Пустота, сэр Гренвилл.
— Отлично! Отлично!
Сэр Гренвилл был по-настоящему счастлив. Вот уже несколько месяцев Барнегат сообщал о запутанных влияниях, и вот, наконец, желанная ясность. Сэр Гренвилл был в безопасности. Никаких врагов за морем. Ничто больше не препятствовало казни Доркас Слайз. Они разговаривали, пока Барнегат сворачивал схемы и убирал календари. Астролог считал, и сэр Гренвилл начинал придерживаться того же мнения, что по некоторым признакам пресвитериане сдают позиции. Независимые революционные радикалы вроде Эбенизера Слайза набирают силу. Барнегат, к которому захаживали некоторые лидеры независимых, сообщил сэру Гренвиллу, что вскоре они обратятся за деньгами.
— И много денег потребуется?
— Они хотят собрать свои собственные силы. — Барнегат рассмеялся. — Армия бешеных пуритан готовится ринуться вперед, распевая свои псалмы. Это может быть нечто потрясающее, сэр Гренвилл.
— И победоносное.
— Если только они добудут деньги. Сейчас они надеются на Нидерланды.
Сэр Гренвилл знал, что его проверяют. Он медленно кивнул.
— Могут зря не ехать туда, Барнегат. Я буду рад побеседовать с ними.
— Многие из них вообще не хотят короля. Сэр Гренвилл заметил:
— Сейчас у нас короля нет. И небо, похоже, не разверзлось.
Он не потрудился заручиться молчанием Барнегата. Астролог не выдавал своих клиентов. И то, что сэр Гренвилл постепенно отходил от пресвитериан, стремившихся сохранить марионеточного короля, и склонялся на сторону независимых, полагавших, что государственная машина может прекрасно работать и без монарха, будет надежно скрыто в памяти астролога. И, тем не менее, сэр Гренвилл сознавал, что тайно протянул руку помощи беспокойным пуританам-революционерам.
— Увидимся на следующей неделе?
— Конечно, сэр Гренвилл. В это же время?
— Конечно!
Сэр Гренвилл ждал следующих посетителей — людей, с которыми он будет говорить о политике, и глядел на реку, которая текла к Тауэру. Все шло на лад. Завтра девчонка сгинет, и он, сэр Гренвилл Кони, будет, как и прежде, получать доходы от Договора. Конечно, часть суммы придется отдавать Эбенизеру, как до тех пор его отцу, но даже Эбенизер Слайз, проницательнейший молодой человек, никогда не узнает, сколько же денег так никогда ему и не передавалось.
У сэра Гренвилла были две печати, и никто не смог бы отобрать их у него. Его заморский враг, единственный, кто был способен спасти Доркас Слайз, был болен. Как сказал Септимус Барнегат, все и в самом деле было хорошо на небесах сэра Гренвилла.
Не все хорошо было у преподобного Саймона Перилли. Леди Маргарет попросила его съездить в Лондон — дело опасное — и найти там адвоката, который вызвался бы защищать Кэмпион.
Лондонский юрист сэра Джорджа, узнав о просьбе, вдруг как-то очень некстати заболел. Другой, которого Перилли считал другом, пригрозил сообщить о его присутствии властям. Его могли арестовать как шпиона. Так что преподобный Перилли потерпел полное фиаско. Никаких путей спасти девушку он не нашел, да и все равно теперь было уже слишком поздно.
Нужно было возвращаться в Оксфорд и доложить леди Маргарет, что он не справился. Она перебралась в столицу короля, предпочтя общество роялистов убежищу в парламентском доме своего зятя, и Саймон Перилли знал, как отчаянно она жаждет освобождения Кэмпион.
Он обратился к последнему оставшемуся в Лондоне другу, человеку, которого знал еще со времен Кэмбриджа и который, как он был уверен, не предаст его. Льюк Кондайн был адвокатом, но ничем не мог помочь Перилли, потому что работал в палате общин. Контора его располагалась в самом Вестминстере, и вот здесь-то, в самом центре вражеского логова, Перилли и нашел Кондайна. Адвокат был настроен мрачно.
— Ничего нельзя сделать, Саймон, ничего.
— Все это так несправедливо. Так несправедливо. Кондайн пожал плечами. Он сомневался, что бывает дым без огня, но не хотел разочаровывать друга.
— Мне очень жаль.
— Одно ты все же можешь для меня сделать. Кондайн насторожился:
— Говори.
— Могу я передать ей записку? Я думаю, бесполезно пытаться увидеть ее.
— Совершенно бесполезно, если только ты не намерен занять ее место, друг мой, — сказал Кондайн. — Да, записку я могу ей передать.
Каждый день в Тауэр доставляли официальный пакет с документами. Среди них были и письма в иностранные посольства, которые отправляли с расположенной в Тауэре верфи, и приказы, касавшиеся вооружений, хранившихся там на складе. Бывало там и несколько писем заключенным.
