Ролло внимательно поглядел на него.
— Почему ты считаешь, что именно к острову франков я поведу свои драккары?
Мальчик опустил глаза. После того, что он видел, это казалось ему естественным. Но он не хотел говорить, как Эмма дружески держалась с герцогом, как обнималась с одним из его людей. Она была предательницей — это ясно, но он не хотел, чтобы Ролло знал об этом. Ибо Ролло всегда был его кумиром, и мальчик не хотел причинить ему новой боли.
— Почему ты сказал про Париж? — переспросил конунг.
— А как же иначе? Ведь процессию-то послал Робертин.
Какое простое решение! Разве Эмма не исчезла сразу после ухода франков?
Ролло вскинул голову. Бьерн, Лодин, другие подошедшие викинги выжидательно смотрели на него. Они хотели войны, удачи и ратных подвигов. И кровь не страшила их. Умереть от старости на соломе — позор для викинга. А новый поход, слава и приключения — это у них в крови. Они ждали.
— Мы выступаем, — сказал Ролло. — Пусть скачут гонцы в Руан и готовят сбор. Мы двинемся на Париж и далее. Настало время доказать трусливым франкам, что наш Один куда сильнее их распятого Бога. И пусть принесут богатые жертвы асам, чтобы поход наш был удачен.
Последние слова его утонули в лязге оружия и радостных криках викингов.
Глава 6
Герцог Роберт склонился над водной заводью, глядя. на свое отражение. Он всегда следил за своей внешностью, ибо он не просто франк, он герцог франков и, значит, должен выглядеть как избранный, чтобы его всегда можно было выделить среди прочих смертных.
И сейчас, когда они сделали остановку среди руин древнего римского форта, он первым делом занялся собой. Герцог развязал удерживающий волосы ремешок. На запыленном лбу обозначилась светлая полоска. И пока спутники Роберта собирали хворост, стреноживали коней, развязывали мешки с провиантом, он старательно умывался, отряхивал одежду, приводил в порядок свои длинные золотистые кудри.
Еще раз взглянув на свое отражение, остался доволен. Несмотря на усталый вид и резкие морщины у рта и под глазами, он выглядел достойно, а его одежда даже в походной жизни отличалась чисто романской элегантностью: Пояс из поволоченных блях стягивал складки длинной, почти до шпор, темной туники. На бедре сверкала янтарем чеканная рукоять меча. Поблескивала крупная брошь, скрепляющая полы плаща. Роберт протер ее — в отражении четче обозначились извилистые кружки из оплетенных змей. И хотя на зубах еще поскрипывал песок после длительного конного перехода, выглядел Роберт так, словно только покинул свои апартаменты в парижском дворце.
Он вернулся на площадку за разрушенной аркой. Потянуло дымком, запахами стряпни. И грязным людским телом. Мало кто из людей его светлости отличался щепетильностью. Но не его племянница. Эмма стояла в стороне, тщательно переплетая косы. Широкий коричневый плащ Роберта, сколотый брошью с голубым драконом, облегал ее фигуру, ниспадая длинными складками до земли, делая ее словно выше, придавая ей, по сути пленнице, горделивый и благородный вид.
Почувствовав оценивающий взгляд герцога, Эмма обернулась. Перекинула косу за плечо. Подошла — прямая и тонкая, гордо вскинула подбородок.
— Если вы хотите, чтобы я и далее по своей воле ехала с вами — ушлите ее! — И она кивнула в сторону переодевавшейся в кустах Снэфрид.
Роберт понял, что Эмма наконец справилась с тем потрясением, какое делало ее словно безучастной ко всему происходящему. Поэтому она не поднимала шума ни когда они плыли вверх по Итону и к берегу выезжали конные разъезды нормандцев, ни когда они ближе к полудню пересели на коней, подготовленных людьми Роберта, и уже посуху миновали территорию, считавшуюся границей Нормандии.
До этого Роберт, прекрасно владевший языком скандинавов, выдавал себя за людей Ролло, едущих по торговым делам, а сам осторожно следил за пленницей. Но все вроде бы обошлось. Норманны, уверенные в своей силе, не придавали значения небольшой группе путников, среди которых были и две женщины в плащах.
Эмма вся погрузилась в себя, а Снэфрид благоразумно держалась в хвосте отряда и выглядела на удивление утомленной. Поэтому Роберт был несколько поражен, когда она вдруг вызвалась отвезти известие в Париж. Он не стал перечить. Поэтому требовательная просьба Эммы никак не шла в разрез с его планами. Он только усмехнулся в бороду, подумав, что поздненько племянница начала ставить условия. Они были уже далеко от границы, и угрозы Эммы о неповиновении не могли сыграть никакой роли. Однако герцог продолжал держаться с ней учтиво, вежливо и ответил, что просьбу ее выполнит незамедлительно.
