Последний раз Элизабет видела его, когда он был уже в цепях. Стоя позади молодого капитана Мабри, она с бьющимся сердцем наблюдала, как Алекса грубо загоняли в трюм вместе с Симсом, Беном и всеми остальными членами команды. Каждый день во время путешествия в Индию Элизабет вспоминала его лицо, мрачное и застывшее, как гранит. Она предусмотрительно избегала появляться на палубе, куда водили на прогулку пленников, и, таким образом, даже мельком не видела Алекса, пока они были в море. Но тем не менее эта последняя, глубоко потрясшая встреча никак не могла изгладиться из ее памяти и каждый раз заново заставляла мучительно биться ее измученное сердце. Да, теперь ее злоключения закончились, она была на свободе, но покоя при этом не обрела.
Усилием воли Элизабет вернулась к действительности. Время уже наверняка подходило к обеденному. Наконец-то после всех этих месяцев волнений и ожиданий она увидит дядю Чарльза. С новой энергией соскочила с кровати и начала одеваться, стараясь выбросить из головы все мысли об Александре Бурке.
Доктор Шифнел открыл ей дверь в ответ на робкий стук.
— Войдите, — улыбнулся он. — Я рассказал ему о вашем приезде, и он горит желанием вас увидеть.
Она прошла мимо него в затемненную комнату, освещенную только слабым мигающим светом свечи. В комнате стоял тяжелый затхлый запах болезни, наподобие того, который источают мертвые листья, смешанный с едким и горьким запахом лекарств. Когда глаза привыкли к слабому освещению, она увидела дядюшку в дальнем конце комнаты. Он лежал на большой тахте красного дерева, под спину его было подложено множество подушек. На губах играла приветливая, хоть и слабая улыбка. Он приветствовал ее распростертыми объятиями.
— О дядя Чарльз!
Она бросилась и обняла его, всхлипывая от радости. Но когда наклонилась, чтобы поцеловать в щеку, то с болью почувствовала лихорадочный огонь, пылавший у него внутри. Дядя был очень бледен. Тот, кто когда-то был крепким, красивым мужчиной, теперь оказался изможденной, измученной тенью, с водянистыми, бесцветными глазами, совершенно утратившими былой блеск. Его руки безжизненно падали, не способные долго удерживаться на весу.
Тем не менее он постарался произнести со всевозможной сердечностью:
— Что за непослушная девчонка, проделала весь этот путь ради больного старика! Тебе следовало вести себя лучше, моя дорогая, гораздо лучше!
Но в голосе безошибочно угадывалась глубокая радость, а предательские слезы неудержимо текли по щекам.
— Дядюшка! — Элизабет смеялась, обнимая его. — Уверяю, мое путешествие было очень приятным, тебе совершенно не о чем беспокоиться. И видишь, все обернулось к лучшему, и мы снова вместе!
— Невозможный ребенок! — он слабо улыбнулся, но быстро замолк, и лицо его исказила гримаса боли.
— Что случилось, дядя Чарльз?
— Ни… ничего, моя дорогая. Небольшой приступ. — Он говорил с усилием. — Надо полагать, доктор уже все рассказал тебе о моем состоянии.
— Да… — Элизабет колебалась. Она не знала, в какой мере дядя осведомлен о серьезности своего положения. Однако его следующие слова все поставили на свое место.
— Кажется, выздоровление мне не грозит, — начал дядя, но Элизабет сделала непроизвольный протестующий жест. — Ну, ну, — торопливо продолжал он, похлопывая ее по руке. — Нам обоим следует смотреть правде в глаза, моя дорогая. Я никогда не верил в то, что можно избежать смерти, ты же знаешь.
Элизабет кивнула, не в силах говорить. Она сжимала его руку, слезы капали из глаз. Ее удивляли то мужество и сила духа, которые позволяли ему с такой простотой говорить о неминуемой смерти. Она была бессильна изменить его судьбу, однако могла скрасить последние дни, сделать их по возможности приятными и легкими и мысленно дала себе обет выполнить это. Чарльз Трент улыбнулся усталой улыбкой.
— Ну а теперь, моя дорогая, когда между нами никаких тайн больше нет, мы можем просто… очень мило побеседовать. Расскажи мне все о своем путешествии и о том, что происходит в Лондоне. Ты не можешь себе представить, насколько я тосковал без вестей о тебе.
И тогда она принялась ему рассказывать, с веселым видом перечисляя вечера и балы, которые посещала, занимательно болтала об общих знакомых и под конец перешла к своему путешествию.
— Да, моя дорогая Анна меня сопровождала и всячески заботилась обо мне, — оживленно лгала Элизабет. Она заранее решила, что дядя Чарльз никогда не должен узнать правду. Он уже никогда не покинет пределы своей спальни, а все посторонние, имеющие к нему доступ, ее тайну не выдадут. Доктор Шифнел согласился, что правда может доставить ему ненужные и опасные огорчения. Поэтому совершенно сознательно Элизабет выдумала занимательную историю о приятном, беззаботном путешествии на борту одного из фрегатов Его Величества, где у нее были все удобства, какие только можно себе вообразить.
— А капитан Мабри — истинный джентльмен, дядя, — сказала она. — Я нашла его совершенно очаровательным.
— Почему бы и нет? — спросил он, и в голосе его прозвучали нотки обычной сердитости. — Любой мужчина, который не попытается тебя очаровать, не мужчина, и у него, должно быть, нет головы. Джентльмен должен узнать настоящую леди с первого взгляда, тем более если леди прекрасна.
Элизабет опустила глаза. В ее мыслях внезапно и пугающе пронесся образ Александра Бурка, стоящего перед ней, уперев руки в бока, и его холодные серые глаза как будто медленно ее раздевали, точно так же, как он это делал множество раз в действительности. Вот этот человек как раз не относился к ней, как к леди, отметила она про себя с горечью. Но в таком случае он, должно быть, не джентльмен.
С некоторым усилием она попыталась вернуться к разговору. Но пока веселые, бодрые слова автоматически слетали с ее языка, мысли непроизвольно устремились совершенно в другом, тревожном для нее направлении.
Почему она неизменно продолжает думать об Алексе Бурке? Ведь наконец от него освободилась, получила именно то, о чем мечтала все эти долгие месяцы. Ей следует думать о дяде Чарльзе, о грядущих днях, когда ей придется собрать все свое мужество и силу, чтобы облегчить его страдания. Следует думать о Роберте Мабри, оказывавшем ей столь лестное внимание на всем протяжении их плавания в Калькутту и обещавшем посетить ее завтра, чтобы осведомиться, как она поживает. А вместо этого совершенно необъяснимо мысли постепенно возвращаются к человеку, которого она больше всего на свете хотела бы забыть. Все это с трудом укладывалось в голове. Почему вопреки здравому смыслу она думает о его лице, его прикосновениях, его голосе? Через некоторое время дядя Чарльз настоял, чтобы Элизабет спустилась вниз и пообедала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97