Она сжималась при воспоминании о том, как ее касался Верный До Гроба, как его сухие руки скользили по ее коже. Ничто уже не будет таким, как прежде, думала она. Херви замарал ее грязью, и отмыться от этого невозможно. Но какое все это имело значение? У нее не было будущего. Кто-то заплатил за эти удобства — леди Маргарет, полагала она, потому что ничего другого придумать не могла и сочла милостью то, что ей предоставили возможность провести свой последние дни на земле не среди мерзости. Она посмотрела на женщину:
— А как Тоби?
— Тоби? Не знаю никакого Тоби, дорогая. Там на кухне есть взбитые сливки с вином. Хочешь?
На следующий день, стоя у зарешеченного окна спальни, она смотрела на маленького седого человека, который шагал взад-вперед по крошечному дворику внизу. Каждый день он ходил одним и тем же маршрутом, так что его башмаки уже протоптали в траве дорожку. Одна из ее новых тюремщиц кивком указала на него:
— Это архиепископ, дорогая.
— Уильям Лод?
— Вот именно, дорогая. С него сбили спесь. — Она засмеялась. — Не удивлюсь, если скоро еще кое-что собьют.
Кэмпион смотрела, как прохаживался архиепископ Кентерберийский, взад-вперед, взад-вперед, склонив голову над книгой. Он был таким же заключенным, как она. Как и ее, его ждали услуги палача. Как-то раз он поднял голову, заметил ее и чуть кивнул. Она подняла руку, и он улыбнулся. С тех пор она каждый день ждала его, а он ее, и они улыбались друг другу сквозь оконную решетку.
Потом, будто ее благополучие могло лишь расти, к ней пришел адвокат. Его звали Фрэнсис Лэпторн. От него исходила уверенность, что она сможет выиграть процесс. Большое жюри присяжных постановило, что дело должен разбирать судья вместе с присяжными. Она поинтересовалась у мистера Лэпторна, кто его прислал, но он лишь подмигнул:
— Говорить об этом было бы опасно, мисс Слайз, очень опасно. Даже у каменных стен есть уши! Но радуйтесь, что я здесь.
Она и радовалась.
— Как Тоби? Он улыбнулся:
— Вам не о чем беспокоиться. Не о чем! Вы понимаете? По ее лицу расплылась улыбка, исполненная такого восторга и любви, что мистер Лэпторн растрогался. Он был еще молод, ему едва перевалило за тридцать. Лицо у него было приятное, голос глубокий, выразительный. Он рассмеялся, глядя, как она радуется.
— Вы плачете? Разрешите, я дам вам платок. Смеялся он и над заявлением присяжных.
— Вы ведьма, дорогая моя? Чушь! Чушь! Вот Гудвайф — вполне возможно, да! Настоящая скрытная, черная, полуночная ведьма!
Его переполняли всевозможные планы. Он пригласит свидетелей из числа лондонских патрульных, тушивших пожар во дворе у Скэммелла, возьмет у них показания, что ни один в ту ночь не видел дьявола. Он смеялся над предположением, что кошка одолела вооруженного мужчину или что Кэмпион убила Сэмьюэла Скэммелла. Настроение у Кэмпион начало улучшаться. Во время второго посещения он заставил ее прочитать «Отче наш» и зааплодировал, когда она закончила.
— Чудесно! Чудесно! Вы сможете повторить это на суде?
— Если никто не воткнет мне нож в спину.
— Они и это сделали? А я-то думал. Боже мой, Боже мой! — Мистер Лэпторн покачал головой. — Если бы только я там был. Ну да ладно! Теперь-то я здесь!
Он положил на стол кожаную сумку и извлек оттуда перо, чернильницу и огромную стопку бумаг. Открыл крышку на чернильнице и вместе с пером подвинул Кэмпион.
— А теперь вам, Доркас, придется поработать.
— Зовите меня Кэмпион, — застенчиво произнесла она.
— Кэмпион! Какое очаровательное имя. Какое очаровательное имя. Это ваше второе имя?
Она кивнула, не желая вдаваться в подробности.
— Кэмпион! Великолепно. Вы должны подписать бумаги, Кэмпион. Так много бумаг! Я иногда думаю, что мы, адвокаты, задохнемся от бумаг. Давайте начнем вот с этого.
Он записал ее рассказ, изложив все, как было. Она пробежала строчки глазами, наслаждаясь стилем, и подписала. Затем последовала пачка расписок в услугах, которыми она пользовалась в Тауэре. Он хмыкнул, когда она поинтересовалась, для чего это.
— Мы ведь хотим, чтобы ваши тюремщики остались довольны. На суд производит благоприятное впечатление, когда эти люди вам улыбаются, помогают. Присяжные поймут, что уж не такая вы плохая. Не беспокойтесь. И тут и там мы подбросим еще немножко деньжат.
