Он почувствовал сквозь рубашку влагу, и понял, что она плачет.
— Я не думала, что ты приедешь, — прошептала она. — Я думала, ты отказался от меня.
— Никогда, — с жаром ответил он, прижимая ее плотнее к себе, поглаживая по волосам, касаясь губами ее виска. — Никогда! Боже… Я… — Внезапно он оторвал ее от себя, и в его глазах засверкали молнии: — Где Диего? Он здесь? Если он здесь, я убью его. — Увидев, как широко раскрылись ее глаза, он схватил ее за подбородок: — Он тебя трогал? Отвечай, черт побери!
Она вырвалась.
— Так тебе и надо! — внезапно взъярилась она. — Как ты смеешь! Как ты смеешь… — Она не могла говорить от бешенства.
— Только скажи мне, — хрипло потребовал он. — Где этот сукин сын?
— Мертв, — выплюнула она.
Он уставился на нее и, чувствуя наступившее заинтересованно-напряженное молчание, окинул взглядом лица окружающих, старающихся не упустить ни единого движения и звука, потом схватил ее за руку и, хотя она пробовала упираться, открыл первую попавшуюся дверь, затащил ее в комнату и захлопнул дверь за собой. Через дверь он слышал, как маленькая женщина предупреждающе сказала:
— Дерек!
Это оказалась гостиная. В камине горел огонь. Сторм отодвинулась от него и стояла, уставившись в огонь; она вся дрожала. Бретт не сводил глаз с ее спины.
— Рассказывай!
Она резко повернулась к нему:
— Он хотел меня изнасиловать. Я застрелила его.
— Боже, — выдохнул он; вея кровь отхлынула от его лица. Он быстро шагнул к ней. Она было попятилась, но остановилась из-за жара пылавшего за ее спиной камина. Бретт стоял в шаге от Сторм, вглядываясь в ее лицо. Как снова завоевать ее? Как?
— Сторм, — проговорил он, безуспешно пытаясь справиться со своим голосом, — никогда, никогда больше этого не делай. Тебя могли убить, изнасиловать. Проклятие! Неужели ты ничего не соображаешь? Неужели…
— Почему ты решил приехать?
Ее сердце болезненно сжималось. Ей хотелось броситься в его объятия — простить, сделать своим навсегда. Она — могла это сделать, точно знала, что могла. Раз он приехал за ней, значит, она ему не совсем безразлична, и это хорошее начало. Она добьется, чтобы он полюбил ее.
Он помолчал, потом произнес со смесью сожаления и насмешки:
— А ты разве не знаешь?
— Тебе надоела София, — вспыхнула Сторм. — Две недели в ее постели… — Голос ее прервался. В ее собственной постели он провел меньше двух недель! От этой мысли ей стало так обидно, что она отвернулась, ничего не видя перед собой.
— Дурочка, — рассмеялся он, и не успела она опомниться, как он обнял ее сзади и прижался щекой к ее виску, — Слушай внимательно, Сторм. София — это сука в течке. Она с детства развлекалась с мужчинами, копия своей матери, лишившей меня целомудрия, когда мне еще не было шестнадцати. В ту ночь София подсыпала лауданума мне в бренди. Я проснулся в ее постели, но попал туда не по своей воле. Я терпеть не могу Софию. Ни одна женщина меня не влечет, кроме тебя, клянусь. — Он произнес это твердо, почти командным тоном.
Ее била дрожь.
— Я… я не могу поверить, что она способна на такое.
— Значит, ты готова поверить, что я предпочел Софию тебе? Боже милостивый! Да ведь наши отношения — исключительные, такая редкость! Сторм, я… — Он смолк, проклиная себя.
Он почувствовал, как она напряглась в его объятиях.
— Долго же ты собирался за мной поехать.
Он чуть не рассмеялся, но то, что происходило сейчас между ними, было слишком серьезно, чтобы над этим шутить. Вся его жизнь висела на волоске.
— Chere, я добрался до Сан-Диего на следующий день после того, как ушел твой дилижанс. Ты даже представить себе не можешь, какой была моя поездка.
Она извернулась в его руках, заглядывая ему в глаза:
— Так ты сразу поехал за мной?
— В тот же вечер, как ты уехала, еще до темноты. — Он смотрел ей в глаза, не отводя взгляда. — Сначала я не мог поверить в твой побег и только надеялся, что ты ничего не узнаешь, но София со смехом рассказала, как ты на нас наткнулась.
Она заметила мелькнувшую в его глазах ненависть.
— Она действительно подсыпала тебе снотворное?
— Да.
Она поверила, и не только потому, что по его глазам поняла, что это правда, но и потому, что знала Бретта. Если бы он хотел иметь Софию любовницей, то счел бы, что имеет на это право.
— Когда ты проснулся в ее постели, ты… что было дальше?
Он поморщился, но не отвел глаз:
— Я совсем ничего не соображал от снотворного и решил, что это наша постель: у меня не было причин думать иначе. Но потом я понял, что к чему.
