— Он рассмеялся, довольный сравнением. — Они хотят все захапать и страшно боятся, что мы помиримся и я все оставлю тебе.
— Если вы это сделаете, я все продам, — честно предупредил Бретт.
— Как будто я собираюсь что-нибудь тебе оставлять, — проскрипел дон Фелипе, не отрывая своих черных глаз от глаз Бретта.
Как Бретт ненавидел его!
— Я вам уже сказал, старик, — негромко произнес он, — что ничего не хочу и никогда не хотел.
Они снова обменялись яростными взглядами.
— Ты отлично дал это понять, когда ушел отсюда десять лет назад.
— Вы даже не пытались удержать меня. — Это была патовая ситуация, и оба это понимали. Бретт и сам не знал, чего он ожидал — сожаления, просьбы о прощении?
— Пускай поволнуются, жадные ублюдки, — наконец сказал дон Фелипе. — Надо защитить Габриелу, а это я не могу доверить Елене и Софии.
— О чем вы говорите? — спросил Бретт.
— Габриела помолвлена. Я собираюсь еще пожить до тех пор, пока она через три года выйдет замуж за отличного калифорнио, Сальвадора Талавераса. Они унаследуют все.
— Меня устраивает, — мрачно произнес Бретт, но у него непрошенно мелькнула злая мысль: «Он предпочел мою младшую сестру, женщину, своему собственному сыну».
— Возвращайся в город, парень. Пусть думают, что ты все унаследуешь. Когда придет время прочесть мое завещание, они изрядно удивятся. — При этой мысли он захихикал.
— София — вдова. Где ее ранчо?
— Далеко на юге, около Лос-Анджелеса. Со времени аннексии Соединенными Штатами они потеряли из-за поселенцев три четверти своих земель, а в тяжбе за право владения могли потерять все остальное. Когда-то это было отличное место. Сейчас оно совсем заброшено и пришло в упадок. — Дон Фелипе гневно посмотрел на него: — Эти проклятые американцы все у нас отобрали, Бретт. Наши земли, наш образ жизни. Калифорнио обречены на вымирание. — Он закашлялся.
Кашель не прекращался, и Бретт невольно забеспокоился и похлопал его по спине, удивляясь тому, какое сильное тело у его отца, вовсе не такое хрупкое, как казалось. Бретт подал ему стакан воды. Старик выпил ее, и приступ прошел.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Бретт.
— А тебе не все равно? — огрызнулся дон Фелипе.
— Если я еду по дороге, — сказал Бретт, — и вижу умирающего от голода покалеченного пса, то мне не настолько все равно, чтобы я не попытался избавить его от мучений.
— Я не изголодался, не покалечен, и я не чертова дворняга, — выкрикнул дон Фелипе. — Я — твоя плоть и кровь.
— Всего-навсего. И я не сам это выбрал! Почему, старик? Почему вы хотели, чтобы я приехал?
— Я вовсе не хотел, ты, неблагодарный ублюдок! — завопил дон Фелипе. — Думаешь, мне не плевать на тебя? Уезжай обратно в город, там твое место.
— С радостью, — сквозь зубы прорычал Бретт. — В вас нет ни капли сострадания, верно? Ни единой проклятой капли?
— Из-за чего весь этот шум? — озабоченно спросил вбежавший Эммануэль.
— Спросите у него, — с трудом выговорил Бретт, выходя.
— Фелипе, с тобой все в порядке?
— Он — Монтерро до мозга костей, — удовлетворенно сказал дон Фелипе, когда Бретт отошел достаточно далеко, чтобы этого не слышать. — И до мозга костей мой сын.
— Почему ты не сказал ему, что гордишься им? — мягко спросил Эммануэль.
— Ба! — обронил Фелипе. — Похвалы нужны женщинам и собакам, а не мужчинам.
Бретт с грохотом захлопнул дверь в отведенные им комнаты. Он был все себя от негодования. Боже, как он ненавидел этого старого мерзавца! Но чего он еще ожидал? Доброго слова? Если старый деспот никогда не проявлял к нему никаких нежных чувств, когда он был ребенком, откуда ждать их сейчас? Неужели он действительно ждал этого, хотел этого, ради этого проделал такой путь?
— Бретт?
Он резко повернулся, не ожидая увидеть Сторм, и его злость тут же прошла.
— Что ты здесь делаешь?
— Я ждала тебя. — Ее синие глаза переполняли нежность и сострадание, словно она знала, какая буря бушует в его душе.
— Иди сюда, — ворчливо сказал он. Его охватило неодолимое желание прижаться к ней, забыть обо всем на свете.
Удивительно, но она послушалась, и он схватил ее, отнес на кровать и сам улегся рядом, обхватил ее лицо ладонями и прижался к ней в поцелуе. И, конечно же, как только ее губы нежно приоткрылись под его губами, а ее язык принялся робко дразнить его, он совсем забыл разговор с отцом и мог думать только об одном. Его руки непроизвольно принялись поглаживать ее великолепное тело, добрались до грудей и пылко сжали их.
