Однако она просто пожала плечами:
— Как вы заметили, майор, мои чувства к капитану Бурку в высшей степени взаимны. Теперь вы можете себе представить, насколько неприятным для нас было плавание на одном корабле.
Разговор продолжился, майор Синклер задавал обычные в таком случае вопросы, Элизабет Трент отвечала на них с бесстрастной готовностью и хладнокровием. Тем не менее эхо заключительных слов Бурка все еще отдавалось в головах трех сидящих в комнате людей, и хотя в дальнейшем никто из них ни словом не обмолвился об инциденте, он не был забыт.
Когда Элизабет Трент и Роберт Мабри покинули комнату, майор Томас Синклер откинулся на спинку стула и стал рассеянно рассматривать потолок. Все его подозрения усилились. Он вновь мысленно воспроизводил в деталях только что состоявшуюся встречу. На губах играла улыбка. Снова и снова лицо и фигура Элизабет Трент проплывали перед его мысленным взором, а улыбка становилась все более широкой.
— Скоро, — с удовольствием думал он, — очень, очень скоро Элизабет Трент окажется полностью в моих руках.
Глава 12
Солнечный свет падал на овальный рисунок персидского ковра, заставляя золотые нити блестеть и искриться. Шелковые занавески на открытых окнах висели неподвижно, ибо на улице стояло полное безветрие, удушающая жара проникала во все углы комнаты. Но веер из китайского шелка лежал без дела на туалетном столике, а Элизабет нервно расхаживала по спальне, слишком погруженная в мысли, чтобы замечать отупляющую жару и капельки пота, постоянно выступавшие на лбу.
Раньше она все время пыталась узнать свою судьбу, а теперь она ее уже знает. Элизабет собственными глазами видела похудевшую, пепельно-серую физиономию, ужасный синяк на щеке, гвардейцев, стоявших по обе стороны с поднятыми кулаками. Она мучительно вспоминала. С того самого момента, когда она вышла из приемной майора Синклера вчера днем, образ Алекса, попавшего в руки победителей, никак не выходил у нее из головы, постоянно преследовал и был до такой степени реален, что в конце концов ей захотелось кричать, чтобы хоть как-то дать выход своему страшному, не имеющему названия чувству, очень похожему на истерию. Даже ласковый голос Роберта Мабри не мог успокоить ее расстроенные нервы.
— Моя дорогая, все уже позади, — пытался ободрить ее Роберт. — Ты больше никогда в жизни не увидишь это чудовище — и майора Синклера заодно. Постарайся выбросить все это из головы, Элизабет. Все уже кончилось.
Далеко не кончилось! Она должна что-то сделать, чтобы помочь узникам. Всем! Несмотря на то, что Бурк говорил с ней с такой ненавистью, сама мысль о его страданиях была для нее невыносима. Как можно обвинять его в том, что он ведет себя подобным образом по отношению к ней? Бурк стоял избитый и униженный, в то время как она, здоровая и довольная, появилась под руку с человеком, который захватил его корабль. Скорей надо спросить, почему она вела себя так глупо, как будто нарочно добавляя ему новые страдания? Действительно, Элизабет вела себя как испорченная светская шлюха, о чем он и говорил ей множество раз! Теперь она не могла даже вспомнить об этом без стыда. Ясно было только одно: нужно что-то сделать, чтобы ему помочь.
Элизабет внезапно прекратила свое бездумное нервное хождение по комнате и присела на край кровати. Теперь она знала, что ей следует делать. Она должна воззвать к милосердию этого малоприятного человека — майора Синклера.
При одной мысли об этом Элизабет вздрогнула. Как ей показалось, Синклер был бездушным, глухим к милосердию человеком. Достаточно вспомнить его короткое подушкообразное тело и странные, бледные глаза. Он не понравился ей с первого взгляда и к тому же не вызывал доверия. Она предпочла бы никогда в жизни его больше не видеть, однако чувствовала себя обязанной помочь захваченным каперам, а майор был единственным человеком, способным повлиять на ситуацию. Избиения должны быть прекращены, узников нужно хорошо кормить! Она решила послать майору письмо сегодня же с просьбой принять ее еще раз.
И снова лицо Алекса в синяках, измученное и пепельно-серое всплыло перед ее глазами. Она не понимала, почему его вид подействовал на нее так сильно, и пыталась убедить себя, что на самом деле ее интересуют все: Бен Тукер, который был так добр к ней, или Симс, да и все остальные тоже. Однако все было напрасно, днем и ночью ее преследовало только лицо Алекса.
