– Что теперь будет делать мама? – спросила у Роуз Нина, кожа на лице у которой оставалась такой же чистой, без единого пятнышка, словно лучший фарфор, несмотря на реки пролитых слез.
Роуз, поглощенной своим горем, было совершенно безразлично, как она выглядит физически; Нине она ответила невесело и вяло:
– Не знаю. Наверное, она останется здесь. И я вернусь сюда, буду жить с мамой, чтобы ей не было так одиноко, и…
– В этом нет необходимости, – вмешался в их разговор Уильям. – Мама хочет перебраться к нам. Если как следует подумать, то мысль эта хорошая. Когда заседает парламент и я нахожусь в Лондоне, Саре даже не с кем пообщаться, вот мама и составит ей компанию. К тому же она обожает Эмму-Роуз и поможет Саре ухаживать за девочкой.
Мысль была и в самом деле хорошей, но она не облегчала бремени горя для Роуз. Это значило, что больше у нее не будет дома на Бексайд-стрит. Не будет она жить в непосредственном соседстве с Полли и Дженни, в доме, куда в любое время дня могут заглянуть Герти или Альберт и подбодрить ее добрым словом. Отныне Крэг-Сайд станет ее домом. Ну а когда дядя Уолтер женится на Полли и они уедут в Скарборо? Роуз прогнала от себя эту мысль. Какое значение сейчас имеет для нее что бы то ни было по сравнению с потерей ее милого, любимого отца?
Глава 14
Следующие несколько недель, когда Гарри уехал в лагерь, Уильям курсировал между Лондоном и Брэдфордом, Ноуэл, Нина и Лотти жили в Лондоне, а ее мать поселилась у Сары, Роуз спасала работа.
Она теперь оставалась младшим художником только номинально, а на самом деле руководила всем отделом и, более того, в ряде случаев практически всей фабрикой.
– Что ты думаешь об этом, Роуз? – спрашивал Уолтер за обедом, который они вкушали только вдвоем в величественной столовой Крэг-Сайда. – Стоит ли мне дать согласие? Следует ли браться за этот государственный контракт? Как повел бы себя в данном случае Гарри? И что он подумал бы?
Его вопросы и оговорки были бесконечными. Чтобы давать ему советы, Роуз только и оставалось, что по возможности изучить управление фабрикой во всей полноте и положиться на свой здравый смысл и на удачу.
В июне она была потрясена убийством в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника трона Габсбургов, но все еще не думала, что предсказания Гарри насчет войны между Великобританией и Германией вот-вот сбудутся.
– Политика нейтралитета удержит нас в стороне от схватки, – сказал Уолтер, и Роуз успокоилась. – Эти новые беспорядки на Балканах развеются как дым подобно всем предыдущим.
В этом случае, как и во многих других, Уолтер ошибся. Ультиматумы были заявлены. Армии мобилизованы. Кайзер объявил войну сцоему двоюродному брату, русскому царю, а потом и Франции. Великобритания сообщила правительству Германии, что придерживается положений Лондонского договора, гарантирующего нейтралитет Бельгии и защиту французской береговой линии. Германия игнорировала это предупреждение, и 4 августа, в ежегодный день отдыха в Англии, немецкие армии оккупировали Бельгию. В полночь того же дня Британия и Германия вступили в состояние войны.
– Слава Богу! – с жаром заявила Лотти. – Больше никаких колебаний! Никакого бесхребетного нейтралитета! Теперь этот отвратительный старый бандит кайзер получит по заслугам! Ему пустят кровь из носу!
Они с Ноуэлом проводили уик-энд в Крэг-Сайде и теперь сидели вместе с Роуз, Уильямом и Сарой возле теннисного корта.
– А как насчет многих тысяч, призванных в армию кайзера, которые вовсе не заслуживают, чтобы им пустили кровь из носу, и будут просто вынуждены умирать, исполняя приказы? – произнес Ноуэл так едко, что аккуратно подведенные брови Лотти взлетели на лоб чуть ли не до самых волос.
Эмма-Роуз тем временем радостно срывала маргаритки и как раз в эту минуту принялась их есть. Сара подхватила дочку на руки и, не без труда вытащив маргаритки из ее пухленького кулачка, сказала:
– Но если происходит открытое столкновение между добром и злом, если на карту поставлены главные принципы человека, за них приходится идти в бой, Ноуэл, не так ли?
Ноуэл встал и обвел всех взглядом; солнце вспыхнуло огнем на его рыжих волосах.
– Нет, для меня это не так, – твердо ответил он. – Нет, если это противоречит моим принципам. Я очень много думал об этом в последние месяцы и пришел к заключению, что не стану ни записываться в армию добровольцем, ни идти в нее по призыву.
– Прошу прощения? – недоуменно спросил Уильям, словно не уловив смысла сказанного Ноуэлом. Как вполне здоровый дваддатидвухлетний мужчина, не находящийся на службе оборонного значения, Ноуэл обязан был либо пойти в армию добровольцем, либо дождаться повестки о мобилизации. Иного выбора нет.
Ноуэл не взглянул на него. Он смотрел на Лотти.
– Я не собираюсь воевать, – сказал он. – Я художник, а не узаконенный убийца. В соответствии со своими принципами я намерен оставаться независимым наблюдателем.
Несколько секунд никто не говорил и не двигался. Роуз лихорадочно пыталась сообразить, какое содержание вкладывает Ноуэл в свое определение. На лице у Сары, вопреки ее убежденности в том, что бывают справедливые войны и что эта война, как утверждают правительства Великобритании и ее союзников, относится именно к такой категории, было написано восхищение. В конце концов, какой прок от принципов и веры в них, если в ответственный момент ты не отстаиваешь их, даже при том, что твоя позиция не пользуется популярностью?
Первым облек свою реакцию в слова опять таки Уильям.
– Быть независимым наблюдателем? – Уильям тоже встал и взволнованно взъерошил себе волосы. – Это несерьезно с твоей стороны, Ноуэл! Как ты можешь оставаться дома и писать свои картины, когда другие парни сражаются за твоего короля, твою родину и твою свободу?
– Сомневаюсь, что буду заниматься писанием картин, – сухо возразил Ноуэл. – Скорее всего мне придется работать в угольной шахте, на сталелитейном заводе или…
– Я не верю тебе! – выкрикнула Лотти; лицо у нее сделалось пепельно-серым, она вскочила и бросилась к Ноуэлу. – Скажи мне, что ты пошутил, Ноуэл, что ты не это имел в виду! Прошу тебя, умоляю, скажи, что ты пошутил!
Ноуэл смотрел на нее в беспомощном отчаянии. Он надеялся, что Лотти поведет себя иначе. Рассчитывал, что она, как всегда оказывалось прежде, будет самой горячей и стойкой, его союзницей. И вдруг понял, что надежды его тщетны. Лотти с ее прямым, лишенным какой бы то ни было вздорности, воинствующим отношением к жизни тем не менее оказалась неспособной понять занятую им позицию.
– Прости, дорогая, – сказал он наконец, зная, как страстно она хочет видеть в нем героя из героев, рыцаря на белом коне, покрывшего себя славой на полях сражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64