Порой ее охватывало чувство такого одиночества, что она начинала гадать, сумеет ли его выдержать. Даже Лондон не мог развлечь ее. Перед отъездом из Штатов командование представило Льюиса нескольким сотрудникам американского посольства. К удивлению Эббры, он тут же пустил знакомства в ход и вскоре вошел в круги, совершенно ей чуждые.
Вместо того чтобы сблизиться с женами новых друзей Льюиса, Эббра проводила долгие часы в музеях и галереях, но ее мысли занимали не картины и предметы старины, а Скотт и Сань. Порой, где бы она ни находилась, по ее лицу струились слезы. Одним утром она расплакалась в самом центре Пиккадилли, в другой день начала всхлипывать в торговом зале «Хэрродз». Она сознавала, что с ней творится, понимала, что приближается к нервному срыву, поэтому попыталась все свои силы и решимость сосредоточить на противостоянии ему.
Если не считать адвоката Эббры, единственным человеком, лондонский адрес которого она знала, была Пэтти. Весь этот год Пэтти забрасывала ее пространными письмами, истязала безжалостными вопросами. Почему Эббра не пишет? По условиям контракта она должна предоставить очередную рукопись в мае. Не забыла ли она об этом? Связалась ли со своим лондонским издателем? Как дела у Льюиса? Хорошо им вдвоем в Лондоне или они несчастны?
Может быть, именно поэтому Эббра перестала писать? Не потому ли она не пишет даже писем? Не хочет ли она встретиться и поговорить? Если так, Пэтти готова немедленно вылететь в Лондон.
Сведения, которые она сообщала в своих письмах, приносили Эббре еще большие страдания, чем ее расспросы. Скотт побывал у нее в гостях вместе с Санем. У Саня все хорошо, но Скотт держался напряженно и выглядел усталым. Он опять спрашивал у нее лондонский адрес Эббры и Льюиса, но Пэтти с прежней твердостью отказала. Это было непросто. Получив отказ во время предыдущего своего визита, Скотт так расстроился, что вышел из себя и ударом кулака пробил насквозь дверь.
Эббра отложила письмо, не в силах продолжать чтение. Она не видела возможности встречаться со Скоттом, оставаясь при этом женой Льюиса. Ну а Сань?.. Разве не может она видеться с Санем? Эббра решила посоветоваться об этом с Сереной и отправила ей письмо.
Нет, – твердо ответила Серена в своем ответном послании. – Было бы непорядочно по отношению к Саню появиться перед ним на несколько часов или дней, а потом вновь исчезнуть. Он не способен разобраться в запутанных взаимоотношениях, которые связывают тебя с Льюисом и Скоттом. Скотт по-прежнему регулярно пишет мне, и я знаю, что он посвящает мальчику все свое свободное время. В обществе Скотта Саню гарантировано душевное спокойствие, в котором он так нуждается. Если Сань будет встречаться с тобой, зная, что ты не видишься со Скоттом, это может породить столь тяжелую ситуацию, что мальчик не сумеет с ней справиться...
От того, что Эббра так любила Саня и скорее умерла бы, чем заставила его страдать, ей предстояло смириться с мыслью, что придется жить без приемного сына, как и без Скотта.
Единственным человеком, который, по-видимому, не испытывал никаких неудобств, был Льюис. По приезде в Лондон Эббра полагала, что они останутся там на несколько недель, от силы на месяц, но Льюис влюбился в британскую столицу.
Он полностью восстановил физическую форму, и теперь в его облике ничто не напоминало о плене. Он всегда был крепко и плотно сбит, и благодаря неустанным тренировкам его тело стало столь же сильным и мускулистым, как прежде. Его волосы вновь отросли, и седина в них была уже не так заметна. Она поблескивала лишь кое-где на висках и совсем не выглядела отталкивающе – наоборот, придавала Льюису еще больше привлекательности.
О том, что он по-прежнему хорош собой, красноречиво свидетельствовало поведение посольских жен, осторожно заигрывавших с ним. Было очевидно, что в глазах общества Льюис намного популярнее Эббры.
– Всякий раз, когда эти женщины смотрят на меня, мне становится совершенно ясно, о чем они думают и о чем вспоминают, – сказала она после вечеринки, на которой с ней почти никто не разговаривал, если не считать хозяйки дома.
Льюис снял пиджак и принялся за запонки.
– Боюсь, это цена, которую тебе придется заплатить, Эббра, – небрежно бросил он и продолжал раздеваться, не обращая внимания на ее пораженный, полный страдания взгляд.
Эббра отлично поняла, что он имеет в виду. Едва ли не полный бойкот – вот какова цена, которую она должна была заплатить за то, что вышла замуж за Скотта, получив известие о гибели Льюиса. Во всяком случае, ей предстояло расплачиваться за это до тех пор, пока она находилась в окружении знакомых Льюиса, среди его новых друзей.
В начале 1972 года, по мере того как отпуск Льюиса подходил к концу, Эббра все явственнее чувствовала, что они отдаляются друг от друга.
– Пришло время съехать с квартиры и купить дом, – заявил Льюис однажды утром, когда они с Эбброй сидели за чашечкой кофе, предшествующей завтраку. – Мне сделали предложение занять пост советника посольства, и я решил его принять.
Эббра дрогнувшей рукой опустила чашку на стол.
– Какого советника? Почему ты ничего мне об этом не говорил? Я полагала, ты все еще раздумываешь, продолжать ли армейскую карьеру.
– Я подумал и решил согласиться, – ответил Льюис и ловко сменил тему беседы, спросив, не забыла ли Эббра, что сегодня вечером они идут в театр.
На смену 1972 году пришел 1973-й, и временами Эббра всерьез задумывалась над тем, не работает ли Льюис на ЦРУ. Он не рассказывал ей, какие советы и кому дает. Он ничего не говорил ей о своей службе. Эббра пропустила срок сдачи рукописи – хотя она и опасалась, что издатель разорвет контракт, продолжать работу не могла.
Она продолжала получать через адвоката письма от Скотта. Как и раньше, Скотт угрожал ей, требовал, умолял бросить Льюиса и вернуться к нему. Он вкладывал в письма свои фотографии и снимки Саня, и всякий раз, когда Эббра доставала их из конверта, ей казалось, что ее сердце вот-вот разорвется. Она так любила их обоих! Но она не могла вернуться к ним после торжественного обещания, которое дала Льюису. Когда в Париже были подписаны мирные соглашения, Эббра решила, что ночные кошмары оставят его. Вместо этого они лишь становились все более частыми и все более сосредотачивались на его вьетнамской подруге.
Психиатр предупреждал Эббру, что мучительные воспоминания людей, побывавших в плену, нередко концентрируются вокруг какого-либо заурядного события. Эббра гадала, верно ли это в отношении Льюиса, или он всерьез озабочен судьбой Там, поскольку был связан с ней более тесными узами, чем говорил.
Это предположение казалось весьма интригующим, но Эббре было трудно представить Льюиса в объятиях вьетнамки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81