Неожиданно в дверь бесцеремонно постучали, и в кабинет ворвался Джек. Коннор навещал его в Уикерли, но сам он пришел к ним в первый раз после того, как съехал. Еще не встав с кресла, чтобы приветствовать его, Коннор учуял запах перегара и, пораженный, воскликнул:
– Да ты пьян! Будь я проклят, Джек, если ты не напился!
– Ничуть не бывало. Хотел было выпить, да не стал. Даже не пригубил.
– Так я тебе и поверил. Лучше сядь, пока не свалился. Как ты сюда попал?
– Пешком, конечно, как же еще? – Он рухнул в кресло, развалился в нем, выставив костлявые колени и безвольно свесив руки с подлокотников. – Я пришел, чтобы сообщить тебе, что уезжаю.
Коннор почувствовал еще больший холод в душе.
– Не будь ослом, – бросил он резко. – Ты не можешь уехать, ты болен. Зачем тебе уезжать? Да и где ты возьмешь деньги?
– Я надеялся, ты мне поможешь, подкинешь чего-нибудь, как я тебе помог в Эксетере, когда ты собрался венчаться с Софи. Много мне не нужно, и я верну тебе долг, как только устроюсь на работу. – Он хрипло засмеялся, но потом его смех перешел в кашель. – Ну, это, конечно, вранье, правда? Ничего я тебе не верну, и ты это отлично знаешь. Потому что даже не собираюсь искать работу.
– В чем дело, Джек? Что случилось?
Джек опять плохо выглядел, он стал худым и серым, а кашлял так, что Коннор не мог этого слышать.
Он откинул голову на спинку кресла и проговорил:
– Я ни на что не годен, Кон, в этом все дело.
– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?
– Я благодарен тебе и Софи за то, что вы взяли меня к себе, ну и все такое прочее. Передай ей мою благодарность. И попрощайся за меня, ладно? Мне трудно это сделать самому.
– Джек…
– Не спорь со мной, Кон. Пожалуйста.
– Куда ты отправишься?
– Куда глаза глядят.
– Но… почему? Можешь ты мне по-человечески объяснить, почему это делаешь?
Джек снова резко, неприятно засмеялся.
– Посмотри на меня. Разве у тебя нет глаз? На кого я стал похож, а? Погляди на меня, кого я тебе напоминаю?
У Коннора язык не повернулся сказать правду. Изможденное, страшно худое лицо Джека напоминало их отца перед кончиной, но Коннор не отдавал себе в этом отчета, не подскажи ему Джек. Даже под страхом смерти он не признался бы в этом.
– Вот так-то, – мрачно протянул Джек. Он с усилием встал и оглядел кабинет. – Что у тебя есть выпить? Найдется капля спиртного для усталого гостя?
– Тебе не стоит пить.
– Какая теперь, к черту, разница, пить или не пить?
– Я скажу Марис, чтобы приготовила чай и…
– К черту чай! – рассердился Джек и поплелся к двери.
– Джек, погоди! – Коннор схватил его за рукав. – Позволь, я буду заботиться о тебе. Не уезжай вот так, сгоряча. Джек стоял, опустив голову и не глядя на него.
– Я сказал Сидони, что не люблю ее, – признался он тихо, – что никогда не любил, а хотел только воспользоваться ею. Она заплакала, Кон. Я думал, у меня сердце разорвется.
– Зачем ты ей так сказал?
– Чтобы она забыла меня. Когда я уеду, ей легче будет выйти замуж за Холиока. – Его голос понизился до шепота. – Два дня назад, вечером, она пришла ко мне. Мы легли в постель, но я ничего не смог. Потому что я теперь больше не мужчина.
– Джек…
– Не говори ничего, слышишь? Ни слова.
Они стояли, не глядя друг на друга; рука Коннора легко лежала на руке брата. Он чувствовал, как подступает то страшное одиночество, та черная зияющая пустота, которую он испытывал всякий раз, когда терял кого-нибудь.
– Не покидай меня, – пробормотал он чуть слышно. – О, Джек, зачем ты бросаешь меня?
Джек едва ощутимо дрожал.
– Если любишь меня, Кон, не проси, чтобы я остался.
– Я люблю тебя. И прошу: останься.
– Но я не могу.
– Пожалуйста, Джек.
Они оба плакали скупыми мужскими слезами, не в силах взглянуть друг на друга. Наконец Джек прерывисто вздохнул и отошел от Коннора.
– Пойди скажи миссис Болтон, пусть приготовит большую чашку этого чертова чая, да покрепче, ладно? Такого, чтоб и мертвого привел в чувство. А я еще не мертвый. А потом я, может, лягу на тот диван в гостиной, Кон. Я еще не отвык от него, мы с ним, похоже, сроднились, к тому же мне нужно поспать минуту-другую.
Ужасающая тьма отступила, рассеялась. Коннор испытал такое облегчение, что даже слегка закружилась голова. Братья были сдержанны на проявление чувств, но сейчас Коннор не смог удержаться и быстро и грубовато обнял Джека. Он ощутил под руками всю худобу брата, и радости у него поубавилось.
