– В этом доме прежде всего ценятся доброе имя и добрый нрав, юноша, – добавил он с истинно брэдфордской прямотой. – Если ваши намерения такие честные, какими мы их считаем, вы можете ухаживать за Сарой, как и любой другой порядочный молодой мужчина. Если это не так, никакие капиталы не сделают вас желанным гостем в этом доме. Вам лучше уйти отсюда, и поскорей.
Уильям не ушел. Он сел и выпил чашку чаю с ломтиком пирога с мятой и коринкой, испеченного миссис Торп. К тому времени как он собрался уходить, Уильям пришел в состояние невероятного изумления перед широтой самообразования мистера Торпа. Отец Сары ссылался в разговоре на труды доктора Джонсона, поэзию Джона Мильтона, романы Чарлза Диккенса и Джордж Элиот – и все это к месту.
– Как же па может не быть начитанным? – вполне резонно сказала Сара, когда они с Уильямом остались вдвоем. – Он проповедник и свою Библию знает наизусть.
– Да, понятно, именно этого я и ожидал, – возразил Уильям, все еще ошеломленный строчками из «Потерянного рая» Мильтона, процитированными контролером ткацкого цеха. – Но я никак не думал, что он знает наизусть Мильтона!
Сейчас он замедлил шаги и остановился, когда лес поредел и впереди открылась Хоуортроуд.
– Я тебя встречу в субботу в два часа. Еды с собой не бери, я об этом позабочусь.
Сегодня Уильяму особенно не хотелось расставаться с любимой. Сара положила голову ему на плечо, Уильям обнял ее за талию и прижал к себе теснее, чем обычно.
– Я не собираюсь ждать до дня своего рождения, чтобы сказать о тебе отцу, – произнес он решительно. – Скажу ему в субботу вечером за обедом. Хочу, чтобы мы могли объявить о нашей помолвке в день моего рождения, Сара. Хочу, чтобы мы поженились на Рождество.
Сара широко раскрыла темно-голубые с черными ресницами глаза, и у него перехватило дыхание. Как могла вполне обыденная чета Торп произвести на свет такую красавицу? Ее густые каштановые волосы темного оттенка, собранные в свободный высокий узел, казались почти черными. Тонкие, прекрасного рисунка брови, благородный овал лица и свойственное ей невинное выражение делали Сару похожей на мадонн Рафаэля или Перуджино, а не на девушку из Йоркшира, родившуюся в строгой методистской семье.
– Сара…
Желание вспыхнуло в нем, такое жаркое и яростное, что Уильям боялся утратить контроль над собой. Они должны пожениться как можно скорее! Должны! Он больше не в силах держать в узде свое желание обладать ею, не в силах целовать ее только нежно, без страсти.
Прикосновение ее груди, когда она в своей невинной чувственности прильнула к нему, было невыносимо возбуждающим. И Уильям не осмеливался поцеловать Сару на прощанье – он утратил бы над собой всякую власть.
– Сара… – повторил он хрипло. – Сара, я…
Как бы прочитав его мысли, как бы разделяя силу его влечения, она повернулась к нему всем телом и подняла на него глаза, полные великой любви.
Уильям шумно втянул в себя воздух, и на короткое мгновение, когда луч солнца упал на них двоих сквозь листву, показалось, что время остановилось.
– Я люблю тебя, – произнес Уильям глухо, почти не в состоянии воспроизводить звуки речи. – Ты моя крепость и мир мой, Сара, и я буду любить тебя до конца своих дней.
Ее руки обвились вокруг шеи Уильяма.
– Я буду любить тебя дольше, Уильям. Я буду любить тебя всегда.
Это нельзя было вынести и преодолеть. Уильям оттолкнул от себя велосипед, и тот свалился в заросли лилий. Уильям прижал к себе Сару с такой силой и страстью, о которых раньше мог только мечтать. И прильнул губами к ее губам.
Роуз, Дженни и Микки взирали на мир с места своих обычных встреч, то бишь с крыши сарая, который Порриты делили с тремя другими семьями.
– Неужели ты вправду увидишь короля и королеву, когда вы поедете в Лондон? – почти с благоговением спросила Дженни у Роуз. – Вы будете в Вестминстерском аббатстве, когда королю возложат на голову корону?
– Нет, разумеется. – Микки исполнилось семнадцать, и наивность пятнадцатилетней Дженни часто его раздражала. Он выдернул травинку из щели на крыше и сунул в уголок рта, недовольный собой и всем миром. – В аббатстве займут места одни аристократы, – продолжал он, глядя не на Дженни, а на Роуз. – А фабриканты никакие не аристократы. Такой же простой народ, как мы, только сумели деньгу зашибить. А зашибли они деньгу потому, что такие слабоумные, как ты, Дженни, на них вкалывают.
