Я продолжала:
— Наверное, ты должен благодарить судьбу!
Подумай, что произошло, если бы я послушалась тебя? Предположим, я бы уехала с тобой и сейчас была бы женщиной без мужа, а ты — мужчиной без золотой шахты!
— Ты для меня гораздо важней золотой шахты!
— Вспомни свою клятву: не возвращаться до тех пор, пока не найдешь золото… много золота! Ну вот, теперь оно у тебя есть.
— Я тоже вернусь, скоро…
— Но не раньше, чем исчерпаешь запасы шахты, Бен!
Он сделал шаг ко мне, но я отступила.
— Нет, все кончено! Впрочем, почему кончено? У нас ведь ничего и не было, верно?
— Мне вообще не следовало приезжать сюда! Мне нужно было вернуться в Кадор и остаться с тобой!
— Все в прошлом, Бен! Я уеду отсюда, и дома все изменится. У меня есть ребенок, я начну новую жизнь! Все кончено, завершено, и, можно считать, что этого никогда не было!
Ты не забудешь меня!
— Я попытаюсь забыть, а если когда-нибудь все-таки вспомню и почувствую хоть малейшее сожаление, я скажу себе: «Он женился на Лиззи! Он женился на ней, потому что знал, что на землях ее отца есть залежи золота, и что это единственный способ наложить на золото лапу!»
— Не слишком лестная картина, Анжела…
— О я не осуждаю тебя! Это сделало Лиззи счастливой, и это дало тебе то, чего ты хотел. Отец Лиззи тоже умер спокойным за ее судьбу. Наверное, вообще все случившееся к лучшему! У меня есть ребенок, а у тебя есть твоя золотая шахта! Вот видишь, нам обоим есть за что благодарить судьбу!
— Мы не прощаемся: скоро и я буду в Англии!
— О нет, Бен! В твоей шахте очень много золота… пока.
— Золото! Золото! Ты не можешь думать ни о чем, кроме золота!
— Нет, Бен, я лишь говорю о нем, а ты им живешь! Ты ничего не понимаешь…
— Я понимаю… все понимаю. Радуйся тому, что у тебя есть, и не стремись к невозможному: вот так я собираюсь жить! Тебе пора.
На пороге он оглянулся.
— Анжела, пожалуйста, не забывай меня!
Бен ушел. Я подошла к двери и прислонилась к ней. Меня охватило ужасное чувство одиночества.
Тогда я направилась к колыбельке дочери. Она заинтересованно взглянула на меня, и я поняла, что она уже узнает свою мать. Мне показалось, что она улыбнулась, и я возблагодарила Бога за Ребекку.
Через два дня мы отправились в путь. Наш багаж был отослан в порт неделей раньше, и мы отправились налегке. Похоже, провожать нас вышел весь городок: бесконечные рукопожатия и добрые пожелания. Завистливые взгляды и выражение тоски по дому были заметны, как никогда.
Здесь были и Бен с Лиззи. Он был очень печален, она — тоже.
— Оба малыша уезжают! — вздохнула Лиззи. Бен взял меня за руку.
— Не забывай нас! Не забывай меня… Внимательно взглянув на него, я сказала:
— Неужели ты считаешь это возможным?
Для всякого постороннего эти слова звучали совершенно обыденно, но для нас они имели особое значение.
Мы поехали. Я смотрела из окна дилижанса, пока городок не исчез из виду. Я очень хотела уехать отсюда, но теперь меня мучила одна-единственная мысль: «Возможно, я больше никогда не увижу Бена».
Но на руках у меня была Ребекка, и, прижимая к себе ее маленькое тельце, я знала, что теперь мне есть ради кого жить.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Путешествие прошло без особых событий. В теплые дни мы выходили на палубу, усаживались там и мечтательно болтали. Мы не могли не вспоминать наше путешествие в Австралию и, конечно, Джервиса: он был так полон оптимизма, так уверен в том, что вернется домой богатым человеком. Ему и в голову не могло прийти, что он вообще не вернется домой…
В Тасмановом море штормило, а когда огибали мыс Доброй Надежды, Морвенна предпочла сидеть в каюте. Мы с Джастином продолжали выходить на палубу, и наедине у нас была возможность говорить на темы, которые мы держали в тайне от Морвенны.
Он был поразительно искренен. Я думаю, он не мог забыть о том, что Джервис спас его жизнь, и казалось невероятным, что он погиб ради этого, выразив перед тем явное презрение к Джастину.
У меня сложилось впечатление, что Джастин заботился обо мне потому, что не мог отблагодарить Джервиса за сделанное им.
— По справедливости, именно он должен был спастись! — говорил он. — Джервис был лучше меня — не думаю, что я решился бы спасти его… Я много размышлял об этом, Анжелет! Когда, наконец, откопали его тело, первой моей мыслью было: «Теперь никто не узнает обо мне! Знает об этом только Анжелет, а за нее можно быть спокойным».
— На твоем месте я не упрекала бы себя, Джастин, — отвечала я. — Полагаю, это была естественная реакция.
