Гарри на год моложе, они с Ноуэлом ровесники. А Лотти немного моложе Нины и немного старше тебя.
– Значит, ей тринадцать, – медленно проговорила Роуз, которая в эту минуту гадала, унаследовала ли Лотти такие же «риммингтоновские» рыжие волосы, как у нее самой, или они у нее сияющие тициановские, как у Нины. – Скажи мне, папа, Уильям и Гарри занимаются рисованием и музыкой, как наш Ноуэл? – задала она следующий вопрос.
Ей ужасно хотелось познакомиться с ними, встречаться, быть одной семьей, вместе проводить Рождество и дни рождения, вместе ездить на пикники на Шипли-Глен и Бейлдон-Мур.
Лоренс набил трубку табаком.
– У Риммингтонов нет художественных дарований, – сухо проговорил он. – Ты и Ноуэл унаследовали эти способности по линии Сагденов. Риммингтоны наделены физической активностью. Один из твоих двоюродных дедушек погиб, сражаясь с зулусами. Другой эмигрировал в Канаду и стал охотником-траппером.
– А дедушка стал шерстяным бароном?
Девочка произнесла это с оттенком гордости, и Лоренс слегка нахмурился.
– Он предпочитает думать о себе именно так, – ответил он, раскуривая трубку; ему не хотелось, чтобы дочь хоть чем-то восхищалась в бездушном деспоте, который едва не разрушил их жизнь.
Вдали показался трамвай, и отец с дочерью встали со скамейки.
– Я собираюсь навестить дедушку Риммингтона, когда вырасту, – решительным тоном заявила Роуз. – Хочет он познакомиться со мной или нет, я все равно намерена познакомиться с ним.
Лоренс крепко стиснул зубами трубку. Ничего себе результат откровенного разговора! Когда Роуз начнет его расспрашивать о деде и вообще о риммингтоновской семье в следующий раз, стоит быть поосторожнее. При одной мысли о том, что Роуз, или Нина, или Ноуэл переступят порог помпезного дома Калеба Риммингтона, волосы на затылке у Лоренса вставали дыбом. Он и Лиззи так настрадались от бурных столкновений с ее отцом, что хватит на всю оставшуюся жизнь, – и больше не надо.
– Не думаю, что это такая уж хорошая мысль, малышка, – сказал он, когда они уже вошли в трамвай. – Более того, я считаю ее очень и очень плохой.
– Па не сказал, почему он считает эту мысль плохой? – спросил Ноуэл, сосредоточенно сдвинув брови – он как раз в это время наносил клей на какое-то сложное соединение в модели моноплана.
Это было после чая, и они все втроем сидели в гостиной. В отличие от всех других гостиных, в каких им доводилось бывать, эта-не была чинной и неудобной комнатой, предназначенной только для приема гостей. Если становилось холодновато, на каминной решетке тотчас зажигали уголь. За стеклянными дверцами шкафа из орехового дерева книги соперничали за место с драгоценными безделушками. У одной из стен стояло настоящее бродвудское фортепиано, верх которого был заставлен фотографиями в серебряных рамках. В нише у широкого окна находился стол красного дерева, накрытый свисающей до полу светло-коричневой плюшевой скатертью с бахромой. Именно на этом столе и занимался своей кропотливой работой Ноуэл: причудливые кусочки бальсового дерева с пазами были аккуратно разложены на листе газеты, чтобы клей не попал на плюшевую скатерть.
– Разумеется, не сказал, – нетерпеливо опередила Нина ответ Роуз. – Это просто чудо, что он даже упомянул дедушку Риммингтона по имени. Мама ни за что бы этого не сделала. Я бессчетное количество раз пыталась хоть что-то вытянуть из нее, но это все равно что пытаться извлечь кровь из камня. Совершенно невозможно.
Она приняла более удобное положение в кресле, стоящем между столом и открытым окном, заботливо убедившись при этом, что в процессе перемещения ее темно-синее, длиной до самых лодыжек, платье с передником не помялось.
За окном в тщательно ухоженном саду исходили дивным ароматом белые розы: куст «Жанна д'Арк» был весь покрыт каскадами молочно-белых цветов, а у самого окна сияли бело-розовым светом стебли «Фелисите Пармантье».
– Это просто ошеломляет, – продолжала Нина, взяв в руку оправленный в слоновую кость полисуар для ногтей, который лежал до этого у нее на коленях. – Как мы все понимаем, дедушка Риммингтон мог бы поинтересоваться нами хотя бы так же, как мы интересуемся им. – Нина принялась энергично полировать ногти; два тяжелых черепаховых гребня удерживали ее великолепные волосы. – Подумать только, как изменилась бы наша жизнь, если бы мы поддерживали с ним хорошие отношения! Мы бы разъезжали на автомобилях. Может, ездили бы за фаницу! Когда Ноуэлу исполнилось бы на будущий год восемнадцать, он мог бы уехать изучать искусство в Париж или во Флоренцию, а я…
Но прежде чем она успела начать перечисление множества материальных преимуществ, какие лично ей принесли бы тесные семейные отношения с дедушкой Риммингтоном, Роуз заметила неодобрительно:
– Это совсем не те причины, по которым хотелось бы установить дружеские отношения с маминой семьей. Настоящая причина другая. Они наши кровные родственники, причем единственные, в этом все дело.