В дверь раздался тихий стук, и в комнату вошла Ниоми и сказала Элизабет, что дядя Чарльз проснулся и желает ее видеть. Элизабет поспешила к нему. Состояние дяди Чарльза за последнюю неделю значительно ухудшилось, доктор Шифнел предупредил, что конец может наступить в самом скором времени. Семь месяцев назад, в Англии, она была совершенно обескуражена полученными из Индии новостями, а теперь принимает спокойно самое страшное известие. Тогда она была глупой, легкомысленной девчонкой, совершенно ничего не знавшей о жизни, кроме приемов, балов и красивых нарядов. Та, которая спешила теперь по освещенному коридору к постели смертельно больного дяди, уже повидала на своем веку жестокость и насилие. Она видела, как голодают дети, ее изнасиловали, унизили, она познала рабский труд, после которого ей доставался скудный обед, видела рядом смерть. Кроме всего прочего, теперь ей приходилось наблюдать агонию дяди Чарльза. Но она мужественно принимает это испытание. Нет, несмотря на то, что искренне горюет по поводу его неминуемой смерти, все же мысль об этом не приводит ее в отчаяние, как будто надвигается конец света. В том состоянии, в котором находится сейчас дядя, конец надо считать милосердием, ибо он освободит его из тюрьмы боли и беспомощности.
— Элизабет… — хрипло зашептал дядя. — Элизабет, посиди со мной немножко.
— Разумеется, дядя, — ответила она мягким ободряющим голосом, придвигая к кровати кресло. И нежно сжала его сухую, как бумага, руку. — Я здесь и не собираюсь никуда уходить.
Доктор Шифнел, расположившийся в кожаном кресле в углу комнаты и поставивший перед собой на мраморный столик свой черный докторский чемоданчик, в знак одобрения кивнул головой. Элизабет поглаживала безжизненную дядюшкину руку и рассказывала ему о разных вещах, и особенно о том, сколько внимания уделяет ей Роберт Мабри. Несмотря на смертельную болезнь, дядя Чарльз сохранил ясный ум. Он активно интересовался всеми подробностями жизни племянницы, стараясь получить хоть какие-то подтверждения того, что ее будущее безоблачно. Казалось, дядя был счастлив поверить, что она полюбила Роберта Мабри, и в скором времени они поженятся, и она останется в надежных руках после его смерти. Элизабет не хотела разочаровывать дядю Чарльза, хотя на мгновение вспыхнувшие чувства к Роберту прошли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Как вы заметили, майор, мои чувства к капитану Бурку в высшей степени взаимны. Теперь вы можете себе представить, насколько неприятным для нас было плавание на одном корабле.
Разговор продолжился, майор Синклер задавал обычные в таком случае вопросы, Элизабет Трент отвечала на них с бесстрастной готовностью и хладнокровием. Тем не менее эхо заключительных слов Бурка все еще отдавалось в головах трех сидящих в комнате людей, и хотя в дальнейшем никто из них ни словом не обмолвился об инциденте, он не был забыт.
Когда Элизабет Трент и Роберт Мабри покинули комнату, майор Томас Синклер откинулся на спинку стула и стал рассеянно рассматривать потолок. Все его подозрения усилились. Он вновь мысленно воспроизводил в деталях только что состоявшуюся встречу. На губах играла улыбка. Снова и снова лицо и фигура Элизабет Трент проплывали перед его мысленным взором, а улыбка становилась все более широкой.
— Скоро, — с удовольствием думал он, — очень, очень скоро Элизабет Трент окажется полностью в моих руках.
Глава 12
Солнечный свет падал на овальный рисунок персидского ковра, заставляя золотые нити блестеть и искриться. Шелковые занавески на открытых окнах висели неподвижно, ибо на улице стояло полное безветрие, удушающая жара проникала во все углы комнаты. Но веер из китайского шелка лежал без дела на туалетном столике, а Элизабет нервно расхаживала по спальне, слишком погруженная в мысли, чтобы замечать отупляющую жару и капельки пота, постоянно выступавшие на лбу.
Раньше она все время пыталась узнать свою судьбу, а теперь она ее уже знает. Элизабет собственными глазами видела похудевшую, пепельно-серую физиономию, ужасный синяк на щеке, гвардейцев, стоявших по обе стороны с поднятыми кулаками. Она мучительно вспоминала. С того самого момента, когда она вышла из приемной майора Синклера вчера днем, образ Алекса, попавшего в руки победителей, никак не выходил у нее из головы, постоянно преследовал и был до такой степени реален, что в конце концов ей захотелось кричать, чтобы хоть как-то дать выход своему страшному, не имеющему названия чувству, очень похожему на истерию. Даже ласковый голос Роберта Мабри не мог успокоить ее расстроенные нервы.
