Отчетливо, будто это случилось вчера, Грейс вспомнила, как сидела как-то вечером с родителями у очага – все трое увлеченно читали, каждый свое, как вдруг отец оторвался от книги и воскликнул: «Ну разве это не удивительно? Оказывается, в Китае, если хотят кого-то оскорбить, говорят: "Чтоб ты жил в интересное время"».
Грейс украдкой сморгнула слезы, не зная, плакать или смеяться.
– Довольно, мисс Эверсли, – внезапно приказала герцогиня. – Мне уже не так душно.
Сложив веер, Грейс направилась к дальнему столику – удобный предлог, чтобы бросить взгляд в окно. Сумерки еще только начинали сгущаться, и подъездная аллея отлично просматривалась. Грейс и сама не понимала, отчего ей так не терпится увидеть Томаса и мистера Одли. Возможно, просто хотелось убедиться, что за время поездки мужчины не убили друг друга. Хоть герцог и окружил себя колючей броней иронии, Грейс совсем не понравилось выражение его глаз. И она никогда не видела, чтобы Томас на кого-то бросался. Он вел себя как настоящий дикарь, когда в бешенстве накинулся на новоявленного кузена. Если бы мистер Одли сам не был отъявленным драчуном, Томас наверняка покалечил бы его.
– Думаете, пойдет дождь, мисс Эверсли?
Грейс резко отвернулась от окна.
– Нет.
– Ветер усиливается.
– Да.
Подождав, пока герцогиня отвлечется на какую-то безделушку на туалетном столике, Грейс снова выглянула в окно. Разумеется, стоило ей это сделать, как тотчас раздался скрипучий голос герцогини:
– Надеюсь, дождь все же пойдет.
Грейс замерла, застигнутая врасплох. Затем медленно повернулась.
– Что, простите?
– Надеюсь, будет дождь, – повторила старуха будничным тоном, словно накликивать непогоду, когда двое джентльменов отправились на верховую прогулку, было обычным делом.
– Они вымокнут до нитки, – проронила Грейс.
– Это заставит их оценить друг друга, присмотреться внимательнее, что им все равно пришлось бы сделать рано или поздно. К тому же мой Джон ничего не имел против поездок верхом под дождем, он даже любил такие прогулки.
– Это вовсе не значит, что мистер…
– Кавендиш, – встряла герцогиня.
Грейс глотнула и задержала дыхание, пытаясь побороть раздражение.
– Как бы он ни называл себя, не думаю, что он должен любить верховые прогулки под дождем только потому, что его отец любил. Большинство их терпеть не может.
Похоже, герцогиню не слишком занимал этот вопрос, и все же она нехотя согласилась:
– Я ничего не знаю о его матери, это верно. Дурная кровь. Мало ли что он унаследовал от этой женщины.
– Не желаете ли чаю, мадам? – предложила Грейс. – Я могла бы вызвать горничную.
– Что мы о ней знаем, в конце концов? Почти наверняка она ирландка, а значит, ожидать можно чего угодно, они все чудовища.
– Ветер совсем разбушевался, – заметила Грейс. – Боюсь, вы продрогнете.
– Он хоть сказал, как ее зовут?
– Нет. – Грейс обреченно вздохнула: прямые вопросы не позволяли уклониться от разговора или хотя бы притвориться, что не участвуешь в нем.
– О Боже. – Герцогиня вздрогнула, в глазах ее вспыхнул ужас. – А вдруг она католичка?
– Мне доводилось встречать нескольких католиков, – вскользь заметила Грейс, когда стало ясно, что избежать неприятного разговора не удастся. – И, как ни странно, – добавила она шепотом, – ни у одного из них не было рогов.
– Что вы сказали?
– Что почти ничего не знаю о католической вере, – отозвалась Грейс. Она нередко адресовала свои реплики окнам или стенам, и не без причины.
Герцогиня издала невнятный звук, значение которого Грейс не смогла угадать. Нечто среднее между вздохом и презрительным фырканьем. Должно быть, все же это было фырканье, потому что затем старуха многозначительно добавила:
– Придется нам об этом позаботиться. – Она наклонилась вперед, рассеянно ущипнула себя за переносицу и, грозно сверкнув глазами, изрекла: – Пожалуй, мне следует поговорить с архиепископом.
– Это будет сложно? – спросила Грейс.
Старуха с отвращением скривилась и покачала головой:
– Это ничтожный человечишка, который вечно строит из себя бог знает что.
Грейс взволнованно подалась вперед. Ей показалось, что далеко впереди что-то движется.
– Одному Богу известно, что он потребует взамен, – пробормотала герцогиня. – Пожалуй, придется позволить ему переночевать в парадной спальне, только для того, чтобы он мог потом говорить, что спал на простынях королевы Елизаветы.
На подъездной аллее показались двое всадников.
