Живость его мимики забавляла и очаровывала юную графиню, которая быстро научилась расшифровывать этот «тайный телеграф».
Когда гости удалялись, император привлекал Марию на канапе, обнимал и вел себя так же нежно, как во времена любви к Жозефине.
Свидетельством большой страсти была нестандартность комплиментов, которые он ей делал; вот один из них, который сообщает нам без комментариев строгий Фредерик Массон:
— «Для всех я — могучий дуб, и только для тебя — желудь…»
Выразив свою любовь в изысканных словах, Наполеон набрасывался на Марию столь стремительно, что дело заканчивалось иногда на ковре гостиной…
После чего, слегка усталый от этих упражнений, он выходил во двор, чтобы с азартом бриеннского школьника сыграть с солдатами в кегли.
* * *
Не часто в своей жизни Наполеон переживал такие счастливые дни, как в Финкенштейне. Впервые в жизни рядом с ним была женщина нежная, любящая, покорная, искренняя, чистосердечная и не кокетка.
Только одно было ему не по душе: темные туалеты Марии.
— Почему ты в черном? — спросил он однажды с гримасой, притворяясь, что хочет разорвать ей юбку. — Ты же знаешь, что я люблю яркие цвета.
Она отвечала с неприступной миной:
— Полька должна носить траур по своей родине. Когда ты восстановишь Польшу, я всегда буду в розовом.
Он улыбался:
— Потерпи. Весной я начну действия против России.
Сезон действительно был неблагоприятным для военных действий. Иногда бушевали вьюги и замок становился неприступным; термометр показывал 30° ниже нуля.
В ожидании весенних цветочков солдаты Великой Армии коротали время, играя в карты и распевая фривольные песенки. В замке Финкенштейн было холодно, хотя в каминах пылали огромные поленья.
Поэтому любовники проводили много времени в постели, согреваясь любовными шалостями.
Однажды майским утром, когда император еще лежал в постели с Марией, ему принесли письмо от Жозефины. Направив свою ревность не по адресу, она упрекала его в нежной переписке с парижскими дамами.
Разобиженный император тотчас же вылез из постели и твердым пером немедленно написал ответ:
"Я получил твое письмо. Я понятия не имею о дамах, в переписке с которыми ты меня обвиняешь. Я люблю только свою Жозефиночку, люблю и добрую, и надутую, и капризную, она очаровательна, даже когда ссорится. Потому что она всегда мила — но только не в припадке ревности. Тогда она становится дьяволицей. Но вернемся к прекрасным дамам.
Если бы я действительно делал выбор среди них, я хотел бы, чтобы они были розовыми бутончиками. Может быть, ты к цветам тоже будешь меня ревновать?
Прощай, мой друг. Твой Н."
После этого, обнаружив, что Мария свежа как бутон розы, он снова бросил ее на постель и быстро оборвал лепесточки.
БЫЛ ЛИ У НАПОЛЕОНА СЫН ОТ ПРИЕМНОЙ ДОЧЕРИ КОРОЛЕВЫ ГОРТЕНЗИИ
«Неумеренный в страстях, Наполеон был одновременно дедушкой и дядей собственного сына».
Жан-Поль Неллврен
26 мая 1807 года медовый месяц любовников Финкенштейна внезапно был прерван известием, которое потрясло Наполеона. В Ла-Ай в возрасте пяти лет умер старший сын королевы Гортензии.
Об этом ребенке с самого его рождения все говорили как о сыне Наполеона. Шептались о том, что Наполеон лишил Гортензию девственности и нередко глубокой ночью, когда все спали, прокрадывался в ее комнату в Тюильри.
Свидетельств сколько угодно:
«Как только Гортензия достигла половой зрелости, — пишет генерал Тьебо, — Первый Консул стал заглядываться на нее, и мадам Компан, не без ведома Жозефины, стала устраивать их встречи. Как только приходил Первый Консул, мадам Компан уводила из их общей комнаты Каролину, которая, хоть и была очень юной, инстинктом женщины догадывалась о происходившем».
1 С 1806 г. Луи Бонапарт и его жена Гортензия Богарнэ стали королем и королевой Голландии.
2 Каролина и Гортензия были в то время пансионерками м-м Компан в Сен-Жерменан-Лай.
Другой мемуарист добавляет:
«Говорили, что будто бы между Наполеоном и его приемной дочерью не было незаконной связи, но это не так. Весь двор и весь Париж знали, какое горе причиняла эта связь Жозефине, и все обстоятельства брака Луи и Гортензии обсуждались в городе и в прихожих Тюильри».
Бурьен опровергал эти обвинения: «Наглая ложь, — пишет он, — будто бы Наполеон питал к Гортензии не только отцовские чувства».