– Я мигом вернусь. Ты же промок, дурень, садись к огню и отдыхай. Я вернусь через пару минут.
Джек скорчил комичную физиономию и махнул ему: иди. Коннор вышел из кабинета с таким чувством облегчения, будто только что едва избежал катастрофы.
Миссис Болтон не было в ее привычных владениях на кухне, не было ее и ни в одной из комнат цокольного этажа; наконец он нашел ее в мансарде, где она разбиралась в сундуках с льняным бельем, готовясь к ежегодной весенней процедуре его проветривания. Он попросил приготовить чай и пошел сказать Марис, чтобы подготовила старую комнату Джека, потому что его брат снова будет жить у них. Наконец он вернулся, несколько позже, чем обещал.
Настолько позже, что Джек успел написать записку, которую оставил на его столе.
"Не ищи меня, Кон. Я как старая собака, которая прячется, чтобы умереть в одиночку. Я должен был уйти, и, думаю, в глубине души ты это понимаешь. Но ты навсегда останешься в моем сердце.
Твой любящий брат Джек".
21
Софи была у себя в комнате. Потребность поделиться горем, слишком сильная, чтобы сопротивляться ей, влекла Коннора к ней, хотя уже столько раз надежда на то, что она чем-то поможет ему, терпела крах. Софи лежала поверх одеяла, еще не одетая. Рядом, на подносе, остывал недоеденный завтрак. На убранной постели валялась нераскрытая книга и корзинка с принадлежностями для вышивания. Софи чуть повернула голову, когда он вошел и встал в изножье кровати.
– Приходил Джек. Он плохо выглядит. Гораздо хуже, чем прежде. – Софи смотрела на него безо всякого выражения. – Я не смог удержать его. Он сказал, сказал… что уходит умирать. Я даже не знаю, куда он ушел. – Последние слова он произнес шепотом, боясь, что прослезится у нее на глазах. И все же Коннору хотелось, чтобы Софи знала, как ему больно.
Софи полулежала на боку, опершись на локоть. Теперь она повернулась на спину и сквозь полуопущенные веки смотрела на одеяло. Его сообщение только прибавило ей печали, но глубоко не тронуло.
– Он умирает, ты слышишь? Он последний, последний, кто у меня остался, а скоро и его не станет, Софи. Джек умирает!
Софи сложила руки на груди, по-прежнему безжизненно глядя перед собой. Она пребывала в своем собственном замкнутом мире, настолько полная отчаяния, что даже не замечала его.
Боль и ярость захлестнули Коннора. Он ударил ботинком по ножке кровати раз, другой, рванул на себя одеяло с простыней из-под ее безучастного тела, задев столик, отчего поднос с грохотом полетел на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
– Да ты пьян! Будь я проклят, Джек, если ты не напился!
– Ничуть не бывало. Хотел было выпить, да не стал. Даже не пригубил.
– Так я тебе и поверил. Лучше сядь, пока не свалился. Как ты сюда попал?
– Пешком, конечно, как же еще? – Он рухнул в кресло, развалился в нем, выставив костлявые колени и безвольно свесив руки с подлокотников. – Я пришел, чтобы сообщить тебе, что уезжаю.
Коннор почувствовал еще больший холод в душе.
– Не будь ослом, – бросил он резко. – Ты не можешь уехать, ты болен. Зачем тебе уезжать? Да и где ты возьмешь деньги?
– Я надеялся, ты мне поможешь, подкинешь чего-нибудь, как я тебе помог в Эксетере, когда ты собрался венчаться с Софи. Много мне не нужно, и я верну тебе долг, как только устроюсь на работу. – Он хрипло засмеялся, но потом его смех перешел в кашель. – Ну, это, конечно, вранье, правда? Ничего я тебе не верну, и ты это отлично знаешь. Потому что даже не собираюсь искать работу.
– В чем дело, Джек? Что случилось?
Джек опять плохо выглядел, он стал худым и серым, а кашлял так, что Коннор не мог этого слышать.
Он откинул голову на спинку кресла и проговорил:
– Я ни на что не годен, Кон, в этом все дело.
– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?
– Я благодарен тебе и Софи за то, что вы взяли меня к себе, ну и все такое прочее. Передай ей мою благодарность. И попрощайся за меня, ладно? Мне трудно это сделать самому.
– Джек…
– Не спорь со мной, Кон. Пожалуйста.
– Куда ты отправишься?
– Куда глаза глядят.
– Но… почему? Можешь ты мне по-человечески объяснить, почему это делаешь?
Джек снова резко, неприятно засмеялся.
– Посмотри на меня. Разве у тебя нет глаз? На кого я стал похож, а? Погляди на меня, кого я тебе напоминаю?
У Коннора язык не повернулся сказать правду. Изможденное, страшно худое лицо Джека напоминало их отца перед кончиной, но Коннор не отдавал себе в этом отчета, не подскажи ему Джек. Даже под страхом смерти он не признался бы в этом.
– Вот так-то, – мрачно протянул Джек. Он с усилием встал и оглядел кабинет. – Что у тебя есть выпить? Найдется капля спиртного для усталого гостя?