Эмма сама увидела, что Снэфрид вышла одетая уже для дороги. Как воин-франк. Длинные косы упрятаны под франкский островерхий шишак со спускавшейся сзади на плечи стальной бармицей. За поясом меч, с другой стороны — окованная палица. Тело до перевитых ремнями голеней облегала кольчуга, изготовленная из кожи с пришитыми к ней стальными пластинами. Спереди и сзади — длинный разрез для удобства езды верхом.
Снэфрид выглядела спокойной и уверенной в себе, словно утомительный путь был ей отдыхом, а воинское облачение носила с легкостью шелковой накидки. Заметив, что финка глядит в ее сторону, Эмма отошла. Постаралась не думать о ней. Но тем не менее не могла. Что они делают вместе? И откуда такое торжество в разноцветных глазах финки? Ведь, по сути, она не более
чем вассал Роберта. Кто бы мог подумать — надменная Снэфрид в услужении у Роберта Нейстрийского! Разве не лучше ей было оставаться с Рагнаром?
Правда, Эмма догадывалась, отчего финка оставила датчанина. Постарела эта ведьма, и если все еще хороша, то какой-то обесцвеченной, вянущей красотой. Подумать, как она изменилась за столь недолгий срок! Соперница ли она теперь Эмме? Нет, но тем не менее она враг, страшный враг. И хорошо, что Роберт усылает ее. Снэфрид подвели наименее утомленную из лошадей. Она подтягивала подпругу, казалось, почти не слушала указаний своего сеньора. Однако то, что она ответила, видимо, очень понравилось герцогу. Он кивнул, направился к Эмме.
— Мне нужна твоя застежка. — Он указал на блестевшего у нее на плече дракона с голубой эмалью и крупной бирюзой.
— Зачем?
Он не ответил, но она больше и не спрашивала. Молча отстегнула заколку, протянула. Дракона покажут Ролло как доказательство, что она у них. И он приедет за ней.
«Приедет ли? О небо, он ведь поймет, что я предала его. А что еще я могла сделать? Как доказать, что я не вещь, которую можно поставить в угол, когда ему захочется позабавиться с другими. И если я что-то значу для него, он придет за мной. А тогда я поставлю свои условия. Мы будем обвенчаны по христианскому закону, и права Гийома на трон Нормандии станут неоспоримыми».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
— Почему ты считаешь, что именно к острову франков я поведу свои драккары?
Мальчик опустил глаза. После того, что он видел, это казалось ему естественным. Но он не хотел говорить, как Эмма дружески держалась с герцогом, как обнималась с одним из его людей. Она была предательницей — это ясно, но он не хотел, чтобы Ролло знал об этом. Ибо Ролло всегда был его кумиром, и мальчик не хотел причинить ему новой боли.
— Почему ты сказал про Париж? — переспросил конунг.
— А как же иначе? Ведь процессию-то послал Робертин.
Какое простое решение! Разве Эмма не исчезла сразу после ухода франков?
Ролло вскинул голову. Бьерн, Лодин, другие подошедшие викинги выжидательно смотрели на него. Они хотели войны, удачи и ратных подвигов. И кровь не страшила их. Умереть от старости на соломе — позор для викинга. А новый поход, слава и приключения — это у них в крови. Они ждали.
— Мы выступаем, — сказал Ролло. — Пусть скачут гонцы в Руан и готовят сбор. Мы двинемся на Париж и далее. Настало время доказать трусливым франкам, что наш Один куда сильнее их распятого Бога. И пусть принесут богатые жертвы асам, чтобы поход наш был удачен.
Последние слова его утонули в лязге оружия и радостных криках викингов.
Глава 6
Герцог Роберт склонился над водной заводью, глядя. на свое отражение. Он всегда следил за своей внешностью, ибо он не просто франк, он герцог франков и, значит, должен выглядеть как избранный, чтобы его всегда можно было выделить среди прочих смертных.
И сейчас, когда они сделали остановку среди руин древнего римского форта, он первым делом занялся собой. Герцог развязал удерживающий волосы ремешок. На запыленном лбу обозначилась светлая полоска. И пока спутники Роберта собирали хворост, стреноживали коней, развязывали мешки с провиантом, он старательно умывался, отряхивал одежду, приводил в порядок свои длинные золотистые кудри.
Еще раз взглянув на свое отражение, остался доволен. Несмотря на усталый вид и резкие морщины у рта и под глазами, он выглядел достойно, а его одежда даже в походной жизни отличалась чисто романской элегантностью: Пояс из поволоченных блях стягивал складки длинной, почти до шпор, темной туники. На бедре сверкала янтарем чеканная рукоять меча. Поблескивала крупная брошь, скрепляющая полы плаща. Роберт протер ее — в отражении четче обозначились извилистые кружки из оплетенных змей. И хотя на зубах еще поскрипывал песок после длительного конного перехода, выглядел Роберт так, словно только покинул свои апартаменты в парижском дворце.
