– Ты мог бы подумать, что и на других фабриках поступают точно так же, но ничего подобного нет. Генеральный союз рабочих текстильной промышленности с давних пор ведет споры с некоторыми местными фабрикантами. Фабрика Риммингтонов, тебе, наверное, приятно будет это узнать, просто свет в окошке, когда речь идет об условиях и оплате труда.
Ноуэл ей не ответил. Он даже не слышал ее. По газону большой, освещенной солнцем лужайки, усеянной лежаками для пациентов и креслами-каталками, быстро двигалась по направлению к лестнице на террасу тоненькая фигурка. В одной руке у нее была дорожная сумка, через другую переброшено летнее пальто. Ее когда-то длинные, до самой талии, волосы теперь были коротко подстрижены, а каждая линия тела и каждое движение были отмечены элегантной уверенностью в себе.
– Лотти! – произнес он, и блокнот для эскизов соскользнул на землю у него с колен, когда он так крепко вцепился в подлокотники кресла, что Роуз уверилась, что он намерен чудом встать на ноги и бежать. – Лотти!
Один взгляд, брошенный на Лотти, сказал Роуз, что визит ее отнюдь не случаен. Что она приехала не затем, чтобы вскоре покинуть дом, а затем, чтобы здесь остаться. Она дома, потому что дома Ноуэл. Дома, потому что намерена ухаживать за ним, пока он не поправится. Дома, потому что поняла: в жизни есть не только один вид смелости. И больше никогда в жизни она не бросит Ноуэлу обвинение в трусости.
– Вы слышите жаворонков? – спросил Гарри своего адъютанта. – Можно было бы считать, что грохот орудий прогнал их на много миль отсюда, правда? И тем не менее, как только в стрельбе наступает хотя бы десятиминутный перерыв, становится слышно, как они заливаются так, словно сердечки их вот-вот разорвутся.
– Они не поют так радостно всего в нескольких милях от фронта, сэр, – ответил адъютант с насмешливой ухмылкой. – Французские фермеры стреляют их и употребляют в начинку для пирогов. Я считаю, что эти малыши чувствуют себя здесь в безопасности. Тут из-за каждой кочки торчит ружье, но мы не слишком часто пускаем их в ход, не так ли? Немцы на том же месте, где были три проклятых кровавых года назад, и я сомневаюсь, что Западный Йоркширский батальон, который присоединится к нам для следующей вылазки, поспособствует переменам.
Гарри криво улыбнулся. Его не задевало, что адъютант обращается к нему запанибрата. Слишком много они пережили вместе. Неповиновение, разумеется, совсем другое дело. Французы были поражены этой болезнью до такой степени, что некоторые случаи превращались в открытый бунт. Гарри убрал пистолет в кобуру. Если в качестве нового пополнения прибудут брэдфордские парни, о неповиновении командиру и речи быть не может. Это будут закаленные в сражениях солдаты. Самые лучшие, которых пожелал бы иметь под своей командой любой офицер.
Шагая по скрипучему деревянному настилу, Гарри отправился инспектировать пополнение. Брэдфорд. Кажется, он за миллион миль отсюда. В другом мире. Любопытно, плавают ли еще гребные лодки по озеру в Листер-парке? Гуляет ли Роуз вместе с Дженни в этом парке? Вряд ли. Дженни теперь замужняя женщина, у нее нет времени на долгие прогулки, да и у Роуз тоже.
«Не с этой девушкой тебя я видел в Брайтоне, – запел кто-то из его солдат. – Так кто же, кто же, кто твоя подружка?»
Гарри знал, кого бы он хотел считать своей подружкой. Это стало ясно ему уже давно. Самое скверное, что он не знает, как сказать ей об этом. Она всегда считала, что он любит Нину. Да он и сам очень долго, даже слишком долго верил, что любит ее. Пока у него наконец не открылись глаза, он воображал себя обездоленным, был уверен, что больше никогда не испытает такого глубокого чувства.
А потом, стоя на холме среди вереска и глядя на обращенное к нему солнечно улыбающееся лицо Роуз, он понял, что все прошедшее было не более чем импульсивным, безрассудным юношеским увлечением. Роуз стала его настоящей, искренней любовью. Горячо преданный друг с неистребимым чувством юмора и запасом подлинных душевных ценностей, она и есть его судьба и его прибежище, его пламенная страсть и желанный покой.
– Это правда, что завтра в ночь начнется большая заварушка, сэр? – обратился к нему с вопросом парень с золотой нашивкой за ранение на рукаве.
– Я еще не получал об этом сведений, сержант, – просто ответил Гарри. – В ту же минуту, как услышу, доведу до общего сведения.
