Я отрицательно покачала головой:
— Ты ее не получишь. Умоляю тебя, Бруно, подумай над моими словами, — сказав это, я повернулась и ушла.
Дом стал удивительно притихшим. Кейт писала письма Кэри и отправляла их с посыльным. Кэтрин заперлась в своей комнате и ничего не ела. В прежние времена я бы пошла к Кейт, чтобы излить ей свои печали. Теперь я держалась отчужденно.
Был вечер очень длинного дня. Я одна сидела в спальне, когда вошел Бруно.
— Мне необходимо с тобой поговорить, — сказал он. — Мы должны объясниться.
— Я была бы рада, но ты должен понять, что я не могу поддерживать ложь.
— Я хочу, чтобы ты отдала мне исповедь Амброуза.
— Чтобы ты мог ее уничтожить?
— Чтобы я мог ее прочитать.
— Ложь жила слишком долго. В аббатстве Святого Бруно не было никакого чуда. Со времени признания Кезаи я никогда не притворялась, что оно было. Если бы ты попытался стать человеком, а не Богом, все было бы иначе.
— Что было бы иначе?
— Возможно, ты рассказал бы мне, что Кейт тебя отвергла.
— Что бы это изменило? Ты бы приняла меня!
— Ты был так уверен во мне?
— Я был уверен.
— А когда она отвергла тебя, предпочтя богатство Ремуса, это глубоко ранило твою гордость. Я понимаю, Бруно. Ты, сверхчеловеческое существо, Бог, тайна, чудо-ребенок, неожиданно был сведен до обычного существа, отвергнутого любовника, незаконного сына служанки и монаха. Это было больше, чем ты мог вынести.
— Кейт пожалела о своем решении. — Я увидела удовлетворенный блеск его глаз.
— Твоя гордыня была глубоко задета. Тебе пришлось воспользоваться успокоительным бальзамом, которым стало согласие идти с тобой, куда ты захочешь, жить в хижине, если придется. Вот чего ты хотел от меня.
Раздался стук в дверь, и вошел Юджин с подносом, на котором стояли кувшин с вином и два стакана.
— Ты хочешь, чтобы мы попробовали твой новый сорт, Юджин? — спросил Бруно.
Он взял у Юджина поднос и поставил его.
— Это мое лучшее вино из цветков бузины, — сказал мне Юджин.
— Это то самое, о котором ты мне говорил? — спросил Бруно. — И ты очень хотел, чтобы его попробовала хозяйка?
Юджин подтвердил, что это тот самый напиток. Он вышел, любезно улыбаясь, а Бруно налил вино в стаканы и подал один из них мне. Я была не в настроении пить и, поставив стакан, сказала:
— Это бесполезно, Бруно Я хорошо понимаю. Мы не можем жить такой жизнью — она фальшивая. У нас есть только один шанс устроить свою жизнь и жизнь нашей дочери. Мы расскажем, что нашли исповедь монаха. С чудом аббатства Святого Бруно будет покончено навсегда. Со временем об этом забудут.
— А что бы ты хотела, чтобы сделал я?
— Это просто. Мы расскажем всем в Аббатстве о том, что нашли исповедь. Это будет доказательством правдивости истории Кезаи. Ты должен сказать своим испанским хозяевам, что больше не можешь жить с этой ложью.
— Я повторяю тебе, у меня нет испанских хозяев.
— Тогда раскрой и этот секрет. Где ты взял деньги на возрождение Аббатства?
— Ты не можешь объяснить это, правда? Поэтому ты снабдила меня испанскими хозяевами. Я говорю тебе, что у меня их нет. Я ни от кого не получал денег на постройку Аббатства.
— Тогда откуда ты взял их?
— Они пришли ко мне, как я уже тебе говорил, с небес.
— Ты настаиваешь на этом.