— Ты нужна мне, — пробормотал он, разрывая ей лиф в попытке стянуть его вниз.
— Бретт, — запротестовала она, продолжая прижиматься к нему.
— Боже, как ты мне нужна, — со стоном вырвалось у него, когда он расстегивал застежку бриджей. И так оно и было. Он нуждался в ней так же отчаянно, как умирающий от голода нуждается в пище.
— Оказывается, я никак не могу тобой насытиться, — пробормотал он, обвивая ее руками.
Позже их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах вызванное их любовью наслаждение. Она нежно коснулась его щеки. Бретт не шелохнулся, утопая в ее глазах, понимая ее, как никогда не понимал ни одной женщины. Она приподняла голову и нежно, любовно поцеловала его, потом улыбнулась и прижалась щекой к его плечу.
— Ты такая красивая, Сторм, — сказал он, поглаживая ее волосы.
— Ты тоже, — прошептала она, перебирая пальцами по его талии.
— Разве это не лучше, чем ссориться, chere?
— Ну не знаю, — улыбнулась она. — Бретт? Как твой отец?
Он замер.
— Никогда не упоминай при мне этого старого мерзавца, Сторм.
— Если не хочешь, чтобы обзывали тебя, — не обзывай других, — мягко упрекнула она.
Он перевернулся на бок, теперь уже совершенно серьезный, и пристально посмотрел на нее. Она вспыхнула.
— Кто тебе сказал? Тетя Елена? Она кивнула.
— Ну и стерва!
— Бретт! Ведь она твоя тетя.
— И совершеннейшая стерва, Сторм, уж я-то знаю. И ее дочка не лучше.
— Это твоя семья! — поразилась Сторм, усаживаясь в кровати.
— Я их не выбирал, да и какая они мне семья, — нахмурился Бретт.
— Что это значит? Он взглянул на нее:
— Моя мать была дешевой шлюхой. Не будь я похож на Монтсрро, не было бы никаких доказательств моего происхождения.
— Но ты выглядишь как Монтерро. Сходство просто поразительное.
Бретт пожал плечами:
— Нам не следовало приезжать. Проклятие! Понятия не имею, для чего мы приехали.
— Бретт, прошу тебя. Твой отец стар и болен, может быть даже при смерти…
— Ха! Этот тиран проживет еще по крайней мере три года, гарантирую. — Видя, что она не понимает, он добавил: — Чтобы выдать свою дочь замуж. Я его знаю. Он не такой больной, как ты думаешь.
— Ты ненавидишь его, — в ужасе прошептала она.
— Что тебе до этого, Сторм! Откуда вдруг у тебя другой интерес к своему мужу, кроме чувственного?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Если вы это сделаете, я все продам, — честно предупредил Бретт.
— Как будто я собираюсь что-нибудь тебе оставлять, — проскрипел дон Фелипе, не отрывая своих черных глаз от глаз Бретта.
Как Бретт ненавидел его!
— Я вам уже сказал, старик, — негромко произнес он, — что ничего не хочу и никогда не хотел.
Они снова обменялись яростными взглядами.
— Ты отлично дал это понять, когда ушел отсюда десять лет назад.
— Вы даже не пытались удержать меня. — Это была патовая ситуация, и оба это понимали. Бретт и сам не знал, чего он ожидал — сожаления, просьбы о прощении?
— Пускай поволнуются, жадные ублюдки, — наконец сказал дон Фелипе. — Надо защитить Габриелу, а это я не могу доверить Елене и Софии.
— О чем вы говорите? — спросил Бретт.
— Габриела помолвлена. Я собираюсь еще пожить до тех пор, пока она через три года выйдет замуж за отличного калифорнио, Сальвадора Талавераса. Они унаследуют все.
— Меня устраивает, — мрачно произнес Бретт, но у него непрошенно мелькнула злая мысль: «Он предпочел мою младшую сестру, женщину, своему собственному сыну».
— Возвращайся в город, парень. Пусть думают, что ты все унаследуешь. Когда придет время прочесть мое завещание, они изрядно удивятся. — При этой мысли он захихикал.
— София — вдова. Где ее ранчо?
— Далеко на юге, около Лос-Анджелеса. Со времени аннексии Соединенными Штатами они потеряли из-за поселенцев три четверти своих земель, а в тяжбе за право владения могли потерять все остальное. Когда-то это было отличное место. Сейчас оно совсем заброшено и пришло в упадок. — Дон Фелипе гневно посмотрел на него: — Эти проклятые американцы все у нас отобрали, Бретт. Наши земли, наш образ жизни. Калифорнио обречены на вымирание. — Он закашлялся.
Кашель не прекращался, и Бретт невольно забеспокоился и похлопал его по спине, удивляясь тому, какое сильное тело у его отца, вовсе не такое хрупкое, как казалось. Бретт подал ему стакан воды. Старик выпил ее, и приступ прошел.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Бретт.
— А тебе не все равно? — огрызнулся дон Фелипе.
— Если я еду по дороге, — сказал Бретт, — и вижу умирающего от голода покалеченного пса, то мне не настолько все равно, чтобы я не попытался избавить его от мучений.