— Но он погиб, спасая меня…
— Да, это, несомненно, важно, но это было типичным для Джервиса. Он всегда действовал благородно, не размышляя, в повседневной жизни.
Он менялся, садясь за карточный стол!
Но он никогда не стал бы жульничать!
— Нет… в карточной игре, но играть на деньги, которых у тебя нет, — это тоже своеобразное жульничество! — я вспомнила о мадам Бужери. — Джервис был склонен к этому. По-своему, вне всяких сомнений, он был благороден, исключительно добр, склонен к самопожертвованию, что ясно проявилось, но все мы несовершенны. Джастин, ты должен позабыть об этом, все осталось позади.
— С тех пор я не жульничал в картах.
— И ты совсем бросишь это?
Некоторое время он молчал, потом произнес:
— Я зарабатывал этим на жизнь, Анжелет.
Ты имеешь в виду… Ты жил на свои выигрыши?.. Те, которые получал, благодаря использованию своих «подходов»к игре?
— Ты очень мягко выразилась, Анжелет! В лондонских клубах таким образом можно выиграть крупную сумму денег. То, что я делал в этом городке, было… заурядно. Конечно, это волнующее занятие: ведь если тебя хоть раз поймают, то все кончено навсегда, но я был умелым шулером. Должно быть, я сильно оплошал, раз меня сумел поймать Джервис!
— Бедная Морвенна! Она такого высокого мнения о тебе!
— Я пообещал себе, что если найду золото — брошу это занятие навсегда! Я стремился к этому: с тех пор как я женился на Морвенне, я был вынужден постоянно бороться со своей совестью.
Она считает, что у меня есть какой-то источник дохода, а единственный мой доход — вот это…
— Ты мог бы пойти работать на шахту Пенкаррона…
— Я бы не выдержал: жизнь в глухомани, далеко от всего, к чему я привык…
— А теперь?
— Я изменился, вернее, случившееся изменило меня, я пытаюсь жить честно! Меня поймал Джервис, а это значит, что я стал допускать оплошности, уже не в совершенстве владею этим «искусством». Это началось с тех пор, как я женился на Морвенне, а теперь у нас еще и ребенок. Это все меняет! Если отец Морвенны вновь предложит мне что-нибудь, я приму его предложение, Анжелет, и попытаюсь сделать все, чтобы преуспеть.
— Ах, Джастин, я так рада за тебя! Ты должен позабыть обо всем, что было с тобой раньше.
Ты — мой добрый друг, Анжелет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Наверное, ты должен благодарить судьбу!
Подумай, что произошло, если бы я послушалась тебя? Предположим, я бы уехала с тобой и сейчас была бы женщиной без мужа, а ты — мужчиной без золотой шахты!
— Ты для меня гораздо важней золотой шахты!
— Вспомни свою клятву: не возвращаться до тех пор, пока не найдешь золото… много золота! Ну вот, теперь оно у тебя есть.
— Я тоже вернусь, скоро…
— Но не раньше, чем исчерпаешь запасы шахты, Бен!
Он сделал шаг ко мне, но я отступила.
— Нет, все кончено! Впрочем, почему кончено? У нас ведь ничего и не было, верно?
— Мне вообще не следовало приезжать сюда! Мне нужно было вернуться в Кадор и остаться с тобой!
— Все в прошлом, Бен! Я уеду отсюда, и дома все изменится. У меня есть ребенок, я начну новую жизнь! Все кончено, завершено, и, можно считать, что этого никогда не было!
Ты не забудешь меня!
— Я попытаюсь забыть, а если когда-нибудь все-таки вспомню и почувствую хоть малейшее сожаление, я скажу себе: «Он женился на Лиззи! Он женился на ней, потому что знал, что на землях ее отца есть залежи золота, и что это единственный способ наложить на золото лапу!»
— Не слишком лестная картина, Анжела…
— О я не осуждаю тебя! Это сделало Лиззи счастливой, и это дало тебе то, чего ты хотел. Отец Лиззи тоже умер спокойным за ее судьбу. Наверное, вообще все случившееся к лучшему! У меня есть ребенок, а у тебя есть твоя золотая шахта! Вот видишь, нам обоим есть за что благодарить судьбу!
— Мы не прощаемся: скоро и я буду в Англии!
— О нет, Бен! В твоей шахте очень много золота… пока.
— Золото! Золото! Ты не можешь думать ни о чем, кроме золота!
— Нет, Бен, я лишь говорю о нем, а ты им живешь! Ты ничего не понимаешь…
— Я понимаю… все понимаю. Радуйся тому, что у тебя есть, и не стремись к невозможному: вот так я собираюсь жить! Тебе пора.
На пороге он оглянулся.
— Анжела, пожалуйста, не забывай меня!
Бен ушел. Я подошла к двери и прислонилась к ней. Меня охватило ужасное чувство одиночества.
Тогда я направилась к колыбельке дочери. Она заинтересованно взглянула на меня, и я поняла, что она уже узнает свою мать. Мне показалось, что она улыбнулась, и я возблагодарила Бога за Ребекку.
