришлось бы пожалеть.
Через несколько дней Бонапарт, узнав от Жозефа, что Дезире немного утихомирила мужа, напросился к противнику на обед.
Он явился на улицу Цизальпин, где жил беарнец, вместе с Жозефиной и был принят своей бывшей невестой, изнемогающей от волнения. Он повел туманные речи с единственной целью скрыть собственное волнение.
За обедом молодая хозяйка дома не отрывала глаз от Бонапарта, вспоминая робкого офицера, который ухаживал за ней в Марселе, и не узнавая его в этом новом властном человеке, имя которого стало известно всему миру и привело в трепет Директорию.
После десерта две пары поехали в загородный дом Жозефа в Мортефонтэн. В карете Дезире сидела напротив Бонапарта, колени их соприкасались, и она «почувствовала, как в ее сердце неожиданно для нее самой возрождается прежняя любовь».
В Мортефонтэне мужчины сначала вели разговор на пустые светские темы, но беседа соскользнула в политику, и страсти разгорелись не на шутку. Пока Жозефина любезно болтала с Жюли и со своей прежней соперницей, Бонапарт в саду неистово спорил с Бернадоттом.
Именно в этот момент Дезире решила всеми средствами, вплоть до шпионства за собственным мужем, помогать человеку, которого она снова полюбила.
Неожиданная и эффективная преданность бывшей невесты вряд ли была романтически бескорыстной. Некоторые историки считают (и это весьма правдоподобно), что Дезире замышляла снова привлечь к себе Бонапарта и вынудить его развестись с Жозефиной. Среди других авторов эту гипотезу защищает Леон Пиньо, который писал: «Надо задать себе вопрос, не руководилась ли мадам Бернадотт в своем поведении чувством ревности и мести Жозефине? Бонапарт вернулся в Париж, получив сведения о неверности жены, с твердым решением добиться развода. Может быть, мадам Бернадотт, охваченная нежными воспоминаниями, тоже думала о разводе, чтобы возродить прошлое и соединить свою жизнь с победителем Египта, господином завтрашнего дня? В то время мораль была расшатана, и подобный проект не казался неосуществимым».
Как бы то ни было, вернувшись из Мортефонтэна, Дезире приступила к делу, и без ее тайных усилий, внушенных страстью, Бонапарт, пожалуй, не осуществил бы свой государственный переворот.
* * *
Каждое утро молодая женщина встречалась со своей сестрой Жюли и подробно пересказывала ей разговоры, которые велись в ее доме между Бернадоттом и другими якобинцами — врагами Бонапарта; называла имена генералов, которые ратовали за сохранение Директории. Вечерами она с наивным видом расспрашивала своего мужа, каким образом он собирается воспрепятствовать «этому разбойнику Бонапарту» захватить власть.
На следующее утро откровения Бернадотта передавались на улицу Виктуар, и Бонапарт обдумывал, как отразить маневр противника.
Немногие историки писали об этом странном сотрудничестве, хотя о нем упоминают многие современники. Например, Баррас пишет в своих мемуарах:
«Расположение мадам Бернадотт к Корсиканцам2 и постоянное общение с ними побуждало ее к опасным откровениям о политических заботах своего мужа…» И он подводит итог: «Таким образом Бонапарт — через Жозефа, а Жозеф — через жену Бернадотта вели свою политику чуть ли не в постели Бернадотта…»
Но он-то тоже был изрядный хитрец (варианты: пройдоха, хитер и неглуп, не дурак) и вскоре догадался о причинах повышенного интереса своей жены к политике. Однажды друзья сообщили ему, что тайные проекты улицы Цизальпин обсуждаются у Бонапарта, и он понял, что его жена связана с заговорщиками. Он не накинулся на жену с упреками, так как все еще был сильно влюблен в нее, но принял некоторые меры предосторожности. Послушаем Барраса:
"Заметив несколько раз неприятные последствия своей откровенности с женой, он теперь тщательно ограждал себя, по мере возможности, от ее экспансивности. Однажды, когда он обсуждал политические дела со своим личным секретарем и мадам Бернадотт вошла в его кабинет, он замолчал и сделал знак своему секретарю прервать беседу в присутствии «болтушки», которую он называл иногда, смеясь, «шпионочкой»…
Вечером 17 брюмера Бонапарт и Жозефина отправились на обед к министру юстиции Камбасере. Бонапарт хотел вовлечь в свой заговор этого компетентного и влиятельного юрисконсульта. Как пишет Альбер Оливье:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Несмотря на этот унылый педантизм, жена была влюблена в него по уши. Рассказывает герцогиня д'Абрантес: «Она его любила, но любовь эта стала для бедного беарнца сущим бедствием. Он отнюдь не был героем чувствительного романа, и поведение жены приводило его в недоумение. Это были непрерывные слезы. Когда он уезжал, она плакала; когда он был в отъезде, она тоже лила слезы; и даже когда он возвращался, она рыдала, оттого что он через неделю снова должен уехать».
Несмотря на эту наивную привязанность, Дезире не забывала человека, с которым четыре года назад обменялась клятвами вечной любви. Поэтому, став матерью толстого мальчугана, которому было предназначено стать королем Швеции, 6 июля 1799 года Дезире отправила Бонапарту письмо с просьбой стать крестным отцом ребенка.
Это был довольно злорадный жест, прежде всего по отношению к Жозефине, которую Дезире ненавидела и называла «старухой», да и по отношению к Бонапарту, брак которого оказался бесплодным.
Возникли у корсиканца сожаления о разрыве с бывшей невестой или нет — трудно сказать. В ответе на письмо он ограничился советом дать ребенку имя «Оскар», что Дезире и исполнила.