— Я не изголодался, не покалечен, и я не чертова дворняга, — выкрикнул дон Фелипе. — Я — твоя плоть и кровь.
— Всего-навсего. И я не сам это выбрал! Почему, старик? Почему вы хотели, чтобы я приехал?
— Я вовсе не хотел, ты, неблагодарный ублюдок! — завопил дон Фелипе. — Думаешь, мне не плевать на тебя? Уезжай обратно в город, там твое место.
— С радостью, — сквозь зубы прорычал Бретт. — В вас нет ни капли сострадания, верно? Ни единой проклятой капли?
— Из-за чего весь этот шум? — озабоченно спросил вбежавший Эммануэль.
— Спросите у него, — с трудом выговорил Бретт, выходя.
— Фелипе, с тобой все в порядке?
— Он — Монтерро до мозга костей, — удовлетворенно сказал дон Фелипе, когда Бретт отошел достаточно далеко, чтобы этого не слышать. — И до мозга костей мой сын.
— Почему ты не сказал ему, что гордишься им? — мягко спросил Эммануэль.
— Ба! — обронил Фелипе. — Похвалы нужны женщинам и собакам, а не мужчинам.
Бретт с грохотом захлопнул дверь в отведенные им комнаты. Он был все себя от негодования. Боже, как он ненавидел этого старого мерзавца! Но чего он еще ожидал? Доброго слова? Если старый деспот никогда не проявлял к нему никаких нежных чувств, когда он был ребенком, откуда ждать их сейчас? Неужели он действительно ждал этого, хотел этого, ради этого проделал такой путь?
— Бретт?
Он резко повернулся, не ожидая увидеть Сторм, и его злость тут же прошла.
— Что ты здесь делаешь?
— Я ждала тебя. — Ее синие глаза переполняли нежность и сострадание, словно она знала, какая буря бушует в его душе.
— Иди сюда, — ворчливо сказал он. Его охватило неодолимое желание прижаться к ней, забыть обо всем на свете.
Удивительно, но она послушалась, и он схватил ее, отнес на кровать и сам улегся рядом, обхватил ее лицо ладонями и прижался к ней в поцелуе. И, конечно же, как только ее губы нежно приоткрылись под его губами, а ее язык принялся робко дразнить его, он совсем забыл разговор с отцом и мог думать только об одном. Его руки непроизвольно принялись поглаживать ее великолепное тело, добрались до грудей и пылко сжали их.
— Ты нужна мне, — пробормотал он, разрывая ей лиф в попытке стянуть его вниз.
— Бретт, — запротестовала она, продолжая прижиматься к нему.
— Боже, как ты мне нужна, — со стоном вырвалось у него, когда он расстегивал застежку бриджей. И так оно и было. Он нуждался в ней так же отчаянно, как умирающий от голода нуждается в пище.
— Оказывается, я никак не могу тобой насытиться, — пробормотал он, обвивая ее руками.
Позже их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах вызванное их любовью наслаждение. Она нежно коснулась его щеки. Бретт не шелохнулся, утопая в ее глазах, понимая ее, как никогда не понимал ни одной женщины. Она приподняла голову и нежно, любовно поцеловала его, потом улыбнулась и прижалась щекой к его плечу.
— Ты такая красивая, Сторм, — сказал он, поглаживая ее волосы.
— Ты тоже, — прошептала она, перебирая пальцами по его талии.
— Разве это не лучше, чем ссориться, chere?
— Ну не знаю, — улыбнулась она. — Бретт? Как твой отец?
Он замер.
— Никогда не упоминай при мне этого старого мерзавца, Сторм.
— Если не хочешь, чтобы обзывали тебя, — не обзывай других, — мягко упрекнула она.
Он перевернулся на бок, теперь уже совершенно серьезный, и пристально посмотрел на нее. Она вспыхнула.
— Кто тебе сказал? Тетя Елена? Она кивнула.
— Ну и стерва!
— Бретт! Ведь она твоя тетя.
— И совершеннейшая стерва, Сторм, уж я-то знаю. И ее дочка не лучше.
— Это твоя семья! — поразилась Сторм, усаживаясь в кровати.
— Я их не выбирал, да и какая они мне семья, — нахмурился Бретт.
— Что это значит? Он взглянул на нее:
— Моя мать была дешевой шлюхой. Не будь я похож на Монтсрро, не было бы никаких доказательств моего происхождения.
— Но ты выглядишь как Монтерро. Сходство просто поразительное.
Бретт пожал плечами:
— Нам не следовало приезжать. Проклятие! Понятия не имею, для чего мы приехали.
— Бретт, прошу тебя. Твой отец стар и болен, может быть даже при смерти…
— Ха! Этот тиран проживет еще по крайней мере три года, гарантирую. — Видя, что она не понимает, он добавил: — Чтобы выдать свою дочь замуж. Я его знаю. Он не такой больной, как ты думаешь.
— Ты ненавидишь его, — в ужасе прошептала она.
— Что тебе до этого, Сторм! Откуда вдруг у тебя другой интерес к своему мужу, кроме чувственного?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89