– Во время танца, когда он смотрел в вырез моего платья, я нарочно наступала ему на ноги.
В ответ Гаррик расхохотался – его смех начался на высокой ноте и спустился до низкого булькающего смеха.
– Он – настоящее несчастье. К тому же еще и позер. Он без ума от военной формы – говорят, он хочет поступить в полк.
– Он говорил мне о том, что одолжил мундир офицера у своего брата Уилли.
– Это герцог Кларенс. Интересно, что этот парень с рогами собирается делать дальше?
Он говорил об особенно разошедшемся гуляке, одетом как Актеон, – он бросил свою Диану и бегал по галерее. Он нацелил рога на огромное зеркало в золоченой раме и ударил по нему так сильно, что оно разбилось.
Гости развеселились, изменив общее настроение бала. Всюду слышались смех и громкие крики. Когда музыка и танцы возобновились, танцоры начали скакать с дикой, необузданной энергией.
Какой-то эфиоп обнимал и ласкал Коломбину с набеленным лицом, оставляя следы черной краски на ее белой щеке и округлой груди. В поисках новой жертвы он стал подбираться к Лавинии, и в этот момент Гаррик вывел ее из комнаты.
В ее голове шипели пузырьки, ее тело ей не подчинялось. Опасный напиток это шампанское и очень сильный. Гаррик вел ее по широкому коридору с высокими окнами, где росли пальмы и цитрусовые деревья в больших кадках. Пока они бежали по застекленному тоннелю, она успела надышаться опьяняющим ароматом цветов апельсина.
Он остановился и сорвал лимон.
– Лови. – Он бросил ей фрукт.
Она не поймала. Желтый шарик ударился о мраморный пол и покатился между массивными кадками. Он снова взял ее за руку.
– Куда мы идем? – заплетающимся языком спросила она.
– Смотреть елизаветинский театр.
Она знала, что не должна следовать за ним, но не могла найти в себе сил ему отказать.
Он провел ее в маленький павильон в дальнем конце холла. Помещение освещали два настенных канделябра. Там были три ряда деревянных скамеек с низкими спинками и четыре возвышения с креслами, обитыми синей тканью. Гаррик повел Лавинию в самое большое и роскошное отделение.
– Ложа маркграфа, – объяснил он. – Когда принц Уэльский посещает пьесы в Бранденбург-Хаусе, он сидит здесь.
Она провела рукой по бархату, покрывавшему кресло, похожее на трон.
– Наш хозяин, должно быть, потратил целое состояние на капризы своей жены.
– О, конечно, и он изумительно богат. Они основали собственную актерскую труппу; туда входят их друзья-французы и сыновья «Елизаветы» от первого мужа. Лорд Крейвен развелся с ней несколько лет назад, но он уже умер. Леди Бекингемшир, которая держит банк в фараоне на Сент-Джеймс-сквер, тоже выступает здесь – самая толстая из всех королев Елизавет!
– Она держит игорный дом, и ее принимают в обществе?
– Ты не встретишь ее при дворе, – признал он, – или в любом привилегированном доме. Понимаешь, есть разные уровни. Франческа и лорд Ньюболд принадлежат к верхнему слою аристократии, к тем, кто создает правила и живет по ним. Следующий уровень включает тех, У кого есть титул или богатство, или то и другое, но которые запятнали себя скандалом или у них есть какие-то изъяны. Энспаки. Леди Бек. Моллюск Парфитт. Лорд Эвердон. Я. Мы давным-давно перестали подчиняться этим правилам.
Лавиния обдумала его слова.
Его темные глаза блеснули в прорезях позолоченной маски. Он снял ее.
– Ты одна из нас. Ты ходила в долговую тюрьму. Ездила на охоту в мужском платье. Делила постель с любовником.
Его тело прижалось к ней, сильное и крепкое, и ее колени подогнулись. Он повалил ее на ковер, роскошно мягкий и пушистый. Он снял ее серебряную полумаску; в спешке порвав ленточку.
– Извини, – произнес он хрипло. – Я должен видеть твое лицо.
Их губы слились. Он целовал ее с такой яростью, с какой голодный набрасывается на еду. Лавиния, изголодавшаяся по его ласкам, млела от наслаждения. Его язык пробежал по ее шее, двинулся к обнаженной груди и начал медленно и сладострастно описывать круги вокруг каждого соска.
Он задрал ее атласную юбку, и она не сделала попытки ему помешать. Он трогал ее самые интимные места, раскрывал ее чувствительные нежные складки, чтобы найти средоточие ее страсти. Его умелые пальцы довели ее почти до экстаза и даже подтолкнули за эту грань. Она выкрикнула его имя.
Потрясенная, она решилась, наконец, открыть глаза. Он улыбался ей.
– От тебя у меня перехватывает дыхание, – задыхаясь, шепнула она.
– Возможно, ты зашнуровала корсет слишком крепко. Я был бы рад ослабить твои шнурки, моя девочка.