— Моя дорогая, все уже позади, — пытался ободрить ее Роберт. — Ты больше никогда в жизни не увидишь это чудовище — и майора Синклера заодно. Постарайся выбросить все это из головы, Элизабет. Все уже кончилось.
Далеко не кончилось! Она должна что-то сделать, чтобы помочь узникам. Всем! Несмотря на то, что Бурк говорил с ней с такой ненавистью, сама мысль о его страданиях была для нее невыносима. Как можно обвинять его в том, что он ведет себя подобным образом по отношению к ней? Бурк стоял избитый и униженный, в то время как она, здоровая и довольная, появилась под руку с человеком, который захватил его корабль. Скорей надо спросить, почему она вела себя так глупо, как будто нарочно добавляя ему новые страдания? Действительно, Элизабет вела себя как испорченная светская шлюха, о чем он и говорил ей множество раз! Теперь она не могла даже вспомнить об этом без стыда. Ясно было только одно: нужно что-то сделать, чтобы ему помочь.
Элизабет внезапно прекратила свое бездумное нервное хождение по комнате и присела на край кровати. Теперь она знала, что ей следует делать. Она должна воззвать к милосердию этого малоприятного человека — майора Синклера.
При одной мысли об этом Элизабет вздрогнула. Как ей показалось, Синклер был бездушным, глухим к милосердию человеком. Достаточно вспомнить его короткое подушкообразное тело и странные, бледные глаза. Он не понравился ей с первого взгляда и к тому же не вызывал доверия. Она предпочла бы никогда в жизни его больше не видеть, однако чувствовала себя обязанной помочь захваченным каперам, а майор был единственным человеком, способным повлиять на ситуацию. Избиения должны быть прекращены, узников нужно хорошо кормить! Она решила послать майору письмо сегодня же с просьбой принять ее еще раз.
И снова лицо Алекса в синяках, измученное и пепельно-серое всплыло перед ее глазами. Она не понимала, почему его вид подействовал на нее так сильно, и пыталась убедить себя, что на самом деле ее интересуют все: Бен Тукер, который был так добр к ней, или Симс, да и все остальные тоже. Однако все было напрасно, днем и ночью ее преследовало только лицо Алекса.
В дверь раздался тихий стук, и в комнату вошла Ниоми и сказала Элизабет, что дядя Чарльз проснулся и желает ее видеть. Элизабет поспешила к нему. Состояние дяди Чарльза за последнюю неделю значительно ухудшилось, доктор Шифнел предупредил, что конец может наступить в самом скором времени. Семь месяцев назад, в Англии, она была совершенно обескуражена полученными из Индии новостями, а теперь принимает спокойно самое страшное известие. Тогда она была глупой, легкомысленной девчонкой, совершенно ничего не знавшей о жизни, кроме приемов, балов и красивых нарядов. Та, которая спешила теперь по освещенному коридору к постели смертельно больного дяди, уже повидала на своем веку жестокость и насилие. Она видела, как голодают дети, ее изнасиловали, унизили, она познала рабский труд, после которого ей доставался скудный обед, видела рядом смерть. Кроме всего прочего, теперь ей приходилось наблюдать агонию дяди Чарльза. Но она мужественно принимает это испытание. Нет, несмотря на то, что искренне горюет по поводу его неминуемой смерти, все же мысль об этом не приводит ее в отчаяние, как будто надвигается конец света. В том состоянии, в котором находится сейчас дядя, конец надо считать милосердием, ибо он освободит его из тюрьмы боли и беспомощности.
— Элизабет… — хрипло зашептал дядя. — Элизабет, посиди со мной немножко.
— Разумеется, дядя, — ответила она мягким ободряющим голосом, придвигая к кровати кресло. И нежно сжала его сухую, как бумага, руку. — Я здесь и не собираюсь никуда уходить.
Доктор Шифнел, расположившийся в кожаном кресле в углу комнаты и поставивший перед собой на мраморный столик свой черный докторский чемоданчик, в знак одобрения кивнул головой. Элизабет поглаживала безжизненную дядюшкину руку и рассказывала ему о разных вещах, и особенно о том, сколько внимания уделяет ей Роберт Мабри. Несмотря на смертельную болезнь, дядя Чарльз сохранил ясный ум. Он активно интересовался всеми подробностями жизни племянницы, стараясь получить хоть какие-то подтверждения того, что ее будущее безоблачно. Казалось, дядя был счастлив поверить, что она полюбила Роберта Мабри, и в скором времени они поженятся, и она останется в надежных руках после его смерти. Элизабет не хотела разочаровывать дядю Чарльза, хотя на мгновение вспыхнувшие чувства к Роберту прошли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97