Гарри гадал, как отнесется Роуз к его признанию в любви. Быть может, произойдет чудо и она скажет, что научится любить его. Проживут ли они остаток жизни в Крэг-Сайде? Станут ли вместе руководить фабрикой? Станут ли…
– Взвод под командованием сержанта Поррита занимает пулеметный пост номер три, сэр, – нарушая ход его мыслей, произнес адъютант.
– Поррит? – Гарри едва не упал, оступившись на узком настиле. – Вы сказали, Поррит?
– Так точно, сэр. Он парень строптивый, но воюет с первого дня и заработал столько медалей, что ленточками от них можно было бы разукрасить майское дерево.
Несмотря на дурное настроение, Гарри не удержался от смеха. Сержант Поррит не может быть никем иным, кроме Микки Поррита. Тот всегда был строптив, особенно по отношению к нему.
Ускорив шаги, он прошел мимо группы солдат, разбирающих большой ящик с боеприпасами, и свернул к позиции пулеметного расчета. Солдаты растянулись на земле где пришлось, используя возможность, отдохнуть, пусть и без особых удобств. При появлении офицера все тотчас вскочили и вытянулись по стойке «смирно», отдавая честь.
Гарри посмотрел на их сержанта и широко улыбнулся. Перед ним стоял Микки собственной персоной, но Микки посерьезневший и повзрослевший; плечи его раздались еще шире, а мускулы стали еще заметнее, чем в то время, когда он видел парня в последний раз.
– Как здорово, что я встретил тебя, Микки, – произнес Гарри от всей души.
– Сэр, – только и сказал Микки, приложив руку к фуражке.
– Вольно, – скомандовал Гарри солдатам взвода. – Ну, Микки, я уж думал, нас с тобой так и не сведет война. Ты ведь был под Лусом, верно?
– Да, сэр, – все так же лаконично ответил Микки, явно не собираясь вступать в разговор.
Три распроклятых года провел он в распроклятой Бельгии, а теперь должен исполнять приказы распроклятого Риммингтона, пропади он пропадом, этот Гарри!
Все благодушие Гарри словно ветром сдуло. Выходит, Микки не желает вспоминать об их коротких отношениях в Брэдфорде. Впрочем, и в те времена, когда Поррит жил на Бексайд-стрит, он ясно давал понять, что у него нет времени для щеголей из Крэг-Сайда, а теперь он не намерен вступать в дружелюбные отношения с офицером.
– Ты осведомлен, что завтра нам вроде бы предстоит серьезное дело? – продолжал Гарри, удивляясь про себя, насколько он обескуражен и огорчен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Ноуэл ей не ответил. Он даже не слышал ее. По газону большой, освещенной солнцем лужайки, усеянной лежаками для пациентов и креслами-каталками, быстро двигалась по направлению к лестнице на террасу тоненькая фигурка. В одной руке у нее была дорожная сумка, через другую переброшено летнее пальто. Ее когда-то длинные, до самой талии, волосы теперь были коротко подстрижены, а каждая линия тела и каждое движение были отмечены элегантной уверенностью в себе.
– Лотти! – произнес он, и блокнот для эскизов соскользнул на землю у него с колен, когда он так крепко вцепился в подлокотники кресла, что Роуз уверилась, что он намерен чудом встать на ноги и бежать. – Лотти!
Один взгляд, брошенный на Лотти, сказал Роуз, что визит ее отнюдь не случаен. Что она приехала не затем, чтобы вскоре покинуть дом, а затем, чтобы здесь остаться. Она дома, потому что дома Ноуэл. Дома, потому что намерена ухаживать за ним, пока он не поправится. Дома, потому что поняла: в жизни есть не только один вид смелости. И больше никогда в жизни она не бросит Ноуэлу обвинение в трусости.
– Вы слышите жаворонков? – спросил Гарри своего адъютанта. – Можно было бы считать, что грохот орудий прогнал их на много миль отсюда, правда? И тем не менее, как только в стрельбе наступает хотя бы десятиминутный перерыв, становится слышно, как они заливаются так, словно сердечки их вот-вот разорвутся.
– Они не поют так радостно всего в нескольких милях от фронта, сэр, – ответил адъютант с насмешливой ухмылкой. – Французские фермеры стреляют их и употребляют в начинку для пирогов. Я считаю, что эти малыши чувствуют себя здесь в безопасности. Тут из-за каждой кочки торчит ружье, но мы не слишком часто пускаем их в ход, не так ли? Немцы на том же месте, где были три проклятых кровавых года назад, и я сомневаюсь, что Западный Йоркширский батальон, который присоединится к нам для следующей вылазки, поспособствует переменам.