Через два дня мы отправились в путь. Наш багаж был отослан в порт неделей раньше, и мы отправились налегке. Похоже, провожать нас вышел весь городок: бесконечные рукопожатия и добрые пожелания. Завистливые взгляды и выражение тоски по дому были заметны, как никогда.
Здесь были и Бен с Лиззи. Он был очень печален, она — тоже.
— Оба малыша уезжают! — вздохнула Лиззи. Бен взял меня за руку.
— Не забывай нас! Не забывай меня… Внимательно взглянув на него, я сказала:
— Неужели ты считаешь это возможным?
Для всякого постороннего эти слова звучали совершенно обыденно, но для нас они имели особое значение.
Мы поехали. Я смотрела из окна дилижанса, пока городок не исчез из виду. Я очень хотела уехать отсюда, но теперь меня мучила одна-единственная мысль: «Возможно, я больше никогда не увижу Бена».
Но на руках у меня была Ребекка, и, прижимая к себе ее маленькое тельце, я знала, что теперь мне есть ради кого жить.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Путешествие прошло без особых событий. В теплые дни мы выходили на палубу, усаживались там и мечтательно болтали. Мы не могли не вспоминать наше путешествие в Австралию и, конечно, Джервиса: он был так полон оптимизма, так уверен в том, что вернется домой богатым человеком. Ему и в голову не могло прийти, что он вообще не вернется домой…
В Тасмановом море штормило, а когда огибали мыс Доброй Надежды, Морвенна предпочла сидеть в каюте. Мы с Джастином продолжали выходить на палубу, и наедине у нас была возможность говорить на темы, которые мы держали в тайне от Морвенны.
Он был поразительно искренен. Я думаю, он не мог забыть о том, что Джервис спас его жизнь, и казалось невероятным, что он погиб ради этого, выразив перед тем явное презрение к Джастину.
У меня сложилось впечатление, что Джастин заботился обо мне потому, что не мог отблагодарить Джервиса за сделанное им.
— По справедливости, именно он должен был спастись! — говорил он. — Джервис был лучше меня — не думаю, что я решился бы спасти его… Я много размышлял об этом, Анжелет! Когда, наконец, откопали его тело, первой моей мыслью было: «Теперь никто не узнает обо мне! Знает об этом только Анжелет, а за нее можно быть спокойным».
— На твоем месте я не упрекала бы себя, Джастин, — отвечала я. — Полагаю, это была естественная реакция.
— Но он погиб, спасая меня…
— Да, это, несомненно, важно, но это было типичным для Джервиса. Он всегда действовал благородно, не размышляя, в повседневной жизни.
Он менялся, садясь за карточный стол!
Но он никогда не стал бы жульничать!
— Нет… в карточной игре, но играть на деньги, которых у тебя нет, — это тоже своеобразное жульничество! — я вспомнила о мадам Бужери. — Джервис был склонен к этому. По-своему, вне всяких сомнений, он был благороден, исключительно добр, склонен к самопожертвованию, что ясно проявилось, но все мы несовершенны. Джастин, ты должен позабыть об этом, все осталось позади.
— С тех пор я не жульничал в картах.
— И ты совсем бросишь это?
Некоторое время он молчал, потом произнес:
— Я зарабатывал этим на жизнь, Анжелет.
Ты имеешь в виду… Ты жил на свои выигрыши?.. Те, которые получал, благодаря использованию своих «подходов»к игре?
— Ты очень мягко выразилась, Анжелет! В лондонских клубах таким образом можно выиграть крупную сумму денег. То, что я делал в этом городке, было… заурядно. Конечно, это волнующее занятие: ведь если тебя хоть раз поймают, то все кончено навсегда, но я был умелым шулером. Должно быть, я сильно оплошал, раз меня сумел поймать Джервис!
— Бедная Морвенна! Она такого высокого мнения о тебе!
— Я пообещал себе, что если найду золото — брошу это занятие навсегда! Я стремился к этому: с тех пор как я женился на Морвенне, я был вынужден постоянно бороться со своей совестью.
Она считает, что у меня есть какой-то источник дохода, а единственный мой доход — вот это…
— Ты мог бы пойти работать на шахту Пенкаррона…
— Я бы не выдержал: жизнь в глухомани, далеко от всего, к чему я привык…
— А теперь?
— Я изменился, вернее, случившееся изменило меня, я пытаюсь жить честно! Меня поймал Джервис, а это значит, что я стал допускать оплошности, уже не в совершенстве владею этим «искусством». Это началось с тех пор, как я женился на Морвенне, а теперь у нас еще и ребенок. Это все меняет! Если отец Морвенны вновь предложит мне что-нибудь, я приму его предложение, Анжелет, и попытаюсь сделать все, чтобы преуспеть.
— Ах, Джастин, я так рада за тебя! Ты должен позабыть обо всем, что было с тобой раньше.
Ты — мой добрый друг, Анжелет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119