— Тебе известно, что твою записку прочитают? Не пиши ничего, что они могли бы счесть враждебным по отношению к парламенту.
— Знаю.
Саймон Перилли взял предложенную бумагу и чернила. Он вздохнул, задумался, потом быстро написал: «Тоби поправился, скоро сможет владеть рукой. Он в Оксфорде в доме сэра Тэллиса. Все молятся за тебя». Он подумал, не написать ли, что они встретятся на небесах, но решил, что это неуместно. «Сохрани веру в Господа». Он поставил подпись, присыпал песком, потом подвинул листок другу. Кондайн сказал:
— Это должны пропустить. Тебе известно, что за нее ходатайствовали милорды Флит и Этелдин?
— Знаю.
Леди Маргарет написала своим друзьям, умоляя о помощи.
Льюк Кондайн вздохнул:
— Странные времена, друг мой, странные времена. Когда-то в палате общин умоляли лордов о помощи, а теперь? — Он снова пожал плечами. — Отобедаешь у нас сегодня? Грэйс будет очень рада тебя видеть.
— Конечно.
Преподобный Саймон Перилли выполнил свой долг, он сделал все, что мог, остальное было во власти сэра она Хенджа.
Судья сэр Джон Хендж, гроза адвокатов, застонал от боли, причиняемой ему камнем, который он не позволял докторам удалить.
Процесс, думал он, оказался утомительнее, чем ожидалось. Кэлеб Хигбед, как всегда заискивающе улыбаясь и воркуя будто голубь, говорил слишком долго. Хоть у заключенной и не было адвоката, это не помешало ей протестовать во время слушания. Пришлось даже рыкнуть на нее, призывая замолчать.
Судьба девушки теперь была в руках присяжных. Сэр Джон ни секунды не сомневался, какой эта судьба окажется. Он это знал с того самого момента, как она гордо вошла в зал суда в алом платье с таким низким вырезом, что он при каждом ее вздохе ждал, что грудь вот-вот выпрыгнет наружу. Она, правда, попыталась поправить платье, но присяжные — все мужчины, состоятельные протестанты — сразу же нахмурились, увидев ее, разодетую как проститутка.
Трудности преследовали сэра Джона с самого начала процесса. Идиот Хигбед уверил его, что есть признание, но сэр Джон, гордившийся своей щепетильностью и педантичностью в применении закона, обнаружил неточность.
— Здесь сказано, ее зовут Доркас Кэмпион Скэммелл. В обвинении значится другое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Отлично! Отлично!
Сэр Гренвилл был по-настоящему счастлив. Вот уже несколько месяцев Барнегат сообщал о запутанных влияниях, и вот, наконец, желанная ясность. Сэр Гренвилл был в безопасности. Никаких врагов за морем. Ничто больше не препятствовало казни Доркас Слайз. Они разговаривали, пока Барнегат сворачивал схемы и убирал календари. Астролог считал, и сэр Гренвилл начинал придерживаться того же мнения, что по некоторым признакам пресвитериане сдают позиции. Независимые революционные радикалы вроде Эбенизера Слайза набирают силу. Барнегат, к которому захаживали некоторые лидеры независимых, сообщил сэру Гренвиллу, что вскоре они обратятся за деньгами.
— И много денег потребуется?
— Они хотят собрать свои собственные силы. — Барнегат рассмеялся. — Армия бешеных пуритан готовится ринуться вперед, распевая свои псалмы. Это может быть нечто потрясающее, сэр Гренвилл.
— И победоносное.
— Если только они добудут деньги. Сейчас они надеются на Нидерланды.
Сэр Гренвилл знал, что его проверяют. Он медленно кивнул.
— Могут зря не ехать туда, Барнегат. Я буду рад побеседовать с ними.
— Многие из них вообще не хотят короля. Сэр Гренвилл заметил:
— Сейчас у нас короля нет. И небо, похоже, не разверзлось.
Он не потрудился заручиться молчанием Барнегата. Астролог не выдавал своих клиентов. И то, что сэр Гренвилл постепенно отходил от пресвитериан, стремившихся сохранить марионеточного короля, и склонялся на сторону независимых, полагавших, что государственная машина может прекрасно работать и без монарха, будет надежно скрыто в памяти астролога. И, тем не менее, сэр Гренвилл сознавал, что тайно протянул руку помощи беспокойным пуританам-революционерам.
— Увидимся на следующей неделе?
— Конечно, сэр Гренвилл. В это же время?
— Конечно!
Сэр Гренвилл ждал следующих посетителей — людей, с которыми он будет говорить о политике, и глядел на реку, которая текла к Тауэру. Все шло на лад. Завтра девчонка сгинет, и он, сэр Гренвилл Кони, будет, как и прежде, получать доходы от Договора. Конечно, часть суммы придется отдавать Эбенизеру, как до тех пор его отцу, но даже Эбенизер Слайз, проницательнейший молодой человек, никогда не узнает, сколько же денег так никогда ему и не передавалось.
