— Вы знали, знали, что мой брат — джентльмен, что он вынужден будет жениться, как честный человек! А ваша неуместная веселость неприлична!
— Пойду-тко я побренчу немного! — сказала Фрэнсис на простонародном сленге, вытирая увлажнившиеся от смеха глаза. — Чево-нибудь закажете аль так сойдет?
Не ожидая ответа, она повернулась спиной к ошарашенной Беатрисе и уселась за пианино. Она играла до тех пор, пока пальцы не одеревенели, и подняла взгляд от клавиш только однажды. Беатриса демонстративно зевала во весь рот. Фрэнсис плавно перешла к продолжительной сонате Моцарта. Закончив, она вздрогнула от звука аплодисментов.
— Если бы я знала, джентльмены, что вы здесь, — сказала она, поворачиваясь с сияющей улыбкой, — я предпочла бы поберечь ваши уши.
— Какой вздор! — воскликнул Эдмонд с энтузиазмом. — Вы чудесно играете, леди Фрэнсис.
— О, вы не знаете, сколь многое моя жена делает чудесно, — заметил Хок с невинным видом.
— И это очень странно, — завела Беатриса свою обычную песню. — Подобная техника удивительна, учитывая то что вы получили воспитание в Шотландии.
У Хока зачесались руки придушить сестру, прямо сей час. Она напоминала ему средневекового рыцаря в боевых доспехах, с копьем, нацеленным на Фрэнсис. Теперь ему была ясна цель ее визита в Десборо-Холл. Эдмонд не сказал прямо, но намекнул за портвейном, что не против ускорить дело с продажей лошадей. Рано или поздно он должен был подступить к разговору вплотную, однако вряд ли в присутствии маркиза. Эдмонд был достаточно умен для того, чтобы понять: маркиз сделает все возможное, чтобы воспрепятствовать сделке.
Его раздумья прервал голос отца, предлагающего молодежи вчетвером сыграть партию в пикет.
— Что скажешь, Фрэнсис? — Хок обратил к жене ту же многозначительную улыбку. — Давай выпотрошим эту парочку? Предупреждаю, они играют лучше среднего.
— Я принимаю вызов с величайшим удовольствием.
— Ты держишься безупречно, дорогая, — прошептал маркиз на ухо Фрэнсис, перед уходом целуя ее в щеку. — Такой невесткой можно гордиться! Не принимай близко к сердцу шпильки Беатрисы, ее язык от рождения с трудом умещался во рту.
С этими словами, мало приличествующими отцу, маркиз направился в спальню с чувством выполненного долга, чтобы отойти в объятия Морфея.
Фрэнсис была вынуждена признать, что противники попались серьезные. За столом вскоре воцарилась атмосфера битвы не на жизнь, а на смерть. Хок оказался требовательным партнером, но она не возражала, внезапно испытав острую потребность победить во что бы то ни стало. Она призвала на помощь весь свой немалый опыт и играла с такой скоростью и уверенностью, что Эдмонд в конце концов бросил карты со словами:
— Этот противник нам не по зубам, дорогая Беатриса! Вы двое так хорошо спелись, что не стоит и пытаться справиться в вами. Жаль, Хок, что вы не можете взять жену в лондонский игорный клуб.
— Чтобы она подорвала у его завсегдатаев веру в свои силы? Нет уж, увольте. Я предпочитаю беречь и хранить многочисленные таланты Фрэнсис в Десборо-Холле, под своим присмотром.
Фрэнсис слегка сдвинула брови, не зная, как отнестись к словам мужа. Определенно он что-то задумал. Неужели его последняя фраза (довольно двусмысленная, надо признать) означала, что он не собирается возвращаться в Лондон?
Подали чай. Унесли чай. Время стремительно двигалось к ночи, но Фрэнсис совершенно не хотелось спать. Был ли тут виной ее долгий дневной отдых или что-то еще, но она чувствовала себя необычно взволнованной. Она подняла голову и встретила внимательный взгляд мужа. Фрэнсис вспыхнула, не зная точно, чего хочет сильнее: бросить карты в нахальное лицо Хока или задушить его поцелуями. Заметив ее смущение, этот негодяй улыбнулся самоуверенной улыбкой. Положительно стоило вставить ему в рот колоду карт вместо кляпа!
Хок поднялся из-за стола и как следует потянулся.
— Не пора ли нам разойтись по своим комнатам? Ты устала, Фрэнсис?
— Да, очень, — солгала она. Фрэнсис не сомневалась в том, что он придет к ней, она хотела этого безмерно!
В спальне она вся превратилась в слух в ожидании шагов мужа. Чуть позже он вошел, посмотрел на постель, на которой она лежала в откровенном ожидании, и довольно улыбнулся.
Фрэнсис решила, что лучшего момента для допроса, чем этот, не представится.
— Что ты собираешься делать, Хок?
— А ты не знаешь? Я собираюсь любить свою жену, чувствовать, как она обвивается вокруг меня, как она кричит от счастья и…
— Я спрашиваю, что ты задумал? Ты весь день ведешь
Себя так странно… раньше ты таким не был. — И это тебя беспокоит, дорогая?
— Ты такой скользкий тип, — буркнула Фрэнсис, нахмурившись. — Хотелось бы мне, чтобы ты хоть ненадолго перестал извиваться ужом и дал мне понять, кто ты есть.
— Могу я по крайней мере присесть?
— Можешь, — сказала она, не имея в виду, что он может сесть на постель.
Но Хок, конечно же, сел именно туда, а потом и нагло развалился на спине, положив голову на ее бедра и глядя ей в лицо.
— А теперь расскажи, что именно тебя беспокоит. С Беатрисой ты справляешься, ко всеобщему восхищению. К Отису вернулся естественный цвет лица, миссис Дженкинс отказалась от намерения подсыпать яду в чай моей сестрицы.
— Я не нравлюсь Беатрисе, — пожаловалась Фрэнсис.
— Ты права, но со временем это пройдет. Она волнуется за меня… по крайней мере я надеюсь, что ей не безразлична моя участь. Когда она поймет, что я едва могу держать руки на привязи в твоем присутствии…
— Хватит, Хок! Твои шуточки способны вывести из себя даже кроткую голубицу!
— Я не шучу, дорогая.
— У меня отнимаются ноги, — мстительно заявила Фрэнсис. — Ты тяжелый.
— Да, я знаю, — улыбнулся Хок.
Одним быстрым движением он оказался рядом с ней, поверх покрывала. Кончики его пальцев коснулись ее лба, скользнули вниз вдоль носа и замерли возле губ.
— Хок…
— Ты самая красивая женщина в мире, Фрэнсис.
Он сказал это очень серьезно, без малейшего оттенка насмешки. Скорее даже в его голосе слышалась тревога. В сумерках его зеленые глаза казались темными, очень глубокими.
— Ты… ты тоже очень красивый, Хок.
Странная тревога исчезла из его глаз, сменившись тем же смущающим, знающим огоньком. Фрэнсис слегка выгнулась навстречу руке, ласкающей грудь.
— Раньше я бы ни за что не поверила, что от простого прикосновения может потемнеть в глазах.
Еще более странно то, что у мужчины темнеет в глазах от прикосновения женской груди к его ладони.
Хок закрыл глаза. Ладонь продолжала скользить по ее телу, словно он хотел узнать и запомнить ее не на взгляд, а на ощупь, как слепой.
— Не продавай перстень, Фрэнсис, — вдруг сказал он, открывая глаза.
— Я не желаю слепо подчиняться тебе в чем бы то ни было!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111