Дженни сидела, обхватив руками колени, и теперь сжала пальцы так, что побелели костяшки. Она терпеть не могла, когда Микки разговаривал с ней как с маленькой девочкой, а еще больше ей не нравилось, что он смотрит на Роуз несчастными глазами. Ну и что из того, что у нее дружба с Риммингтонами? За что Микки их так не переносит?
– Где же мне еще работать, если не на фабрике? – возразила Дженни; ей очень хотелось, чтобы Микки уделил ей хоть частицу того внимания, которое уделял Роуз. – Не все же могут работать возчиками, как ты и твой отец, а кроме того, мне нравится работать у Латте-руорта. Ткать, может, и трудно, но мы часто веселимся, хоть нам и приходится кричать во все горло, чтобы слышать друг друга.
Микки пренебрежительно фыркнул и передвинул травинку в другой угол рта. Он был в ткацкой всего один раз, когда они с отцом брали там шодди – переработанную из старья и восстановленную шерсть. Никакая сила в мире не заставила бы его пойти в тот цех снова. Он привык находиться на свежем воздухе, при лошади и телеге, и терпеть не мог закрытые помещения.
– Мы обязательно увидим короля Георга и королеву Марию, – сказала Роуз, про себя удивляясь, с чего это Микки стал таким раздражительным и вообще сильно изменился. – По Лондону пройдет огромная процессия, и мы будем смотреть на нее со Стрэнда.
Дженни не имела представления о том, что такое Стрэнд, но, по ее мнению, это должно быть чудесное место, раз туда пойдут Риммингтоны. Видения лошадей с разноцветными плюмажами на головах, золоченых карет, знамен и флагов возникли в ее воображении, и она почти забыла о своей обиде на Микки. Там будут солдаты в красивой форме, и не только солдаты, но и конная гвардия, гренадеры, лейб-гвардейцы…
– Мы сами не будем в аббатстве, но там будет один друг Нины, – продолжала Роуз вовсе не затем, чтобы похвастаться, а потому, что хотела сообщить Дженни интересные для нее подробности. – Его зовут Руперт Уинтертон, и Нина чуть не свалилась со стула за завтраком, когда прочитала его имя в «Тайме» в списке почетных гостей. Он самый молодой герцог в Англии, и о нем там поместили статью-с фотографией.
– Ну и что? – воинственно спросил Микки. – Подумаешь, делов-то! Титул не делает его лучше других людей. Он герцог только потому, что его отец был герцогом. И не за-слу-жил право быть герцогом, так или не так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Уильям не ушел. Он сел и выпил чашку чаю с ломтиком пирога с мятой и коринкой, испеченного миссис Торп. К тому времени как он собрался уходить, Уильям пришел в состояние невероятного изумления перед широтой самообразования мистера Торпа. Отец Сары ссылался в разговоре на труды доктора Джонсона, поэзию Джона Мильтона, романы Чарлза Диккенса и Джордж Элиот – и все это к месту.
– Как же па может не быть начитанным? – вполне резонно сказала Сара, когда они с Уильямом остались вдвоем. – Он проповедник и свою Библию знает наизусть.
– Да, понятно, именно этого я и ожидал, – возразил Уильям, все еще ошеломленный строчками из «Потерянного рая» Мильтона, процитированными контролером ткацкого цеха. – Но я никак не думал, что он знает наизусть Мильтона!
Сейчас он замедлил шаги и остановился, когда лес поредел и впереди открылась Хоуортроуд.
– Я тебя встречу в субботу в два часа. Еды с собой не бери, я об этом позабочусь.
Сегодня Уильяму особенно не хотелось расставаться с любимой. Сара положила голову ему на плечо, Уильям обнял ее за талию и прижал к себе теснее, чем обычно.
– Я не собираюсь ждать до дня своего рождения, чтобы сказать о тебе отцу, – произнес он решительно. – Скажу ему в субботу вечером за обедом. Хочу, чтобы мы могли объявить о нашей помолвке в день моего рождения, Сара. Хочу, чтобы мы поженились на Рождество.
Сара широко раскрыла темно-голубые с черными ресницами глаза, и у него перехватило дыхание. Как могла вполне обыденная чета Торп произвести на свет такую красавицу? Ее густые каштановые волосы темного оттенка, собранные в свободный высокий узел, казались почти черными. Тонкие, прекрасного рисунка брови, благородный овал лица и свойственное ей невинное выражение делали Сару похожей на мадонн Рафаэля или Перуджино, а не на девушку из Йоркшира, родившуюся в строгой методистской семье.