Он вернулся на площадку за разрушенной аркой. Потянуло дымком, запахами стряпни. И грязным людским телом. Мало кто из людей его светлости отличался щепетильностью. Но не его племянница. Эмма стояла в стороне, тщательно переплетая косы. Широкий коричневый плащ Роберта, сколотый брошью с голубым драконом, облегал ее фигуру, ниспадая длинными складками до земли, делая ее словно выше, придавая ей, по сути пленнице, горделивый и благородный вид.
Почувствовав оценивающий взгляд герцога, Эмма обернулась. Перекинула косу за плечо. Подошла — прямая и тонкая, гордо вскинула подбородок.
— Если вы хотите, чтобы я и далее по своей воле ехала с вами — ушлите ее! — И она кивнула в сторону переодевавшейся в кустах Снэфрид.
Роберт понял, что Эмма наконец справилась с тем потрясением, какое делало ее словно безучастной ко всему происходящему. Поэтому она не поднимала шума ни когда они плыли вверх по Итону и к берегу выезжали конные разъезды нормандцев, ни когда они ближе к полудню пересели на коней, подготовленных людьми Роберта, и уже посуху миновали территорию, считавшуюся границей Нормандии.
До этого Роберт, прекрасно владевший языком скандинавов, выдавал себя за людей Ролло, едущих по торговым делам, а сам осторожно следил за пленницей. Но все вроде бы обошлось. Норманны, уверенные в своей силе, не придавали значения небольшой группе путников, среди которых были и две женщины в плащах.
Эмма вся погрузилась в себя, а Снэфрид благоразумно держалась в хвосте отряда и выглядела на удивление утомленной. Поэтому Роберт был несколько поражен, когда она вдруг вызвалась отвезти известие в Париж. Он не стал перечить. Поэтому требовательная просьба Эммы никак не шла в разрез с его планами. Он только усмехнулся в бороду, подумав, что поздненько племянница начала ставить условия. Они были уже далеко от границы, и угрозы Эммы о неповиновении не могли сыграть никакой роли. Однако герцог продолжал держаться с ней учтиво, вежливо и ответил, что просьбу ее выполнит незамедлительно.
Эмма сама увидела, что Снэфрид вышла одетая уже для дороги. Как воин-франк. Длинные косы упрятаны под франкский островерхий шишак со спускавшейся сзади на плечи стальной бармицей. За поясом меч, с другой стороны — окованная палица. Тело до перевитых ремнями голеней облегала кольчуга, изготовленная из кожи с пришитыми к ней стальными пластинами. Спереди и сзади — длинный разрез для удобства езды верхом.
Снэфрид выглядела спокойной и уверенной в себе, словно утомительный путь был ей отдыхом, а воинское облачение носила с легкостью шелковой накидки. Заметив, что финка глядит в ее сторону, Эмма отошла. Постаралась не думать о ней. Но тем не менее не могла. Что они делают вместе? И откуда такое торжество в разноцветных глазах финки? Ведь, по сути, она не более
чем вассал Роберта. Кто бы мог подумать — надменная Снэфрид в услужении у Роберта Нейстрийского! Разве не лучше ей было оставаться с Рагнаром?
Правда, Эмма догадывалась, отчего финка оставила датчанина. Постарела эта ведьма, и если все еще хороша, то какой-то обесцвеченной, вянущей красотой. Подумать, как она изменилась за столь недолгий срок! Соперница ли она теперь Эмме? Нет, но тем не менее она враг, страшный враг. И хорошо, что Роберт усылает ее. Снэфрид подвели наименее утомленную из лошадей. Она подтягивала подпругу, казалось, почти не слушала указаний своего сеньора. Однако то, что она ответила, видимо, очень понравилось герцогу. Он кивнул, направился к Эмме.
— Мне нужна твоя застежка. — Он указал на блестевшего у нее на плече дракона с голубой эмалью и крупной бирюзой.
— Зачем?
Он не ответил, но она больше и не спрашивала. Молча отстегнула заколку, протянула. Дракона покажут Ролло как доказательство, что она у них. И он приедет за ней.
«Приедет ли? О небо, он ведь поймет, что я предала его. А что еще я могла сделать? Как доказать, что я не вещь, которую можно поставить в угол, когда ему захочется позабавиться с другими. И если я что-то значу для него, он придет за мной. А тогда я поставлю свои условия. Мы будем обвенчаны по христианскому закону, и права Гийома на трон Нормандии станут неоспоримыми».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124