– Только мне кажется, что вскорости он будет на рыночной площади. Значит, и ищи его там.
Равенна обняла парнишку, невзирая на его возражения.
– Ой, спасибо тебе! Я так давно хотела поговорить с ним!
Накинув свою черную шаль на голову, Равенна побежала по каменистой тропе к рыночной площади.
Центром городка Лир служил попросту говоря осевший сарай, разделенный на прилавки, так, чтобы торговцам было удобнее предлагать свои товары. Капуста и свекла занимали целый прилавок, а по субботам бывала барахольная ярмарка, когда одежду меняли на картошку. Равенна всегда любила рынок и однажды даже завела здесь собственную лавку. Когда ей исполнилось десять лет, она устроилась здесь в темном уголке и целый день предсказывала судьбу. Все получилось просто прекрасно, ведь каждый житель Лира знал, что она – внучка Граньи; ну а на все заработанные деньги она купила бабушке синюю фланелевую нижнюю юбку. Но еще раз прийти туда ей не довелось. Самые суеверные из продавцов запретили ей приходить на рынок. Теперь она вспоминала случившееся со смехом. Как глупо, что взрослые люди думают, что кто-то может предсказать их судьбу по ладони. К тому же даром прозрения была наделена Гранья, а не она.
Многие жители Лира не делали здесь покупок. Они были убеждены, что сарай вот-вот обрушится и раздавит всякого, кто окажется на торжище. Тем не менее такие люди, как Малахия Маккумхал, бывали здесь часто, они приходили туда не только за простыми и дешевыми товарами, но и чтобы узнать самые свежие слухи. В этом отношении новости рынка бывали ничуть не хуже тех, которые можно было узнать в пабе.
– Доброе утро! – Морщинистый, но знакомый старик приподнял руку, приветствуя Равенну.
Ответив кивком и улыбкой, она отправилась дальше. Пока Малахии нигде не было видно.
– Око, это ведь Равенна, внучка Граньи! – послышался знакомый голос.
Равенна улыбнулась, продолжая вглядываться в лица. Хотя едва рассвело, в сарае было полно торговцев.
– Боже, девочка, как ты выросла.
Новые и новые голоса окликали ее, и Равенна приветствовала каждого. Должно быть, она кивнула и улыбнулась каждому старику, каждой старухе, которая находилась на рынке.
Но Малахии нигде не было.
Решив дождаться его, она устроилась возле упавшей балки, грея руки над небольшим костерком позади прилавка мастера, изготовлявшего упряжь. Дневной свет туманом вползал в сарай, сочась сквозь щели в кровле и ворота.
– Это хорошо, что в твоих венах еще течет желчь, – послышался шепоток за ее спиной. Равенна обернулась и увидела за упавшим брусом двух мужчин, увлеченных разговором.
– Тревельян намеревается править словно король. Пора напомнить ему, что его подданные против этого. – Второй из мужчин повернулся боком к огню, и потрясенная Равенна узнала в нем Малахию.
– И как же свергнуть его? – прошептал его собеседник.
Равенна не могла этого слышать. Такие же речи в прошлом вели Белые парни. Гомруль или нет, но она не желала их слушать, не хотела участвовать в их планах, какими бы они ни были. Даже великий проповедник Гомруля Дэниэл О'Коннел не агитировал за насилие, а посему, полагала она, и другие не должны были к нему прибегать.
– Малахия, – сказала она, выступив из-за балки.
Поглядев вверх, Малахия увидел ее. Сосед его, высокий, болезненно тощий мужчина, которого ей прежде видеть не приходилось, лишь прикоснулся к кепке и исчез в темном углу сарая; Равенна невольно сравнила его с крысой, прячущейся от света лампы.
– Малахия, мне хотелось поговорить с тобой там, в замке, но…
– Ты не хотела срамиться перед добрыми друзьями, – перебил он со злобой в голосе.
– Я не забыла своего лучшего друга, и не забыла бы, даже если бы удостоилась чести пить чай с самой королевой Викторией.
Равенна не могла отвести глаз от Малахии. Она была потрясена тем, как переменился ее друг, и – как это ни невероятно – тем, что он остался, каким был прежде. Улыбка осталась той же, что и в детстве.
– Значит, ты вернулась? – прошептал он.
– Теперь никто не сможет снова выслать меня отсюда. Никогда. – Равенна изо всех сил обняла Малахию.
Она помнила его мальчишкой, ниже ее ростом, с волосами цвета моркови. Равенна немного растерялась, обнаружив себя в руках мужчины… очень высокого мужчины, который поднял ее как куколку, принадлежащую Кэтлин Куинн.
– Я не забыл тебя, Равенна. И никогда не забуду. Поэтому я и взялся за работу в замке. Тревельян должен заплатить за твою ссылку, – шепнул Малахия.
– Кроме него меня отсылали священник и Гранья. Ты не сумеешь отомстить им, поэтому забудь и о Тревельяне, Малахия. Нет нужды тратить время на ненависть, – отодвинувшись, Равенна поглядела ему в глаза. Его злой взгляд чуточку смутил ее.
– Твоя бабушка и отец Нолан отослали тебя прочь, потому что их вынудил Тревельян. Он – злой человек. Он присвоил нашу землю, и этого нельзя забывать. Простить ему эти выходки – значит простить самого черта.
Она прикоснулась к щеке Малахии. Теперь она обросла бородой и сделалась жесткой.
– Я не хочу говорить о лорде Тревельяне. Лучше забыть его.
Более правдивых слов она еще не произносила.
– Если ты настаиваешь, значит, мы больше не будем говорить о лорде Тревельяне.
Малахия, казалось, успокоился, однако внешняя кротость не обманывала Равенну. Еще более ее смущало то, что объятия Малахии не разомкнулись, и руки его оставались на ее талии. Ей было странно видеть в нем мужчину, предполагать мужскую реакцию. Но природу не изменишь, и возможные варианты развития их отношений открывались перед Равенной с каждым прикосновением его руки, с каждым ласковым взглядом.
Она отшатнулась, внезапно ощутив странное волнение. Малахия следил за ней затуманившимся взглядом, какого она еще не видела. Не то, чтобы он ей не нравился. Напротив, она любила его и знала, что всегда будет любить. Только вот любить в Малахии мужчину было как-то неуютно и даже страшно. Она не верила, что уже готова к этому чувству, особенно в этот момент. Ей говорили, что он стал другим, однако Равенна почему-то не верила в это. Ей все представлялась перепачканная физиономия тощего драчливого мальчишки, с которым она некогда носилась по окрестностям. Но парнишка этот превратился в мужчину. Мужчину, который, вполне вероятно, мог однажды стать ее мужем.
Шумный рынок, простые, грудой наваленные товары, живая торговля, запахи, обжигавшие ее ноздри – древесный дым, корица, немытая шерсть, – все это не могло отвлечь ее от этой мысли. Равенна всегда помнила, что она вне общества. Теперь же она поняла, что на самом деле все обстоит еще хуже. Воистину, она урод по природе. Из тех, кто редко думает о замужестве как таковом. Это не значит, что она не думала о любви. Но любовь, чувство самостоятельное и возвышенное, все же отличается от брака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109