Но его опровергает барон де Мунье: «Бурьен пытается доказать в своих мемуарах, что между Наполеоном и его приемной дочерью не было любовной связи. Нет же, это было общеизвестно, и сына Гортензии — будто бы от Луи — все единодушно считали сыном Наполеона. Наполеон хотел усыновить ребенка и объявить своим наследником. Я сам видел, в начале 1806 года, как Наполеон вел мальчика за ручку через галерею дворца Сен-Клу, и лицо его сияло гордостью и удовлетворением. Мальчик был красив и очень похож на него. С момента его рождения прекратились приготовления к разводу — ведь теперь имелся наследник».
И, наконец, Фредерик Массон находит несколько парадоксальное обоснование народной молве, оправдывая исключительную привязанность Наполеона к ребенку, который, возможно, и не был его сыном:
«Ему очень нравилось, когда его внучатый племянник кричал дежурящим у дворца гренадерам: „Да здравствует Нанон, солдат!“ Он велел приводить ребенка во время своего обеда, сажал за стол, давал ему перепробовать все блюда V. опрокидывать посуду, до которой он мог добраться. Он водил его к газелям в парке, сажал на одну из них верхом, а потом они в шутку угощали животных табаком. Он смеялся, когда ребенок называл его „дядя Бибиш“. Он любил, чтобы мальчик присутствовал при его туалете, обнимал его, дергал за ушко, ползал на четвереньках по ковру, играя с ним. Все его поведение порождало толки и даже убеждения многих, что ребенок, которого Наполеон так любит и балует, которого он объявил своим наследником, его родной сын. Но разве мнение толпы что-либо значило для всемогущего властителя? Наполеон признал в этом мальчике свою кровь, свою расу, свой гений. Для Франции настала эпоха, когда фактическая наследственность была важнее законной, хотя это противоречило установлениям всех народов; именно такое наследование, основанное на фактическом прямом родстве, признавал трезвый разум. Ах, это неблагопристойно? — ну и что ж? Наполеон презирал предрассудки и считал, что его исключительная судьба дает ему право пренебречь канонами общей морали в интересах нации (и даже человечества!), которым необходимо установление прочной династии — его династии. Это и позволило ему с легкостью пренебречь широко распространившимися неприличными подозрениями».
* * *
Смерть этого ребенка долгое время удручала Наполеона; коротенькая его жизнь создала загадку для историков, которые уже сто пятьдесят лет обсуждают проблему маленького Шарля-Наполеона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Когда гости удалялись, император привлекал Марию на канапе, обнимал и вел себя так же нежно, как во времена любви к Жозефине.
Свидетельством большой страсти была нестандартность комплиментов, которые он ей делал; вот один из них, который сообщает нам без комментариев строгий Фредерик Массон:
— «Для всех я — могучий дуб, и только для тебя — желудь…»
Выразив свою любовь в изысканных словах, Наполеон набрасывался на Марию столь стремительно, что дело заканчивалось иногда на ковре гостиной…
После чего, слегка усталый от этих упражнений, он выходил во двор, чтобы с азартом бриеннского школьника сыграть с солдатами в кегли.
* * *
Не часто в своей жизни Наполеон переживал такие счастливые дни, как в Финкенштейне. Впервые в жизни рядом с ним была женщина нежная, любящая, покорная, искренняя, чистосердечная и не кокетка.
Только одно было ему не по душе: темные туалеты Марии.
— Почему ты в черном? — спросил он однажды с гримасой, притворяясь, что хочет разорвать ей юбку. — Ты же знаешь, что я люблю яркие цвета.
Она отвечала с неприступной миной:
— Полька должна носить траур по своей родине. Когда ты восстановишь Польшу, я всегда буду в розовом.
Он улыбался:
— Потерпи. Весной я начну действия против России.
Сезон действительно был неблагоприятным для военных действий. Иногда бушевали вьюги и замок становился неприступным; термометр показывал 30° ниже нуля.
В ожидании весенних цветочков солдаты Великой Армии коротали время, играя в карты и распевая фривольные песенки. В замке Финкенштейн было холодно, хотя в каминах пылали огромные поленья.
Поэтому любовники проводили много времени в постели, согреваясь любовными шалостями.
Однажды майским утром, когда император еще лежал в постели с Марией, ему принесли письмо от Жозефины. Направив свою ревность не по адресу, она упрекала его в нежной переписке с парижскими дамами.
Разобиженный император тотчас же вылез из постели и твердым пером немедленно написал ответ:
"Я получил твое письмо. Я понятия не имею о дамах, в переписке с которыми ты меня обвиняешь. Я люблю только свою Жозефиночку, люблю и добрую, и надутую, и капризную, она очаровательна, даже когда ссорится. Потому что она всегда мила — но только не в припадке ревности. Тогда она становится дьяволицей. Но вернемся к прекрасным дамам.