– Ах, ну конечно, это само собой разумеется, – согласилась Нина таким тоном, словно о столь очевидном поводе не стоило и упоминать. – Но подумай, как было бы чудесно, если бы нас часто приглашали в Крэг-Сайд. Такой большой дом – просто замечательное место для званых вечеров и танцев. Пари держу, что у них есть бальный зал, и зимний сад, и…
– Это всего лишь дом шерстяного барона в Илкли, а не курзал в Блэкпуле, – сухо произнес Ноуэл, поднося к свету почти законченную модель моноплана, на котором Луи Блерио перелетел через Ла-Манш. – А поскольку дядя Уолтер овдовел, вряд ли они там много занимаются танцами. Да и возраст у наших кузенов не совсем для этого подходящий, как мне кажется. Уильям только на год старше меня, а Гарри и Шарлотте четырнадцать и пятнадцать или пятнадцать и шестнадцать, не знаю точно.
– Па сказал, что Гарри шестнадцать, как тебе, а Шарлотта немного моложе Нины и немного старше меня, – сказала Роуз, обрадованная тем, что Ноуэл обуздал экзотические полеты фантазий Нины. – Только он называл ее не Шарлоттой, а Лотти.
Ноуэл положил моноплан на стол и откинул темно-рыжую прядь спутанных волос, упавшую ему на глаза.
– Значит, ма и па как-то общаются с Риммингтона-ми, иначе откуда бы па узнал, что Шарлотту называют Лотти?
Замечание было проницательное, но прозвучало совершенно безразлично. Ноуэл за несколько лет собрал немало сведений о родственниках и давно уже пришел к выводу, что все они мещане, настоящие филистеры. Обладая большим состоянием, ни дед Ноуэла по матери, ни дядя не покровительствовали искусствам. С точки зрения Ноуэла, это было непостижимое упущение. Впрочем, помолчав, Ноуэл спросил с нескрываемым любопытством:
– Па не говорил, интересуется ли Уильям искусством, настоящим или прикладным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Значит, ей тринадцать, – медленно проговорила Роуз, которая в эту минуту гадала, унаследовала ли Лотти такие же «риммингтоновские» рыжие волосы, как у нее самой, или они у нее сияющие тициановские, как у Нины. – Скажи мне, папа, Уильям и Гарри занимаются рисованием и музыкой, как наш Ноуэл? – задала она следующий вопрос.
Ей ужасно хотелось познакомиться с ними, встречаться, быть одной семьей, вместе проводить Рождество и дни рождения, вместе ездить на пикники на Шипли-Глен и Бейлдон-Мур.
Лоренс набил трубку табаком.
– У Риммингтонов нет художественных дарований, – сухо проговорил он. – Ты и Ноуэл унаследовали эти способности по линии Сагденов. Риммингтоны наделены физической активностью. Один из твоих двоюродных дедушек погиб, сражаясь с зулусами. Другой эмигрировал в Канаду и стал охотником-траппером.
– А дедушка стал шерстяным бароном?
Девочка произнесла это с оттенком гордости, и Лоренс слегка нахмурился.
– Он предпочитает думать о себе именно так, – ответил он, раскуривая трубку; ему не хотелось, чтобы дочь хоть чем-то восхищалась в бездушном деспоте, который едва не разрушил их жизнь.
Вдали показался трамвай, и отец с дочерью встали со скамейки.
– Я собираюсь навестить дедушку Риммингтона, когда вырасту, – решительным тоном заявила Роуз. – Хочет он познакомиться со мной или нет, я все равно намерена познакомиться с ним.
Лоренс крепко стиснул зубами трубку. Ничего себе результат откровенного разговора! Когда Роуз начнет его расспрашивать о деде и вообще о риммингтоновской семье в следующий раз, стоит быть поосторожнее. При одной мысли о том, что Роуз, или Нина, или Ноуэл переступят порог помпезного дома Калеба Риммингтона, волосы на затылке у Лоренса вставали дыбом. Он и Лиззи так настрадались от бурных столкновений с ее отцом, что хватит на всю оставшуюся жизнь, – и больше не надо.
– Не думаю, что это такая уж хорошая мысль, малышка, – сказал он, когда они уже вошли в трамвай. – Более того, я считаю ее очень и очень плохой.