Гарри криво улыбнулся. Его не задевало, что адъютант обращается к нему запанибрата. Слишком много они пережили вместе. Неповиновение, разумеется, совсем другое дело. Французы были поражены этой болезнью до такой степени, что некоторые случаи превращались в открытый бунт. Гарри убрал пистолет в кобуру. Если в качестве нового пополнения прибудут брэдфордские парни, о неповиновении командиру и речи быть не может. Это будут закаленные в сражениях солдаты. Самые лучшие, которых пожелал бы иметь под своей командой любой офицер.
Шагая по скрипучему деревянному настилу, Гарри отправился инспектировать пополнение. Брэдфорд. Кажется, он за миллион миль отсюда. В другом мире. Любопытно, плавают ли еще гребные лодки по озеру в Листер-парке? Гуляет ли Роуз вместе с Дженни в этом парке? Вряд ли. Дженни теперь замужняя женщина, у нее нет времени на долгие прогулки, да и у Роуз тоже.
«Не с этой девушкой тебя я видел в Брайтоне, – запел кто-то из его солдат. – Так кто же, кто же, кто твоя подружка?»
Гарри знал, кого бы он хотел считать своей подружкой. Это стало ясно ему уже давно. Самое скверное, что он не знает, как сказать ей об этом. Она всегда считала, что он любит Нину. Да он и сам очень долго, даже слишком долго верил, что любит ее. Пока у него наконец не открылись глаза, он воображал себя обездоленным, был уверен, что больше никогда не испытает такого глубокого чувства.
А потом, стоя на холме среди вереска и глядя на обращенное к нему солнечно улыбающееся лицо Роуз, он понял, что все прошедшее было не более чем импульсивным, безрассудным юношеским увлечением. Роуз стала его настоящей, искренней любовью. Горячо преданный друг с неистребимым чувством юмора и запасом подлинных душевных ценностей, она и есть его судьба и его прибежище, его пламенная страсть и желанный покой.
– Это правда, что завтра в ночь начнется большая заварушка, сэр? – обратился к нему с вопросом парень с золотой нашивкой за ранение на рукаве.
– Я еще не получал об этом сведений, сержант, – просто ответил Гарри. – В ту же минуту, как услышу, доведу до общего сведения.
Гарри гадал, как отнесется Роуз к его признанию в любви. Быть может, произойдет чудо и она скажет, что научится любить его. Проживут ли они остаток жизни в Крэг-Сайде? Станут ли вместе руководить фабрикой? Станут ли…
– Взвод под командованием сержанта Поррита занимает пулеметный пост номер три, сэр, – нарушая ход его мыслей, произнес адъютант.
– Поррит? – Гарри едва не упал, оступившись на узком настиле. – Вы сказали, Поррит?
– Так точно, сэр. Он парень строптивый, но воюет с первого дня и заработал столько медалей, что ленточками от них можно было бы разукрасить майское дерево.
Несмотря на дурное настроение, Гарри не удержался от смеха. Сержант Поррит не может быть никем иным, кроме Микки Поррита. Тот всегда был строптив, особенно по отношению к нему.
Ускорив шаги, он прошел мимо группы солдат, разбирающих большой ящик с боеприпасами, и свернул к позиции пулеметного расчета. Солдаты растянулись на земле где пришлось, используя возможность, отдохнуть, пусть и без особых удобств. При появлении офицера все тотчас вскочили и вытянулись по стойке «смирно», отдавая честь.
Гарри посмотрел на их сержанта и широко улыбнулся. Перед ним стоял Микки собственной персоной, но Микки посерьезневший и повзрослевший; плечи его раздались еще шире, а мускулы стали еще заметнее, чем в то время, когда он видел парня в последний раз.
– Как здорово, что я встретил тебя, Микки, – произнес Гарри от всей души.
– Сэр, – только и сказал Микки, приложив руку к фуражке.
– Вольно, – скомандовал Гарри солдатам взвода. – Ну, Микки, я уж думал, нас с тобой так и не сведет война. Ты ведь был под Лусом, верно?
– Да, сэр, – все так же лаконично ответил Микки, явно не собираясь вступать в разговор.
Три распроклятых года провел он в распроклятой Бельгии, а теперь должен исполнять приказы распроклятого Риммингтона, пропади он пропадом, этот Гарри!
Все благодушие Гарри словно ветром сдуло. Выходит, Микки не желает вспоминать об их коротких отношениях в Брэдфорде. Впрочем, и в те времена, когда Поррит жил на Бексайд-стрит, он ясно давал понять, что у него нет времени для щеголей из Крэг-Сайда, а теперь он не намерен вступать в дружелюбные отношения с офицером.
– Ты осведомлен, что завтра нам вроде бы предстоит серьезное дело? – продолжал Гарри, удивляясь про себя, насколько он обескуражен и огорчен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64