— Я понимаю.
Мы долго молчали, а потом я спросила:
— О чем ты думаешь, Джервис?
— Я думаю об этом. Я не могу не думать об этом.
— Это было ужасно. Все произошло так быстро. До этого все было так просто, легко, а потом… Нам не следовало делать этого, правда?
Но, понимаешь, он начал драться с Беном.
— С Беном?
— С Бенедиктом. Он сказал, что этого человека в любом случае повесили бы за убийство и что такая смерть для него — благословение. Не думаю, что Бен так сильно переживал, как я.
— Ну, конечно. Его же не собирались изнасиловать и убить. Только не нужно так дрожать. Я прикажу принести вина, это успокоит тебя. Моя бедная, бедная Анжелет, и с тех самых пор ты несла такой груз!
Джервис дернул за шнурок колокольчика, затем, вернувшись ко мне, вновь обнял:
— Я рад, что ты рассказала мне все.
Тебе же постоянно приходилось держать это в себе.
Я кивнула:
— Я рада, что ты теперь все знаешь. Пару раз я чуть не рассказала об этом матери, но не смогла. Об этом знают только два человека — Бен и я, а теперь, разумеется, ты.
Он нежно поцеловал меня. Раздался стук в дверь: это был официант. Джервис заказал вина и вернулся ко мне.
— А где теперь Бен? — спросил он.
— В Австралии. Он отправился туда на поиски золота.
— И ты не слышала о нем все эти годы?
— Наверное, дядя Питер получает от него весточки.
— Моя милая бедная Анжелет.
Сколько же тебе было лет, когда это произошло?
— Десять, кажется.
— Бедное дитя!
— Джервис, мы поступили плохо? А что нам было делать? Ты понимаешь, мы не знали, что нам делать! Он лежал там, мертвый…
— Может быть, вам следовало сообщить о случившемся?
— Но Бен сказал, что нас обвинят в убийстве! Ты не слышал о моем дедушке? Его сослали в Австралию на семь лет за убийство, а оно произошло примерно при таких же обстоятельствах. Он странствовал с цыганами, и один мужчина попытался изнасиловать их девушку. Мой дедушка вступил с ним в драку и убил его! Его бы обязательно повесили за убийство, если бы у моей бабушки не оказался влиятельный отец!
Там, конечно, было другое дело. Раздался стук в дверь: принесли вино.
Выпей, — сказал Джервис. — Это тебя успокоит, и ты почувствуешь себя лучше.
— Рассказав тебе все, я уже почувствовала себя лучше.
— Я рад этому.
— Мне пришлось сделать это, иначе ты подумал бы, что я не люблю тебя.
Я, правда, люблю тебя, Джервис. Я хочу, чтобы у нас все было хорошо. Просто это как-то нахлынуло на меня.
Я пила вино, а он обнимал меня:
Ты не должна терзаться: все это было очень давно. Ты должна выбросить все из головы.
Я вздрогнула:
Неужели такое можно выбросить из головы?
— Я думаю, со временем это получится. Ты уже сделала шаг в этом направлении. Я ведь с тобой на всю жизнь для того, чтобы помогать тебе, заботиться о тебе.
— Просто чудесно думать об этом.
Джервис забрал у меня пустой бокал и поцеловал меня:
Ты не сделала ничего плохого. Ты помогла спрятать тело — это правда. Возможно, это и в самом деле был лучший выход. Он погиб случайно, и сам был виноват в этом. Ты должна забыть.
— Я пыталась. Я забываю, надолго, а потом это возвращается ко мне.
— Это оставило шрам, я понимаю, но мы залечим эту рану. Я буду помогать тебе забывать. Я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. То, что ты испытала тогда, было отвратительно, но в этом мире существует и отвратительное. У тебя это связалось с тем, что делают любящие люди, но поверь мне, здесь нет ничего общего. Я сделаю так, что ты поймешь, а узнав разницу, больше не будешь бояться.
Джервис был очень нежен, и я почувствовала, что он снял с меня бремя. Тайна больше не тяготила меня, потому что я поделилась ею, и мне стало легче.
Я никогда не забуду эту первую брачную ночь. Джервис все прекрасно понимал. Его главным достоинством было то, что он уважал чувства других людей и умел поставить себя на их место, относиться к ним с состраданием. Облегчая жизнь для себя, он одновременно облегчал ее и для других. Его сострадание и понимание были целительны для меня.
Я пролежала в его объятиях всю ночь — просто так. Он понимал мои чувства, что мне нужно избавиться от ужаса, преследовавшего меня. Я должна была понять разницу между похотью и любовью до того, как мы станем любовниками. Позже я поняла, как мне с ним повезло, сколь многим я обязана Джервису.
Наконец, я уснула, успокоенная тем, что разделила с ним свою тайну.
Мы путешествовали по Франции и остановились на постоялом дворе в предгорье. Это была деревушка в миле от большого модного курорта на побережье. В студенческие годы Джервис останавливался там, и с самого начала было ясно, что мадам Бужери неравнодушна к нему.
Мадам Бужери была полновластной хозяйкой постоялого двора. Альфонс, ее муж, был маленьким человечком, давно убедившимся, что его жена требует абсолютного повиновения. С ними жили дочь и зять. Все семейство работало в заведении.
Мадам обычно сидела за прилавком, разложив перед собой бумаги, — строгая женщина, одетая в черное. Она носила агатовые серьги и такое же ожерелье. Ее седеющие волосы были зачесаны назад и на затылке собраны в узел. Все относились к ней с необыкновенным почтением — от мальчика на побегушках до самого важного гостя.
Постоялый двор очаровал меня с первого взгляда. Казалось, он катится со склона холмы. Тут были конюшня и несколько лошадей, поскольку в таком месте без них было не обойтись, и гости могли брать их напрокат. Сам дом был сложен из серого камня, а на террасе расставлены плетеные кресла, сидя в которых можно было наслаждаться великолепным пейзажем. Живописные аллеи были аккуратно обложены камнями. Везде было полно цветов, и куда ни глянь, цвели роскошные бугенвилли и олеандры.
Под нами виднелись небольшие домики с белыми стенами, розовыми крышами и зелеными ставнями, прикрывающими окна от ослепительного солнца. Это было действительно очаровательное место.
В течение многих лет мадам доводилось принимать множество гостей из Англии, и она очень гордилась знанием английского языка. Если мы обращались к ней на французском, она непременно желала ответить на английском. Джервиса это смешило, и он пытался заставить ее перейти на родной язык. Она, похоже, требовала от него того же самого. Любопытно было слушать их — его французский был достаточно сносным, чего нельзя было сказать об ее английском, одна оба не желали уступать.
Нам отвели комнату с балконом, с которого открывался прекрасный вид — идеальное место для медового месяца. Никогда с той самой поры, когда случилось это ужасное происшествие, я не чувствовала себя так спокойно. Казалось, с тех пор, как я поделилась своей тайной с Джервисом, ее значение резко уменьшилось.
Иногда мадам Бужери собирала нам еду — хлеб с сыром, фрукты и вино, и мы отправлялись верхом в горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119