– Па не сказал, почему он считает эту мысль плохой? – спросил Ноуэл, сосредоточенно сдвинув брови – он как раз в это время наносил клей на какое-то сложное соединение в модели моноплана.
Это было после чая, и они все втроем сидели в гостиной. В отличие от всех других гостиных, в каких им доводилось бывать, эта-не была чинной и неудобной комнатой, предназначенной только для приема гостей. Если становилось холодновато, на каминной решетке тотчас зажигали уголь. За стеклянными дверцами шкафа из орехового дерева книги соперничали за место с драгоценными безделушками. У одной из стен стояло настоящее бродвудское фортепиано, верх которого был заставлен фотографиями в серебряных рамках. В нише у широкого окна находился стол красного дерева, накрытый свисающей до полу светло-коричневой плюшевой скатертью с бахромой. Именно на этом столе и занимался своей кропотливой работой Ноуэл: причудливые кусочки бальсового дерева с пазами были аккуратно разложены на листе газеты, чтобы клей не попал на плюшевую скатерть.
– Разумеется, не сказал, – нетерпеливо опередила Нина ответ Роуз. – Это просто чудо, что он даже упомянул дедушку Риммингтона по имени. Мама ни за что бы этого не сделала. Я бессчетное количество раз пыталась хоть что-то вытянуть из нее, но это все равно что пытаться извлечь кровь из камня. Совершенно невозможно.
Она приняла более удобное положение в кресле, стоящем между столом и открытым окном, заботливо убедившись при этом, что в процессе перемещения ее темно-синее, длиной до самых лодыжек, платье с передником не помялось.
За окном в тщательно ухоженном саду исходили дивным ароматом белые розы: куст «Жанна д'Арк» был весь покрыт каскадами молочно-белых цветов, а у самого окна сияли бело-розовым светом стебли «Фелисите Пармантье».
– Это просто ошеломляет, – продолжала Нина, взяв в руку оправленный в слоновую кость полисуар для ногтей, который лежал до этого у нее на коленях. – Как мы все понимаем, дедушка Риммингтон мог бы поинтересоваться нами хотя бы так же, как мы интересуемся им. – Нина принялась энергично полировать ногти; два тяжелых черепаховых гребня удерживали ее великолепные волосы. – Подумать только, как изменилась бы наша жизнь, если бы мы поддерживали с ним хорошие отношения! Мы бы разъезжали на автомобилях. Может, ездили бы за фаницу! Когда Ноуэлу исполнилось бы на будущий год восемнадцать, он мог бы уехать изучать искусство в Париж или во Флоренцию, а я…
Но прежде чем она успела начать перечисление множества материальных преимуществ, какие лично ей принесли бы тесные семейные отношения с дедушкой Риммингтоном, Роуз заметила неодобрительно:
– Это совсем не те причины, по которым хотелось бы установить дружеские отношения с маминой семьей. Настоящая причина другая. Они наши кровные родственники, причем единственные, в этом все дело.
– Ах, ну конечно, это само собой разумеется, – согласилась Нина таким тоном, словно о столь очевидном поводе не стоило и упоминать. – Но подумай, как было бы чудесно, если бы нас часто приглашали в Крэг-Сайд. Такой большой дом – просто замечательное место для званых вечеров и танцев. Пари держу, что у них есть бальный зал, и зимний сад, и…
– Это всего лишь дом шерстяного барона в Илкли, а не курзал в Блэкпуле, – сухо произнес Ноуэл, поднося к свету почти законченную модель моноплана, на котором Луи Блерио перелетел через Ла-Манш. – А поскольку дядя Уолтер овдовел, вряд ли они там много занимаются танцами. Да и возраст у наших кузенов не совсем для этого подходящий, как мне кажется. Уильям только на год старше меня, а Гарри и Шарлотте четырнадцать и пятнадцать или пятнадцать и шестнадцать, не знаю точно.
– Па сказал, что Гарри шестнадцать, как тебе, а Шарлотта немного моложе Нины и немного старше меня, – сказала Роуз, обрадованная тем, что Ноуэл обуздал экзотические полеты фантазий Нины. – Только он называл ее не Шарлоттой, а Лотти.
Ноуэл положил моноплан на стол и откинул темно-рыжую прядь спутанных волос, упавшую ему на глаза.
– Значит, ма и па как-то общаются с Риммингтона-ми, иначе откуда бы па узнал, что Шарлотту называют Лотти?
Замечание было проницательное, но прозвучало совершенно безразлично. Ноуэл за несколько лет собрал немало сведений о родственниках и давно уже пришел к выводу, что все они мещане, настоящие филистеры. Обладая большим состоянием, ни дед Ноуэла по матери, ни дядя не покровительствовали искусствам. С точки зрения Ноуэла, это было непостижимое упущение. Впрочем, помолчав, Ноуэл спросил с нескрываемым любопытством:
– Па не говорил, интересуется ли Уильям искусством, настоящим или прикладным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64