– Они вернулись, – сказала Грейс и в который раз за вечер задумалась, какую роль ей предстояло сыграть в готовящейся драме.
В семье Кавендиш она была чужой, герцогиня сказала правду. Хотя в замке Грейс занимала особое положение, стоя ступенькой выше прислуги, ее никогда не посвящали в семейные дела. Откровенно говоря, Грейс и не стремилась ввязываться в дрязги между бабушкой и внуком. Герцогиня превращалась в сущую мегеру, когда оказывались затронуты интересы династии, а в Томаса точно дьявол вселялся, стоило ему сцепиться с бабкой.
Ей следовало извиниться и уйти. Не важно, что мистер Одли настаивал на ее присутствии. Грейс не отличалась любовью к интригам и вдобавок хорошо знала свое место, ей вовсе не улыбалось оказаться в самой гуще семейной склоки.
Она твердила себе, что пора исчезнуть, отвернуться от окна и попрощаться с герцогиней, сказав, что оставляет мадам наедине с внуками, и всякий раз не могла заставить себя сдвинуться с места.
Грейс так и слышала – вернее сказать, чувствовала – голос мистера Одли: «Она останется».
Значит, она была нужна ему? Может быть. Ведь мистер Одли ничего не знал об Уиндемах, ни об истории их рода, ни о холодной настороженности и неприязни, опутывавших весь дом, словно отвратительная липкая паутина. Нелепо было ожидать, что мистер Одли, едва появившись в доме, сумеет тотчас взять штурвал в свои руки. Нет, не так скоро, прежде ему предстояло изучить фарватер.
Грейс зябко обхватила себя руками за плечи, наблюдая, как мужчины спешиваются на подъездной аллее. Было странно и непривычно чувствовать себя кому-то нужной. Томасу нравилось повторять, что Грейс нужна ему, но он лукавил, и оба отлично это сознавали. Герцог всегда мог нанять другую компаньонку, которая сносила бы капризы его бабушки. Сам же Томас не нуждался ни в ком и ни в чем. Он был на редкость замкнутым и вполне довольствовался собственным обществом. Если самоуверенному, надменному герцогу Уиндему и было что-то нужно, то разве что редкие булавочные уколы, от которых звонко лопались мыльные пузыри его тщеславия. Он и сам это знал, что несколько смягчало его невыносимый характер. Томас никогда не заговаривал о подобных вещах, но Грейс хорошо понимала, на чем держится их дружба. Должно быть, скромная компаньонка единственная во всем Линкольншире не кланялась властительному герцогу, не лебезила и не расшаркивалась перед ним, стараясь польстить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Грейс украдкой сморгнула слезы, не зная, плакать или смеяться.
– Довольно, мисс Эверсли, – внезапно приказала герцогиня. – Мне уже не так душно.
Сложив веер, Грейс направилась к дальнему столику – удобный предлог, чтобы бросить взгляд в окно. Сумерки еще только начинали сгущаться, и подъездная аллея отлично просматривалась. Грейс и сама не понимала, отчего ей так не терпится увидеть Томаса и мистера Одли. Возможно, просто хотелось убедиться, что за время поездки мужчины не убили друг друга. Хоть герцог и окружил себя колючей броней иронии, Грейс совсем не понравилось выражение его глаз. И она никогда не видела, чтобы Томас на кого-то бросался. Он вел себя как настоящий дикарь, когда в бешенстве накинулся на новоявленного кузена. Если бы мистер Одли сам не был отъявленным драчуном, Томас наверняка покалечил бы его.
– Думаете, пойдет дождь, мисс Эверсли?
Грейс резко отвернулась от окна.
– Нет.
– Ветер усиливается.
– Да.
Подождав, пока герцогиня отвлечется на какую-то безделушку на туалетном столике, Грейс снова выглянула в окно. Разумеется, стоило ей это сделать, как тотчас раздался скрипучий голос герцогини:
– Надеюсь, дождь все же пойдет.
Грейс замерла, застигнутая врасплох. Затем медленно повернулась.
– Что, простите?
– Надеюсь, будет дождь, – повторила старуха будничным тоном, словно накликивать непогоду, когда двое джентльменов отправились на верховую прогулку, было обычным делом.
– Они вымокнут до нитки, – проронила Грейс.
– Это заставит их оценить друг друга, присмотреться внимательнее, что им все равно пришлось бы сделать рано или поздно. К тому же мой Джон ничего не имел против поездок верхом под дождем, он даже любил такие прогулки.
– Это вовсе не значит, что мистер…
– Кавендиш, – встряла герцогиня.
Грейс глотнула и задержала дыхание, пытаясь побороть раздражение.
– Как бы он ни называл себя, не думаю, что он должен любить верховые прогулки под дождем только потому, что его отец любил. Большинство их терпеть не может.