Потом он выложил на стол пачку писем. В них содержалась просьба к свидетелям появиться на суде. Двадцать четыре были адресованы патрульным солдатам, сорок пять — солдатам, осаждавшим замок Лэзен. Лэпторн сказал, что их имена он узнал из парламентского списка личного состава, и злорадно потер руки:
— Они еще пожалеют об этом процессе, дорогая! О да! Уж мы их выставим болванами.
Он рассмеялся над ее предположением, что солдаты круглоголовых испугаются давать показания.
— Закон есть закон, дорогая. Вы познакомились с его суровой стороной, но вы узнаете, что он может быть и хранителем истины. Они придут, если им прикажут. А теперь читайте письма и подписывайте.
Она расхохоталась над огромной стопкой.
— Что? Прочитать их все?
— Всегда читайте то, что подписываете, дорогая.
Он со смехом признал, что все письма одинаковы, но заставил прочитать верхний экземпляр. Потом веером разложил их на столе. Он смотрел, как она снова и снова ставит свою подпись, а тем временем объяснял, что ему показалось слишком рискованным приглашать леди Маргарет или преподобного Перилли давать показания, как предлагала она.
— Сейчас не время откровенным роялистам появляться в Лондоне. Вы понимаете?
— Понимаю.
— Но не волнуйтесь! Мы выиграем, правда, выиграем! Фрэнсис Лэпторн посыпал песком ее расписки, стряхнул песок и убрал бумаги.
— Это все?
— А вам мало? — засмеялся, он. — Все, дорогая моя.
Он пообещал вернуться на следующее утро, и приободренная его визитом Кэмпион смотрела, как тот пересекал протоптанную архиепископом Лодом дорожку. Он задержался под маленькой аркой, обернулся и поклонился ей. Она помахала ему рукой.
Час спустя в уединенной комнате в Беар-Инн на Лондонском мосту со стороны города Фрэнсис Лэпторн извлек бумаги из кожаной сумки. Он сжег их все, за исключением двух, на которых, кроме подписи Кэмпион, ничего не было. Вот эти-то две он с шиком положил перед Эбенизером Слайзом.
— Непростая работа, сэр.
— Но хорошо оплачиваемая.
— Верно! Лучше, чем в театре!
Поскольку пуритане закрыли театры, актеры вроде Фрэнсиса Лэпторна остались без дела.
— Всегда приятно работать на сэра Гренвилла.
Эбенизер раздраженно посмотрел на него:
— И когда вы доставляете ему удовольствие, это без сомнения тоже работа.
Лэпторн пожал плечами:
— Для меня честь быть другом сэра Гренвилла. Эбенизер не слушал. Он уставился на подписи.
— Боже правый!
— Что такое?
— Глядите! — Эбенизер подтолкнул листки через стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— А как Тоби?
— Тоби? Не знаю никакого Тоби, дорогая. Там на кухне есть взбитые сливки с вином. Хочешь?
На следующий день, стоя у зарешеченного окна спальни, она смотрела на маленького седого человека, который шагал взад-вперед по крошечному дворику внизу. Каждый день он ходил одним и тем же маршрутом, так что его башмаки уже протоптали в траве дорожку. Одна из ее новых тюремщиц кивком указала на него:
— Это архиепископ, дорогая.
— Уильям Лод?
— Вот именно, дорогая. С него сбили спесь. — Она засмеялась. — Не удивлюсь, если скоро еще кое-что собьют.
Кэмпион смотрела, как прохаживался архиепископ Кентерберийский, взад-вперед, взад-вперед, склонив голову над книгой. Он был таким же заключенным, как она. Как и ее, его ждали услуги палача. Как-то раз он поднял голову, заметил ее и чуть кивнул. Она подняла руку, и он улыбнулся. С тех пор она каждый день ждала его, а он ее, и они улыбались друг другу сквозь оконную решетку.
Потом, будто ее благополучие могло лишь расти, к ней пришел адвокат. Его звали Фрэнсис Лэпторн. От него исходила уверенность, что она сможет выиграть процесс. Большое жюри присяжных постановило, что дело должен разбирать судья вместе с присяжными. Она поинтересовалась у мистера Лэпторна, кто его прислал, но он лишь подмигнул:
— Говорить об этом было бы опасно, мисс Слайз, очень опасно. Даже у каменных стен есть уши! Но радуйтесь, что я здесь.
Она и радовалась.
— Как Тоби? Он улыбнулся:
— Вам не о чем беспокоиться. Не о чем! Вы понимаете? По ее лицу расплылась улыбка, исполненная такого восторга и любви, что мистер Лэпторн растрогался. Он был еще молод, ему едва перевалило за тридцать. Лицо у него было приятное, голос глубокий, выразительный. Он рассмеялся, глядя, как она радуется.
— Вы плачете? Разрешите, я дам вам платок. Смеялся он и над заявлением присяжных.