– Сара…
Желание вспыхнуло в нем, такое жаркое и яростное, что Уильям боялся утратить контроль над собой. Они должны пожениться как можно скорее! Должны! Он больше не в силах держать в узде свое желание обладать ею, не в силах целовать ее только нежно, без страсти.
Прикосновение ее груди, когда она в своей невинной чувственности прильнула к нему, было невыносимо возбуждающим. И Уильям не осмеливался поцеловать Сару на прощанье – он утратил бы над собой всякую власть.
– Сара… – повторил он хрипло. – Сара, я…
Как бы прочитав его мысли, как бы разделяя силу его влечения, она повернулась к нему всем телом и подняла на него глаза, полные великой любви.
Уильям шумно втянул в себя воздух, и на короткое мгновение, когда луч солнца упал на них двоих сквозь листву, показалось, что время остановилось.
– Я люблю тебя, – произнес Уильям глухо, почти не в состоянии воспроизводить звуки речи. – Ты моя крепость и мир мой, Сара, и я буду любить тебя до конца своих дней.
Ее руки обвились вокруг шеи Уильяма.
– Я буду любить тебя дольше, Уильям. Я буду любить тебя всегда.
Это нельзя было вынести и преодолеть. Уильям оттолкнул от себя велосипед, и тот свалился в заросли лилий. Уильям прижал к себе Сару с такой силой и страстью, о которых раньше мог только мечтать. И прильнул губами к ее губам.
Роуз, Дженни и Микки взирали на мир с места своих обычных встреч, то бишь с крыши сарая, который Порриты делили с тремя другими семьями.
– Неужели ты вправду увидишь короля и королеву, когда вы поедете в Лондон? – почти с благоговением спросила Дженни у Роуз. – Вы будете в Вестминстерском аббатстве, когда королю возложат на голову корону?
– Нет, разумеется. – Микки исполнилось семнадцать, и наивность пятнадцатилетней Дженни часто его раздражала. Он выдернул травинку из щели на крыше и сунул в уголок рта, недовольный собой и всем миром. – В аббатстве займут места одни аристократы, – продолжал он, глядя не на Дженни, а на Роуз. – А фабриканты никакие не аристократы. Такой же простой народ, как мы, только сумели деньгу зашибить. А зашибли они деньгу потому, что такие слабоумные, как ты, Дженни, на них вкалывают.
Дженни сидела, обхватив руками колени, и теперь сжала пальцы так, что побелели костяшки. Она терпеть не могла, когда Микки разговаривал с ней как с маленькой девочкой, а еще больше ей не нравилось, что он смотрит на Роуз несчастными глазами. Ну и что из того, что у нее дружба с Риммингтонами? За что Микки их так не переносит?
– Где же мне еще работать, если не на фабрике? – возразила Дженни; ей очень хотелось, чтобы Микки уделил ей хоть частицу того внимания, которое уделял Роуз. – Не все же могут работать возчиками, как ты и твой отец, а кроме того, мне нравится работать у Латте-руорта. Ткать, может, и трудно, но мы часто веселимся, хоть нам и приходится кричать во все горло, чтобы слышать друг друга.
Микки пренебрежительно фыркнул и передвинул травинку в другой угол рта. Он был в ткацкой всего один раз, когда они с отцом брали там шодди – переработанную из старья и восстановленную шерсть. Никакая сила в мире не заставила бы его пойти в тот цех снова. Он привык находиться на свежем воздухе, при лошади и телеге, и терпеть не мог закрытые помещения.
– Мы обязательно увидим короля Георга и королеву Марию, – сказала Роуз, про себя удивляясь, с чего это Микки стал таким раздражительным и вообще сильно изменился. – По Лондону пройдет огромная процессия, и мы будем смотреть на нее со Стрэнда.
Дженни не имела представления о том, что такое Стрэнд, но, по ее мнению, это должно быть чудесное место, раз туда пойдут Риммингтоны. Видения лошадей с разноцветными плюмажами на головах, золоченых карет, знамен и флагов возникли в ее воображении, и она почти забыла о своей обиде на Микки. Там будут солдаты в красивой форме, и не только солдаты, но и конная гвардия, гренадеры, лейб-гвардейцы…
– Мы сами не будем в аббатстве, но там будет один друг Нины, – продолжала Роуз вовсе не затем, чтобы похвастаться, а потому, что хотела сообщить Дженни интересные для нее подробности. – Его зовут Руперт Уинтертон, и Нина чуть не свалилась со стула за завтраком, когда прочитала его имя в «Тайме» в списке почетных гостей. Он самый молодой герцог в Англии, и о нем там поместили статью-с фотографией.
– Ну и что? – воинственно спросил Микки. – Подумаешь, делов-то! Титул не делает его лучше других людей. Он герцог только потому, что его отец был герцогом. И не за-слу-жил право быть герцогом, так или не так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64