Похоже, герцогиню не слишком занимал этот вопрос, и все же она нехотя согласилась:
– Я ничего не знаю о его матери, это верно. Дурная кровь. Мало ли что он унаследовал от этой женщины.
– Не желаете ли чаю, мадам? – предложила Грейс. – Я могла бы вызвать горничную.
– Что мы о ней знаем, в конце концов? Почти наверняка она ирландка, а значит, ожидать можно чего угодно, они все чудовища.
– Ветер совсем разбушевался, – заметила Грейс. – Боюсь, вы продрогнете.
– Он хоть сказал, как ее зовут?
– Нет. – Грейс обреченно вздохнула: прямые вопросы не позволяли уклониться от разговора или хотя бы притвориться, что не участвуешь в нем.
– О Боже. – Герцогиня вздрогнула, в глазах ее вспыхнул ужас. – А вдруг она католичка?
– Мне доводилось встречать нескольких католиков, – вскользь заметила Грейс, когда стало ясно, что избежать неприятного разговора не удастся. – И, как ни странно, – добавила она шепотом, – ни у одного из них не было рогов.
– Что вы сказали?
– Что почти ничего не знаю о католической вере, – отозвалась Грейс. Она нередко адресовала свои реплики окнам или стенам, и не без причины.
Герцогиня издала невнятный звук, значение которого Грейс не смогла угадать. Нечто среднее между вздохом и презрительным фырканьем. Должно быть, все же это было фырканье, потому что затем старуха многозначительно добавила:
– Придется нам об этом позаботиться. – Она наклонилась вперед, рассеянно ущипнула себя за переносицу и, грозно сверкнув глазами, изрекла: – Пожалуй, мне следует поговорить с архиепископом.
– Это будет сложно? – спросила Грейс.
Старуха с отвращением скривилась и покачала головой:
– Это ничтожный человечишка, который вечно строит из себя бог знает что.
Грейс взволнованно подалась вперед. Ей показалось, что далеко впереди что-то движется.
– Одному Богу известно, что он потребует взамен, – пробормотала герцогиня. – Пожалуй, придется позволить ему переночевать в парадной спальне, только для того, чтобы он мог потом говорить, что спал на простынях королевы Елизаветы.
На подъездной аллее показались двое всадников.
– Они вернулись, – сказала Грейс и в который раз за вечер задумалась, какую роль ей предстояло сыграть в готовящейся драме.
В семье Кавендиш она была чужой, герцогиня сказала правду. Хотя в замке Грейс занимала особое положение, стоя ступенькой выше прислуги, ее никогда не посвящали в семейные дела. Откровенно говоря, Грейс и не стремилась ввязываться в дрязги между бабушкой и внуком. Герцогиня превращалась в сущую мегеру, когда оказывались затронуты интересы династии, а в Томаса точно дьявол вселялся, стоило ему сцепиться с бабкой.
Ей следовало извиниться и уйти. Не важно, что мистер Одли настаивал на ее присутствии. Грейс не отличалась любовью к интригам и вдобавок хорошо знала свое место, ей вовсе не улыбалось оказаться в самой гуще семейной склоки.
Она твердила себе, что пора исчезнуть, отвернуться от окна и попрощаться с герцогиней, сказав, что оставляет мадам наедине с внуками, и всякий раз не могла заставить себя сдвинуться с места.
Грейс так и слышала – вернее сказать, чувствовала – голос мистера Одли: «Она останется».
Значит, она была нужна ему? Может быть. Ведь мистер Одли ничего не знал об Уиндемах, ни об истории их рода, ни о холодной настороженности и неприязни, опутывавших весь дом, словно отвратительная липкая паутина. Нелепо было ожидать, что мистер Одли, едва появившись в доме, сумеет тотчас взять штурвал в свои руки. Нет, не так скоро, прежде ему предстояло изучить фарватер.
Грейс зябко обхватила себя руками за плечи, наблюдая, как мужчины спешиваются на подъездной аллее. Было странно и непривычно чувствовать себя кому-то нужной. Томасу нравилось повторять, что Грейс нужна ему, но он лукавил, и оба отлично это сознавали. Герцог всегда мог нанять другую компаньонку, которая сносила бы капризы его бабушки. Сам же Томас не нуждался ни в ком и ни в чем. Он был на редкость замкнутым и вполне довольствовался собственным обществом. Если самоуверенному, надменному герцогу Уиндему и было что-то нужно, то разве что редкие булавочные уколы, от которых звонко лопались мыльные пузыри его тщеславия. Он и сам это знал, что несколько смягчало его невыносимый характер. Томас никогда не заговаривал о подобных вещах, но Грейс хорошо понимала, на чем держится их дружба. Должно быть, скромная компаньонка единственная во всем Линкольншире не кланялась властительному герцогу, не лебезила и не расшаркивалась перед ним, стараясь польстить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81