— Да, — ответил я, — но мне неловко держать его у себя.
— Почему?
— Кольцо предназначалось не мне, а деревенским погорельцам.
— Но ведь вы возместили им стоимость кольца?
— Конечно, сударыня.
— В таком случае, вы исполнили мое пожелание. Кольцо все равно бы кто-нибудь купил, но вы опередили других. Я предпочитаю, чтобы оно находилось в руках друга, а не постороннего человека.
— Однако, сударыня, — возразил я, — как видите, кольцо находилось не в руках друга, а… у его сердца!
— Пусть оно там и останется.
Графиня уже собиралась пройти за решетчатые ворота, которые придерживала Жозефина, но я удержал ее.
— Сударыня, — сказал я, дрожа всем телом, — позвольте дать вам что-то взамен.
Графиня нахмурилась.
— О, подождите! — воскликнул я.
— Я жду.
— Возьмите этот ключ, — попросил я, протягивая ключ Эдмее.
— Что это такое? — спросила она.
— Ключ от маленькой комнаты, которую вы хотели увидеть в последний раз, перед тем как граф де Шамбле продал поместье Жювиньи.
— Я не понимаю, — сказала графиня.
— Жозефина вам все объяснит, — ответил я. Почтительно поклонившись Эдмее, я стал удаляться. Не успел я сделать и тридцати шагов, как услышал нежное слово, легко преодолевшее пространство.
Графиня прокричала мне вслед: «Спасибо!»
XV
О друг мой, до чего же упоительны первые впечатления истинной любви, в каком бы возрасте она нас ни посетила!
Никогда еще я не испытывал столь острого чувства, никогда не был настолько счастлив, как в ту ночь, когда покидал Эдмею, убежденный, что оставил в ее душе частицу себя и унося частицу ее в своей душе. Я уходил с прощальным словом «Спасибо», и оно было подобно венку из роз, возложенному на мое чело.
Я достиг крайнего предела земной жизни: за ним уже открывалось небесное блаженство.
Как ни странно, чистый источник любви, забивший в моем сердце, не был замутнен ни единой чувственной мыслью. Госпожа де Шамбле как бы естественно раздвоилась: тело ее принадлежало мужу, а душа ее была моей.
Тогда мне было этого достаточно. Я был уверен, что не только мой разум находится во власти мгновений, проведенных с ней, но и я тоже оставил в ее памяти неизгладимый след. Несмотря на то что в истории с кольцом, покупкой поместья Жювиньи и домом, подаренным Грасьену, я действовал по наитию, все получилось не хуже, чем если бы я руководствовался расчетом.
Теперь я не просто пребывал в памяти графини, но и принимал участие в ее жизни.
Эдмея уже рассказала мне о своем настоящем. В следующий раз, когда мы встретимся, она должна будет поведать о своем прошлом.
Но когда же мне доведется снова ее увидеть?
Я полагался в этом на Бога, путем столь непредвиденного стечения обстоятельств уже приблизившего и соединившего наши жизни, которым, скорее всего, суждено было протекать вдали друг от друга.
Я возвращался той же самой дорогой, по которой мы шли вместе, и мне казалось, что Эдмея все еще опирается на мою руку. Я снова прошел через кладбище, где все так же пел соловей и мягкий свет луны проникал сквозь ветви плакучих ив. Скрестив руки, я смотрел со слезами на глазах на каменное надгробие, на котором еще недавно лежала графиня, и чувствовал, что мне хочется попросить Бога лишь об одном: позволить мне заснуть здесь рядом с ней вечным сном.
До меня доносились пиликающие звуки скрипок и громовые раскаты корнет-а-пистона. Я подумал, что пора показаться на глаза танцующим: все видели, как я уходил с г-жой де Шамбле и теперь надо было, чтобы меня увидели одного.
Я пребывал в состоянии безмятежности; поцеловав на прощание Зою в лоб и пожав Грасьену руку, я вернулся в гостиницу «Золотой лев».
Ничто больше не удерживало меня в Берне. Я проявил бы неосторожность, если бы снова попытался увидеть Эдмею, ведь за мной следили зоркие ревнивые глаза, и нельзя было дать им повод увидеть больше, чем они уже успели заметить.
К тому же, уезжая, я чувствовал себя настолько счастливым, что мог спокойно, даже в полном одиночестве, ждать, когда случай снова сведет меня с г-жой де Шамбле.
Я не забыл о приглашении графа поохотиться вместе с ним, но помнил ли он об этом сам?
Охотничий сезон открывался 3 сентября, а теперь было 20 августа — оставалось подождать каких-нибудь две недели.
Я испытывал странное безразличие по отношению к г-ну де Шамбле. Хотя я не придерживался строгих нравов, мне всегда глубоко претило волочиться за замужними дамами. Однако, когда меня охватило глубокое и непреодолимое чувство к графине, я даже не вспомнил о том, что у нее есть муж, и полностью забыл о своем стремлении держаться подальше от несвободных женщин. Я смутно ощущал какую-то тайну в отношениях между графом и его женой, нечто такое, что давало мне право любить Эдмею без ревности и угрызений совести.
Притом, как уже было сказано, я претендовал лишь на душу графини, и моя тихая, нежная любовь отчасти была похожа на чувство брата к сестре. Когда я услышал, как маленькая Элиза называет г-жу де Шамбле «матушкой», мое сердце болезненно сжалось не из-за мысли о супружеской близости, в результате которой появился на свет ребенок, а из-за сожаления о том, что часть этой души, которой я хотел обладать безраздельно, уже отдана материнской любви.
Как я был счастлив, узнав, что Эдмея, сирота с юности и почти что вдова в замужестве, не дорожит ничем на этом свете и, стало быть, может подарить мне всю свою любовь в ответ на мою!
Когда я вернулся в Эврё, мой безмятежный вид удивил Альфреда.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Можно не спрашивать, весело ли прошла свадьба и была ли там дама нашего сердца.
— Какая свадьба? — спросил я Альфреда (ведь ему ничего не было сказано перед моим отъездом).
— Полно! Свадьба столяра Грасьена с Зоей, молочной сестрой госпожи де Шамбле.
— Откуда ты знаешь, что я ездил на свадьбу?
— Я установил за тобой слежку.
— Как! Ты установил за мной слежку?
— Да, я пробую свои силы. Мне захотелось проверить, смогу ли я командовать отрядом шпионов.
— Я не понимаю тебя. Во всяком случае, я надеюсь, что, если ты шпионишь за мной, значит, тебе это выгодно.
— Ты сейчас все поймешь, дружок. Человек, которого ты видишь перед собой, в данный момент возделывает поле, где растут деревья с золотыми яблоками. Это поле называется избирательной кампанией. Дело в том, что умер один из депутатов от департамента Эр, и я хочу вступить в борьбу за его место. Я уже составил циркуляр, вот он. Я обещаю своим избирателям железные дороги, мосты и каналы.
Я собираюсь превратить Эврё в Венецию, а из Лувье сделать Манчестер. Ты понимаешь, что, как только меня изберут, я буду довольствоваться скромным бюджетом в восемьсот миллионов! Ты также знаешь, что с моими деловыми способностями и ораторским даром я ненадолго задержусь в простых депутатах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116