Сторм сглотнула. Он нежно обхватил ладонями ее лицо:
— Я говорю тебе это, чтобы мы все выяснили и покончили с недоразумением. Я не стал бы рассказывать, будь я… будь ты мне безразлична.
Она смотрела на него, почти ничего не видя от застилавших глаза слез. Она ему верила, но все равно ей было больно. И все еще было больно от мысли о нем и Одри.
— Я оказался жертвой, — сказал он, готовый полностью подчиниться ее решению. Его глаза молили о понимании и доверии.
— Я тебе верю, — сказала она, встречаясь с ним взглядом. Потом быстро опустила глаза, раздумывая над его словами: «Я не стал бы рассказывать, будь ты мне безразлична». Что это значит? Ей вовсе не хотелось, чтобы он не был к ней безразличен, — ей надо, чтобы он любил ее. Она переживала разочарование молча — какой же она была дурочкой, мечтая о большем!
— Сторм, давай вернемся в Сан-Франциско. Начнем все сначала. Пожалуйста, — бессвязно заговорил он умоляющим тоном.
Она была потрясена. Он просил — не требовал, не принуждал ее, и это было не менее выразительно, чем если бы он пал перед ней на колени.
Он снова поймал ее ошеломленный взгляд:
— Ты согласна вернуться со мной?
Это все решило. Если бы он угрожал ей, предъявлял свои права на нее, как на свою собственность, она бы отказалась, как ни трудно ей было это сделать. Ведь даже если он не любит ее — она все еще его любит и хочет быть его женой.
— Да, Бретт, — как будто давая клятву, ответила она.
В следующее мгновение его руки обвились вокруг нее, а губы настойчиво прижались к ее щеке. Еще кое-что настойчивое требовательно поднималось, прижимаясь к ее животу. Сторм закрыла глаза, прислонясь к нему, и один бесконечный момент он держал ее, касаясь щекой ее щеки.
— Нам лучше выйти к твоим родителями, — наконец сказал Бретт, откашливаясь и отступая на шаг.
— Родители, — пробормотала Сторм. Она взглянула на Бретта, и ей передался жар его желания, как будто он все еще прижимался к ней, В его глазах было смелое обещание, но было что-то еще — нежное, теплое и незнакомое. Ей захотелось снова броситься в его объятия.
— И я думаю, тебе следует как полагается представить меня своим родителям и братьям. — Он легонько поцеловал ее в губы: — Что ты им сказала?
Сторм прикусила губу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Я не думала, что ты приедешь, — прошептала она. — Я думала, ты отказался от меня.
— Никогда, — с жаром ответил он, прижимая ее плотнее к себе, поглаживая по волосам, касаясь губами ее виска. — Никогда! Боже… Я… — Внезапно он оторвал ее от себя, и в его глазах засверкали молнии: — Где Диего? Он здесь? Если он здесь, я убью его. — Увидев, как широко раскрылись ее глаза, он схватил ее за подбородок: — Он тебя трогал? Отвечай, черт побери!
Она вырвалась.
— Так тебе и надо! — внезапно взъярилась она. — Как ты смеешь! Как ты смеешь… — Она не могла говорить от бешенства.
— Только скажи мне, — хрипло потребовал он. — Где этот сукин сын?
— Мертв, — выплюнула она.
Он уставился на нее и, чувствуя наступившее заинтересованно-напряженное молчание, окинул взглядом лица окружающих, старающихся не упустить ни единого движения и звука, потом схватил ее за руку и, хотя она пробовала упираться, открыл первую попавшуюся дверь, затащил ее в комнату и захлопнул дверь за собой. Через дверь он слышал, как маленькая женщина предупреждающе сказала:
— Дерек!
Это оказалась гостиная. В камине горел огонь. Сторм отодвинулась от него и стояла, уставившись в огонь; она вся дрожала. Бретт не сводил глаз с ее спины.
— Рассказывай!
Она резко повернулась к нему:
— Он хотел меня изнасиловать. Я застрелила его.
— Боже, — выдохнул он; вея кровь отхлынула от его лица. Он быстро шагнул к ней. Она было попятилась, но остановилась из-за жара пылавшего за ее спиной камина. Бретт стоял в шаге от Сторм, вглядываясь в ее лицо. Как снова завоевать ее? Как?
— Сторм, — проговорил он, безуспешно пытаясь справиться со своим голосом, — никогда, никогда больше этого не делай. Тебя могли убить, изнасиловать. Проклятие! Неужели ты ничего не соображаешь? Неужели…
— Почему ты решил приехать?
Ее сердце болезненно сжималось. Ей хотелось броситься в его объятия — простить, сделать своим навсегда. Она — могла это сделать, точно знала, что могла. Раз он приехал за ней, значит, она ему не совсем безразлична, и это хорошее начало. Она добьется, чтобы он полюбил ее.
Он помолчал, потом произнес со смесью сожаления и насмешки:
— А ты разве не знаешь?