У сэра Гренвилла были две печати, и никто не смог бы отобрать их у него. Его заморский враг, единственный, кто был способен спасти Доркас Слайз, был болен. Как сказал Септимус Барнегат, все и в самом деле было хорошо на небесах сэра Гренвилла.
Не все хорошо было у преподобного Саймона Перилли. Леди Маргарет попросила его съездить в Лондон — дело опасное — и найти там адвоката, который вызвался бы защищать Кэмпион.
Лондонский юрист сэра Джорджа, узнав о просьбе, вдруг как-то очень некстати заболел. Другой, которого Перилли считал другом, пригрозил сообщить о его присутствии властям. Его могли арестовать как шпиона. Так что преподобный Перилли потерпел полное фиаско. Никаких путей спасти девушку он не нашел, да и все равно теперь было уже слишком поздно.
Нужно было возвращаться в Оксфорд и доложить леди Маргарет, что он не справился. Она перебралась в столицу короля, предпочтя общество роялистов убежищу в парламентском доме своего зятя, и Саймон Перилли знал, как отчаянно она жаждет освобождения Кэмпион.
Он обратился к последнему оставшемуся в Лондоне другу, человеку, которого знал еще со времен Кэмбриджа и который, как он был уверен, не предаст его. Льюк Кондайн был адвокатом, но ничем не мог помочь Перилли, потому что работал в палате общин. Контора его располагалась в самом Вестминстере, и вот здесь-то, в самом центре вражеского логова, Перилли и нашел Кондайна. Адвокат был настроен мрачно.
— Ничего нельзя сделать, Саймон, ничего.
— Все это так несправедливо. Так несправедливо. Кондайн пожал плечами. Он сомневался, что бывает дым без огня, но не хотел разочаровывать друга.
— Мне очень жаль.
— Одно ты все же можешь для меня сделать. Кондайн насторожился:
— Говори.
— Могу я передать ей записку? Я думаю, бесполезно пытаться увидеть ее.
— Совершенно бесполезно, если только ты не намерен занять ее место, друг мой, — сказал Кондайн. — Да, записку я могу ей передать.
Каждый день в Тауэр доставляли официальный пакет с документами. Среди них были и письма в иностранные посольства, которые отправляли с расположенной в Тауэре верфи, и приказы, касавшиеся вооружений, хранившихся там на складе. Бывало там и несколько писем заключенным.
— Тебе известно, что твою записку прочитают? Не пиши ничего, что они могли бы счесть враждебным по отношению к парламенту.
— Знаю.
Саймон Перилли взял предложенную бумагу и чернила. Он вздохнул, задумался, потом быстро написал: «Тоби поправился, скоро сможет владеть рукой. Он в Оксфорде в доме сэра Тэллиса. Все молятся за тебя». Он подумал, не написать ли, что они встретятся на небесах, но решил, что это неуместно. «Сохрани веру в Господа». Он поставил подпись, присыпал песком, потом подвинул листок другу. Кондайн сказал:
— Это должны пропустить. Тебе известно, что за нее ходатайствовали милорды Флит и Этелдин?
— Знаю.
Леди Маргарет написала своим друзьям, умоляя о помощи.
Льюк Кондайн вздохнул:
— Странные времена, друг мой, странные времена. Когда-то в палате общин умоляли лордов о помощи, а теперь? — Он снова пожал плечами. — Отобедаешь у нас сегодня? Грэйс будет очень рада тебя видеть.
— Конечно.
Преподобный Саймон Перилли выполнил свой долг, он сделал все, что мог, остальное было во власти сэра она Хенджа.
Судья сэр Джон Хендж, гроза адвокатов, застонал от боли, причиняемой ему камнем, который он не позволял докторам удалить.
Процесс, думал он, оказался утомительнее, чем ожидалось. Кэлеб Хигбед, как всегда заискивающе улыбаясь и воркуя будто голубь, говорил слишком долго. Хоть у заключенной и не было адвоката, это не помешало ей протестовать во время слушания. Пришлось даже рыкнуть на нее, призывая замолчать.
Судьба девушки теперь была в руках присяжных. Сэр Джон ни секунды не сомневался, какой эта судьба окажется. Он это знал с того самого момента, как она гордо вошла в зал суда в алом платье с таким низким вырезом, что он при каждом ее вздохе ждал, что грудь вот-вот выпрыгнет наружу. Она, правда, попыталась поправить платье, но присяжные — все мужчины, состоятельные протестанты — сразу же нахмурились, увидев ее, разодетую как проститутка.
Трудности преследовали сэра Джона с самого начала процесса. Идиот Хигбед уверил его, что есть признание, но сэр Джон, гордившийся своей щепетильностью и педантичностью в применении закона, обнаружил неточность.
— Здесь сказано, ее зовут Доркас Кэмпион Скэммелл. В обвинении значится другое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127