Если бы я действительно делал выбор среди них, я хотел бы, чтобы они были розовыми бутончиками. Может быть, ты к цветам тоже будешь меня ревновать?
Прощай, мой друг. Твой Н."
После этого, обнаружив, что Мария свежа как бутон розы, он снова бросил ее на постель и быстро оборвал лепесточки.
БЫЛ ЛИ У НАПОЛЕОНА СЫН ОТ ПРИЕМНОЙ ДОЧЕРИ КОРОЛЕВЫ ГОРТЕНЗИИ
«Неумеренный в страстях, Наполеон был одновременно дедушкой и дядей собственного сына».
Жан-Поль Неллврен
26 мая 1807 года медовый месяц любовников Финкенштейна внезапно был прерван известием, которое потрясло Наполеона. В Ла-Ай в возрасте пяти лет умер старший сын королевы Гортензии.
Об этом ребенке с самого его рождения все говорили как о сыне Наполеона. Шептались о том, что Наполеон лишил Гортензию девственности и нередко глубокой ночью, когда все спали, прокрадывался в ее комнату в Тюильри.
Свидетельств сколько угодно:
«Как только Гортензия достигла половой зрелости, — пишет генерал Тьебо, — Первый Консул стал заглядываться на нее, и мадам Компан, не без ведома Жозефины, стала устраивать их встречи. Как только приходил Первый Консул, мадам Компан уводила из их общей комнаты Каролину, которая, хоть и была очень юной, инстинктом женщины догадывалась о происходившем».
1 С 1806 г. Луи Бонапарт и его жена Гортензия Богарнэ стали королем и королевой Голландии.
2 Каролина и Гортензия были в то время пансионерками м-м Компан в Сен-Жерменан-Лай.
Другой мемуарист добавляет:
«Говорили, что будто бы между Наполеоном и его приемной дочерью не было незаконной связи, но это не так. Весь двор и весь Париж знали, какое горе причиняла эта связь Жозефине, и все обстоятельства брака Луи и Гортензии обсуждались в городе и в прихожих Тюильри».
Бурьен опровергал эти обвинения: «Наглая ложь, — пишет он, — будто бы Наполеон питал к Гортензии не только отцовские чувства».
Но его опровергает барон де Мунье: «Бурьен пытается доказать в своих мемуарах, что между Наполеоном и его приемной дочерью не было любовной связи. Нет же, это было общеизвестно, и сына Гортензии — будто бы от Луи — все единодушно считали сыном Наполеона. Наполеон хотел усыновить ребенка и объявить своим наследником. Я сам видел, в начале 1806 года, как Наполеон вел мальчика за ручку через галерею дворца Сен-Клу, и лицо его сияло гордостью и удовлетворением. Мальчик был красив и очень похож на него. С момента его рождения прекратились приготовления к разводу — ведь теперь имелся наследник».
И, наконец, Фредерик Массон находит несколько парадоксальное обоснование народной молве, оправдывая исключительную привязанность Наполеона к ребенку, который, возможно, и не был его сыном:
«Ему очень нравилось, когда его внучатый племянник кричал дежурящим у дворца гренадерам: „Да здравствует Нанон, солдат!“ Он велел приводить ребенка во время своего обеда, сажал за стол, давал ему перепробовать все блюда V. опрокидывать посуду, до которой он мог добраться. Он водил его к газелям в парке, сажал на одну из них верхом, а потом они в шутку угощали животных табаком. Он смеялся, когда ребенок называл его „дядя Бибиш“. Он любил, чтобы мальчик присутствовал при его туалете, обнимал его, дергал за ушко, ползал на четвереньках по ковру, играя с ним. Все его поведение порождало толки и даже убеждения многих, что ребенок, которого Наполеон так любит и балует, которого он объявил своим наследником, его родной сын. Но разве мнение толпы что-либо значило для всемогущего властителя? Наполеон признал в этом мальчике свою кровь, свою расу, свой гений. Для Франции настала эпоха, когда фактическая наследственность была важнее законной, хотя это противоречило установлениям всех народов; именно такое наследование, основанное на фактическом прямом родстве, признавал трезвый разум. Ах, это неблагопристойно? — ну и что ж? Наполеон презирал предрассудки и считал, что его исключительная судьба дает ему право пренебречь канонами общей морали в интересах нации (и даже человечества!), которым необходимо установление прочной династии — его династии. Это и позволило ему с легкостью пренебречь широко распространившимися неприличными подозрениями».
* * *
Смерть этого ребенка долгое время удручала Наполеона; коротенькая его жизнь создала загадку для историков, которые уже сто пятьдесят лет обсуждают проблему маленького Шарля-Наполеона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79