— Тебе надоела София, — вспыхнула Сторм. — Две недели в ее постели… — Голос ее прервался. В ее собственной постели он провел меньше двух недель! От этой мысли ей стало так обидно, что она отвернулась, ничего не видя перед собой.
— Дурочка, — рассмеялся он, и не успела она опомниться, как он обнял ее сзади и прижался щекой к ее виску, — Слушай внимательно, Сторм. София — это сука в течке. Она с детства развлекалась с мужчинами, копия своей матери, лишившей меня целомудрия, когда мне еще не было шестнадцати. В ту ночь София подсыпала лауданума мне в бренди. Я проснулся в ее постели, но попал туда не по своей воле. Я терпеть не могу Софию. Ни одна женщина меня не влечет, кроме тебя, клянусь. — Он произнес это твердо, почти командным тоном.
Ее била дрожь.
— Я… я не могу поверить, что она способна на такое.
— Значит, ты готова поверить, что я предпочел Софию тебе? Боже милостивый! Да ведь наши отношения — исключительные, такая редкость! Сторм, я… — Он смолк, проклиная себя.
Он почувствовал, как она напряглась в его объятиях.
— Долго же ты собирался за мной поехать.
Он чуть не рассмеялся, но то, что происходило сейчас между ними, было слишком серьезно, чтобы над этим шутить. Вся его жизнь висела на волоске.
— Chere, я добрался до Сан-Диего на следующий день после того, как ушел твой дилижанс. Ты даже представить себе не можешь, какой была моя поездка.
Она извернулась в его руках, заглядывая ему в глаза:
— Так ты сразу поехал за мной?
— В тот же вечер, как ты уехала, еще до темноты. — Он смотрел ей в глаза, не отводя взгляда. — Сначала я не мог поверить в твой побег и только надеялся, что ты ничего не узнаешь, но София со смехом рассказала, как ты на нас наткнулась.
Она заметила мелькнувшую в его глазах ненависть.
— Она действительно подсыпала тебе снотворное?
— Да.
Она поверила, и не только потому, что по его глазам поняла, что это правда, но и потому, что знала Бретта. Если бы он хотел иметь Софию любовницей, то счел бы, что имеет на это право.
— Когда ты проснулся в ее постели, ты… что было дальше?
Он поморщился, но не отвел глаз:
— Я совсем ничего не соображал от снотворного и решил, что это наша постель: у меня не было причин думать иначе. Но потом я понял, что к чему.
Сторм сглотнула. Он нежно обхватил ладонями ее лицо:
— Я говорю тебе это, чтобы мы все выяснили и покончили с недоразумением. Я не стал бы рассказывать, будь я… будь ты мне безразлична.
Она смотрела на него, почти ничего не видя от застилавших глаза слез. Она ему верила, но все равно ей было больно. И все еще было больно от мысли о нем и Одри.
— Я оказался жертвой, — сказал он, готовый полностью подчиниться ее решению. Его глаза молили о понимании и доверии.
— Я тебе верю, — сказала она, встречаясь с ним взглядом. Потом быстро опустила глаза, раздумывая над его словами: «Я не стал бы рассказывать, будь ты мне безразлична». Что это значит? Ей вовсе не хотелось, чтобы он не был к ней безразличен, — ей надо, чтобы он любил ее. Она переживала разочарование молча — какой же она была дурочкой, мечтая о большем!
— Сторм, давай вернемся в Сан-Франциско. Начнем все сначала. Пожалуйста, — бессвязно заговорил он умоляющим тоном.
Она была потрясена. Он просил — не требовал, не принуждал ее, и это было не менее выразительно, чем если бы он пал перед ней на колени.
Он снова поймал ее ошеломленный взгляд:
— Ты согласна вернуться со мной?
Это все решило. Если бы он угрожал ей, предъявлял свои права на нее, как на свою собственность, она бы отказалась, как ни трудно ей было это сделать. Ведь даже если он не любит ее — она все еще его любит и хочет быть его женой.
— Да, Бретт, — как будто давая клятву, ответила она.
В следующее мгновение его руки обвились вокруг нее, а губы настойчиво прижались к ее щеке. Еще кое-что настойчивое требовательно поднималось, прижимаясь к ее животу. Сторм закрыла глаза, прислонясь к нему, и один бесконечный момент он держал ее, касаясь щекой ее щеки.
— Нам лучше выйти к твоим родителями, — наконец сказал Бретт, откашливаясь и отступая на шаг.
— Родители, — пробормотала Сторм. Она взглянула на Бретта, и ей передался жар его желания, как будто он все еще прижимался к ней, В его глазах было смелое обещание, но было что-то еще — нежное, теплое и незнакомое. Ей захотелось снова броситься в его объятия.
— И я думаю, тебе следует как полагается представить меня своим родителям и братьям. — Он легонько поцеловал ее в губы: — Что ты им сказала?
Сторм прикусила губу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89