— Я клянусь в том, что средства на перестройку Аббатства пришли с неба. Ты пытаешься вмешиваться в дела, которые слишком сложны для тебя, Дамаск. Ты не понимаешь. Ну, пей же свое вино. Юджин хочет знать, что ты думаешь о его новом сорте.
Я взяла стакан. Я знала, что Бруно наблюдает за мной. Его глаза были полны ненависти. Да, он меня ненавидел. И тут я поняла, почему, — у меня был документ, который его разоблачал.
Что это было? Возможно, какое-то предчувствие. Но я просто поняла, что не должна пить это вино.
Я поставила стакан и сказала:
— Я не в настроении.
— Ты что, не можешь сделать глоток, чтобы, доставить удовольствие Юджину?
— Я не в настроении выносить оценку.
— Я не стану пить один.
— Тогда он не узнает и твоего мнения.
— Он его уже знает. Это вино одно из лучших.
— Возможно, я попробую его позже, — сказала я.
Бруно встал и вышел из комнаты.
Сердце мое сильно билось. Я взяла вино и понюхала, но ничего не обнаружила.
Тогда я взяла оба стакана и вылила вино в открытое окно.
Потом я посмеялась над собой. «Он горд, — подумала я, — заносчив, считает себя выше других, но это не значит, что он убийца».
Я неожиданно вспомнила о Саймоне Кейсмане, представила, как он корчится в пламени. Бруно обрек его на эту смерть — так же, как Саймон Кейсман пытался поступить с ним и как он поступил с моим отцом.
Разве это не убийство? Саймон Кейсман был врагом Бруно — так же, как и я…
На следующий день я пошла в Кейсман-корт. Матушка была рада видеть меня.
— Я только сегодня говорила близнецам, — сказала она, — что ты придешь навестить меня и приведешь с собой Кейт. Я знаю, что она в Аббатстве — Матушка пристально посмотрела на меня. — Ну, Дамаск, что-то неладно?
Я подумала: «Она должна узнать о том, что Кэтрин и Кэри не могут пожениться, и должна знать, почему». И я ей все рассказала.
— Плохо дело, — произнесла она. — В Кейт всегда было что-то распутное. Я часто думала, что она обманывает Ремуса. Когда родился мальчик, Ремус был горд, как павлин. Печально. Бедная Кэтрин! Я передам что-нибудь для нее. Ах, дочка, мужья иногда бывают неверны… хотя человек в положении Бруно… Но твой отчим никогда не считал его веру истинной… ты понимаешь.
— Мама, — предостерегла я, — людей сжигают на костре за то, что ты сейчас сказала.
— Это так, и это тоже печально. Бедная, бедная Кэтрин! Хотя она еще дитя. Она переживает, и Кэри тоже. Я бы не сказала того же о Бруно. О нем все были такого высокого мнения. Почти святой. Клемент и Юджин, бывало, говоря о нем, преклоняли колена. Это не правильно. Твой отчим…
— Происшедшее было для меня большим потрясением, — сказала я. — Но ты меня утешила.
— Благослови тебя Господь, дочка! Матери для того и существуют. А ты утешь Кэтрин.
— Я буду стараться изо всех сил.
— У меня был хороший муж.
— Два хороших мужа, мама.
— Да, это хорошее число.
— Да, действительно, так и есть.
— Я собираюсь дать тебе свое новое лекарство. Это трава двухпенсовик. От матушки Солтер я знаю, что она помогает чуть ли не от всех болезней. Когда я собирала ее, видела Бруно. Он тоже собирал травы. Я поговорила с ним и очень удивилась, что он тоже их знает. Он сказал, что мальчиком изучал травы. Он собирал вербену. Один его работник, Фома, страдает от лихорадки, а вербена — лучшее средство от нее. И еще Бруно рвал ясменник, чтобы лечить чью-то печень. Потом я заметила среди сорванных им трав растение, похожее на петрушку. Я знала, что это болиголов, и сказала ему: «Посмотрите, что вы сорвали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102