Когда Бонапарт вернулся из Египта, Дезире была охвачена волнением. Муж ее, занятый политикой, ничего не заметил, зато заметила ее сестра Жюли, жена Жозефа Бонапарта. И когда Беркадотт начал открыто проявлять свою враждебность к победителю Пирамид, сестра и «бофрэр» решили попытаться воздействовать на него через Дезире.
Бернадотт единственный из всех генералов не нанес визита на улицу Виктуар, хотя в свое время служил в итальянской армии под командованием Бонапарта.
* * *
— Я не желаю подцепить чуму, — заявил он. Только через две недели он уступил просьбам Дезнре, подстрекаемой Жюли и Жозефом, и согласился посетить своего бывшего начальника.
Свидание было бурным. В оценке положения во Франции Бернадогг показал себя оптимистом и завершил беседу язвительной фразой, которую произнес, глядя в лицо Бонапарту:
— Я твердо верю в спасение Республики, — она справится со всеми своими врагами, внешними и внутренними.
Если бы не Жозефина, которая, мило улыбаясь, перевела разговор на какие-то пустяки, мужчины, возможно, дошли бы до таких слов — или даже поступков, — о которых обоим пришлось бы пожалеть.
Через несколько дней Бонапарт, узнав от Жозефа, что Дезире немного утихомирила мужа, напросился к противнику на обед.
Он явился на улицу Цизальпин, где жил беарнец, вместе с Жозефиной и был принят своей бывшей невестой, изнемогающей от волнения. Он повел туманные речи с единственной целью скрыть собственное волнение.
За обедом молодая хозяйка дома не отрывала глаз от Бонапарта, вспоминая робкого офицера, который ухаживал за ней в Марселе, и не узнавая его в этом новом властном человеке, имя которого стало известно всему миру и привело в трепет Директорию.
После десерта две пары поехали в загородный дом Жозефа в Мортефонтэн. В карете Дезире сидела напротив Бонапарта, колени их соприкасались, и она «почувствовала, как в ее сердце неожиданно для нее самой возрождается прежняя любовь».
В Мортефонтэне мужчины сначала вели разговор на пустые светские темы, но беседа соскользнула в политику, и страсти разгорелись не на шутку. Пока Жозефина любезно болтала с Жюли и со своей прежней соперницей, Бонапарт в саду неистово спорил с Бернадоттом.
Именно в этот момент Дезире решила всеми средствами, вплоть до шпионства за собственным мужем, помогать человеку, которого она снова полюбила.
Неожиданная и эффективная преданность бывшей невесты вряд ли была романтически бескорыстной. Некоторые историки считают (и это весьма правдоподобно), что Дезире замышляла снова привлечь к себе Бонапарта и вынудить его развестись с Жозефиной. Среди других авторов эту гипотезу защищает Леон Пиньо, который писал: «Надо задать себе вопрос, не руководилась ли мадам Бернадотт в своем поведении чувством ревности и мести Жозефине? Бонапарт вернулся в Париж, получив сведения о неверности жены, с твердым решением добиться развода. Может быть, мадам Бернадотт, охваченная нежными воспоминаниями, тоже думала о разводе, чтобы возродить прошлое и соединить свою жизнь с победителем Египта, господином завтрашнего дня? В то время мораль была расшатана, и подобный проект не казался неосуществимым».
Как бы то ни было, вернувшись из Мортефонтэна, Дезире приступила к делу, и без ее тайных усилий, внушенных страстью, Бонапарт, пожалуй, не осуществил бы свой государственный переворот.
* * *
Каждое утро молодая женщина встречалась со своей сестрой Жюли и подробно пересказывала ей разговоры, которые велись в ее доме между Бернадоттом и другими якобинцами — врагами Бонапарта; называла имена генералов, которые ратовали за сохранение Директории. Вечерами она с наивным видом расспрашивала своего мужа, каким образом он собирается воспрепятствовать «этому разбойнику Бонапарту» захватить власть.
На следующее утро откровения Бернадотта передавались на улицу Виктуар, и Бонапарт обдумывал, как отразить маневр противника.
Немногие историки писали об этом странном сотрудничестве, хотя о нем упоминают многие современники. Например, Баррас пишет в своих мемуарах:
«Расположение мадам Бернадотт к Корсиканцам2 и постоянное общение с ними побуждало ее к опасным откровениям о политических заботах своего мужа…» И он подводит итог: «Таким образом Бонапарт — через Жозефа, а Жозеф — через жену Бернадотта вели свою политику чуть ли не в постели Бернадотта…»
Но он-то тоже был изрядный хитрец (варианты: пройдоха, хитер и неглуп, не дурак) и вскоре догадался о причинах повышенного интереса своей жены к политике. Однажды друзья сообщили ему, что тайные проекты улицы Цизальпин обсуждаются у Бонапарта, и он понял, что его жена связана с заговорщиками. Он не накинулся на жену с упреками, так как все еще был сильно влюблен в нее, но принял некоторые меры предосторожности. Послушаем Барраса:
"Заметив несколько раз неприятные последствия своей откровенности с женой, он теперь тщательно ограждал себя, по мере возможности, от ее экспансивности. Однажды, когда он обсуждал политические дела со своим личным секретарем и мадам Бернадотт вошла в его кабинет, он замолчал и сделал знак своему секретарю прервать беседу в присутствии «болтушки», которую он называл иногда, смеясь, «шпионочкой»…
Вечером 17 брюмера Бонапарт и Жозефина отправились на обед к министру юстиции Камбасере. Бонапарт хотел вовлечь в свой заговор этого компетентного и влиятельного юрисконсульта. Как пишет Альбер Оливье:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79