— Вы ведьма, дорогая моя? Чушь! Чушь! Вот Гудвайф — вполне возможно, да! Настоящая скрытная, черная, полуночная ведьма!
Его переполняли всевозможные планы. Он пригласит свидетелей из числа лондонских патрульных, тушивших пожар во дворе у Скэммелла, возьмет у них показания, что ни один в ту ночь не видел дьявола. Он смеялся над предположением, что кошка одолела вооруженного мужчину или что Кэмпион убила Сэмьюэла Скэммелла. Настроение у Кэмпион начало улучшаться. Во время второго посещения он заставил ее прочитать «Отче наш» и зааплодировал, когда она закончила.
— Чудесно! Чудесно! Вы сможете повторить это на суде?
— Если никто не воткнет мне нож в спину.
— Они и это сделали? А я-то думал. Боже мой, Боже мой! — Мистер Лэпторн покачал головой. — Если бы только я там был. Ну да ладно! Теперь-то я здесь!
Он положил на стол кожаную сумку и извлек оттуда перо, чернильницу и огромную стопку бумаг. Открыл крышку на чернильнице и вместе с пером подвинул Кэмпион.
— А теперь вам, Доркас, придется поработать.
— Зовите меня Кэмпион, — застенчиво произнесла она.
— Кэмпион! Какое очаровательное имя. Какое очаровательное имя. Это ваше второе имя?
Она кивнула, не желая вдаваться в подробности.
— Кэмпион! Великолепно. Вы должны подписать бумаги, Кэмпион. Так много бумаг! Я иногда думаю, что мы, адвокаты, задохнемся от бумаг. Давайте начнем вот с этого.
Он записал ее рассказ, изложив все, как было. Она пробежала строчки глазами, наслаждаясь стилем, и подписала. Затем последовала пачка расписок в услугах, которыми она пользовалась в Тауэре. Он хмыкнул, когда она поинтересовалась, для чего это.
— Мы ведь хотим, чтобы ваши тюремщики остались довольны. На суд производит благоприятное впечатление, когда эти люди вам улыбаются, помогают. Присяжные поймут, что уж не такая вы плохая. Не беспокойтесь. И тут и там мы подбросим еще немножко деньжат.
Потом он выложил на стол пачку писем. В них содержалась просьба к свидетелям появиться на суде. Двадцать четыре были адресованы патрульным солдатам, сорок пять — солдатам, осаждавшим замок Лэзен. Лэпторн сказал, что их имена он узнал из парламентского списка личного состава, и злорадно потер руки:
— Они еще пожалеют об этом процессе, дорогая! О да! Уж мы их выставим болванами.
Он рассмеялся над ее предположением, что солдаты круглоголовых испугаются давать показания.
— Закон есть закон, дорогая. Вы познакомились с его суровой стороной, но вы узнаете, что он может быть и хранителем истины. Они придут, если им прикажут. А теперь читайте письма и подписывайте.
Она расхохоталась над огромной стопкой.
— Что? Прочитать их все?
— Всегда читайте то, что подписываете, дорогая.
Он со смехом признал, что все письма одинаковы, но заставил прочитать верхний экземпляр. Потом веером разложил их на столе. Он смотрел, как она снова и снова ставит свою подпись, а тем временем объяснял, что ему показалось слишком рискованным приглашать леди Маргарет или преподобного Перилли давать показания, как предлагала она.
— Сейчас не время откровенным роялистам появляться в Лондоне. Вы понимаете?
— Понимаю.
— Но не волнуйтесь! Мы выиграем, правда, выиграем! Фрэнсис Лэпторн посыпал песком ее расписки, стряхнул песок и убрал бумаги.
— Это все?
— А вам мало? — засмеялся, он. — Все, дорогая моя.
Он пообещал вернуться на следующее утро, и приободренная его визитом Кэмпион смотрела, как тот пересекал протоптанную архиепископом Лодом дорожку. Он задержался под маленькой аркой, обернулся и поклонился ей. Она помахала ему рукой.
Час спустя в уединенной комнате в Беар-Инн на Лондонском мосту со стороны города Фрэнсис Лэпторн извлек бумаги из кожаной сумки. Он сжег их все, за исключением двух, на которых, кроме подписи Кэмпион, ничего не было. Вот эти-то две он с шиком положил перед Эбенизером Слайзом.
— Непростая работа, сэр.
— Но хорошо оплачиваемая.
— Верно! Лучше, чем в театре!
Поскольку пуритане закрыли театры, актеры вроде Фрэнсиса Лэпторна остались без дела.
— Всегда приятно работать на сэра Гренвилла.
Эбенизер раздраженно посмотрел на него:
— И когда вы доставляете ему удовольствие, это без сомнения тоже работа.
Лэпторн пожал плечами:
— Для меня честь быть другом сэра Гренвилла. Эбенизер не слушал. Он уставился на подписи.
— Боже правый!
— Что такое?
— Глядите! — Эбенизер подтолкнул листки через стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127