– Тебе не стоит пить.
– Какая теперь, к черту, разница, пить или не пить?
– Я скажу Марис, чтобы приготовила чай и…
– К черту чай! – рассердился Джек и поплелся к двери.
– Джек, погоди! – Коннор схватил его за рукав. – Позволь, я буду заботиться о тебе. Не уезжай вот так, сгоряча. Джек стоял, опустив голову и не глядя на него.
– Я сказал Сидони, что не люблю ее, – признался он тихо, – что никогда не любил, а хотел только воспользоваться ею. Она заплакала, Кон. Я думал, у меня сердце разорвется.
– Зачем ты ей так сказал?
– Чтобы она забыла меня. Когда я уеду, ей легче будет выйти замуж за Холиока. – Его голос понизился до шепота. – Два дня назад, вечером, она пришла ко мне. Мы легли в постель, но я ничего не смог. Потому что я теперь больше не мужчина.
– Джек…
– Не говори ничего, слышишь? Ни слова.
Они стояли, не глядя друг на друга; рука Коннора легко лежала на руке брата. Он чувствовал, как подступает то страшное одиночество, та черная зияющая пустота, которую он испытывал всякий раз, когда терял кого-нибудь.
– Не покидай меня, – пробормотал он чуть слышно. – О, Джек, зачем ты бросаешь меня?
Джек едва ощутимо дрожал.
– Если любишь меня, Кон, не проси, чтобы я остался.
– Я люблю тебя. И прошу: останься.
– Но я не могу.
– Пожалуйста, Джек.
Они оба плакали скупыми мужскими слезами, не в силах взглянуть друг на друга. Наконец Джек прерывисто вздохнул и отошел от Коннора.
– Пойди скажи миссис Болтон, пусть приготовит большую чашку этого чертова чая, да покрепче, ладно? Такого, чтоб и мертвого привел в чувство. А я еще не мертвый. А потом я, может, лягу на тот диван в гостиной, Кон. Я еще не отвык от него, мы с ним, похоже, сроднились, к тому же мне нужно поспать минуту-другую.
Ужасающая тьма отступила, рассеялась. Коннор испытал такое облегчение, что даже слегка закружилась голова. Братья были сдержанны на проявление чувств, но сейчас Коннор не смог удержаться и быстро и грубовато обнял Джека. Он ощутил под руками всю худобу брата, и радости у него поубавилось.
– Я мигом вернусь. Ты же промок, дурень, садись к огню и отдыхай. Я вернусь через пару минут.
Джек скорчил комичную физиономию и махнул ему: иди. Коннор вышел из кабинета с таким чувством облегчения, будто только что едва избежал катастрофы.
Миссис Болтон не было в ее привычных владениях на кухне, не было ее и ни в одной из комнат цокольного этажа; наконец он нашел ее в мансарде, где она разбиралась в сундуках с льняным бельем, готовясь к ежегодной весенней процедуре его проветривания. Он попросил приготовить чай и пошел сказать Марис, чтобы подготовила старую комнату Джека, потому что его брат снова будет жить у них. Наконец он вернулся, несколько позже, чем обещал.
Настолько позже, что Джек успел написать записку, которую оставил на его столе.
"Не ищи меня, Кон. Я как старая собака, которая прячется, чтобы умереть в одиночку. Я должен был уйти, и, думаю, в глубине души ты это понимаешь. Но ты навсегда останешься в моем сердце.
Твой любящий брат Джек".
21
Софи была у себя в комнате. Потребность поделиться горем, слишком сильная, чтобы сопротивляться ей, влекла Коннора к ней, хотя уже столько раз надежда на то, что она чем-то поможет ему, терпела крах. Софи лежала поверх одеяла, еще не одетая. Рядом, на подносе, остывал недоеденный завтрак. На убранной постели валялась нераскрытая книга и корзинка с принадлежностями для вышивания. Софи чуть повернула голову, когда он вошел и встал в изножье кровати.
– Приходил Джек. Он плохо выглядит. Гораздо хуже, чем прежде. – Софи смотрела на него безо всякого выражения. – Я не смог удержать его. Он сказал, сказал… что уходит умирать. Я даже не знаю, куда он ушел. – Последние слова он произнес шепотом, боясь, что прослезится у нее на глазах. И все же Коннору хотелось, чтобы Софи знала, как ему больно.
Софи полулежала на боку, опершись на локоть. Теперь она повернулась на спину и сквозь полуопущенные веки смотрела на одеяло. Его сообщение только прибавило ей печали, но глубоко не тронуло.
– Он умирает, ты слышишь? Он последний, последний, кто у меня остался, а скоро и его не станет, Софи. Джек умирает!
Софи сложила руки на груди, по-прежнему безжизненно глядя перед собой. Она пребывала в своем собственном замкнутом мире, настолько полная отчаяния, что даже не замечала его.
Боль и ярость захлестнули Коннора. Он ударил ботинком по ножке кровати раз, другой, рванул на себя одеяло с простыней из-под ее безучастного тела, задев столик, отчего поднос с грохотом полетел на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103