– Нет! – запротестовала она.
– Ты бываешь так прекрасна, когда получаешь удовольствие. Ты делаешь меня мягким здесь. – Он положил руку на свое колотящееся сердце, затем опустил ее вниз. – А здесь ты делаешь меня твердым.
Поддавшись соблазну, она докажет, что она – шлюха, как он про нее и думал. Он еще раз воспользовался слабостью ее тела, и ей стало стыдно за свою любовь к нему.
– Ты тоже хочешь меня, это видно по твоим глазам. Они сияют ярче, чем твои бриллианты.
Она неуверенно поднялась на ноги и сняла серьги.
– Они не нужны мне, – заявила она дрожащим от слез голосом и швырнула ему драгоценности. – И я не хочу тебя. Я еду домой, на родину, и рада этому.
– Тогда почему ты плачешь? – спросил он.
Прижимая сломанную маску к заплаканному лицу, она оставила Гаррика утопать в море алого шелка и неутоленного желания.
Он сунул бриллианты в кошелек и снова облачился в свой костюм. Когда он подошел к длинной оранжерее, Лавиния уже казалась расплывчатым пятном изумрудного атласа, двигающимся к двойным застекленным дверям. Он не думал, что она вернется в холл в таком растрепанном виде. Он прекрасно знал этот дом и был уверен, что сможет перехватить ее, прежде чем она дойдет до дамской комнаты.
Он уже дошел до двери, когда путь ему преградила невысокая дама в костюме монашки. Несколько раз за вечер она приближалась к нему, как будто хотела что-то сказать, но каждый раз отступала.
– Милорд Гаррик?
Француженка – здесь их было много.
– Как вы узнали меня?
– Ни одна маска не может скрыть вашего сходства с отцом.
Он вздернул подбородок, его спина напряглась.
– А ваш муж здесь, леди Эвердон? Она покачала головой:
– Он редко выходит из дома – он не хочет вас видеть. В ночь вашего скандала в клубе он пришел домой, и в него как будто вселился дьявол. Вы... как это сказать? Вы прохвостировали его.
– Провоцировал, – поправил ее Гаррик.
– Ваше родство должно остаться в секрете. Он настаивает на этом. И я тоже надеюсь, что вы будете молчать – ради наших дочерей.
Его единокровные сестры. Его любопытство было ненасытным.
– Скажите мне их имена и их возраст.
– Мари – шестнадцать, Генриетта на два года младше.
Они не подозревали, что у них есть брат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
В ответ Гаррик расхохотался – его смех начался на высокой ноте и спустился до низкого булькающего смеха.
– Он – настоящее несчастье. К тому же еще и позер. Он без ума от военной формы – говорят, он хочет поступить в полк.
– Он говорил мне о том, что одолжил мундир офицера у своего брата Уилли.
– Это герцог Кларенс. Интересно, что этот парень с рогами собирается делать дальше?
Он говорил об особенно разошедшемся гуляке, одетом как Актеон, – он бросил свою Диану и бегал по галерее. Он нацелил рога на огромное зеркало в золоченой раме и ударил по нему так сильно, что оно разбилось.
Гости развеселились, изменив общее настроение бала. Всюду слышались смех и громкие крики. Когда музыка и танцы возобновились, танцоры начали скакать с дикой, необузданной энергией.
Какой-то эфиоп обнимал и ласкал Коломбину с набеленным лицом, оставляя следы черной краски на ее белой щеке и округлой груди. В поисках новой жертвы он стал подбираться к Лавинии, и в этот момент Гаррик вывел ее из комнаты.
В ее голове шипели пузырьки, ее тело ей не подчинялось. Опасный напиток это шампанское и очень сильный. Гаррик вел ее по широкому коридору с высокими окнами, где росли пальмы и цитрусовые деревья в больших кадках. Пока они бежали по застекленному тоннелю, она успела надышаться опьяняющим ароматом цветов апельсина.
Он остановился и сорвал лимон.
– Лови. – Он бросил ей фрукт.
Она не поймала. Желтый шарик ударился о мраморный пол и покатился между массивными кадками. Он снова взял ее за руку.
– Куда мы идем? – заплетающимся языком спросила она.
– Смотреть елизаветинский театр.
Она знала, что не должна следовать за ним, но не могла найти в себе сил ему отказать.
Он провел ее в маленький павильон в дальнем конце холла. Помещение освещали два настенных канделябра. Там были три ряда деревянных скамеек с низкими спинками и четыре возвышения с креслами, обитыми синей тканью. Гаррик повел Лавинию в самое большое и роскошное отделение.
– Ложа маркграфа, – объяснил он. – Когда принц Уэльский посещает пьесы в Бранденбург-Хаусе, он сидит здесь.
Она провела рукой по бархату, покрывавшему кресло, похожее на трон.
– Наш хозяин, должно быть, потратил целое состояние на капризы своей жены.
– О, конечно, и он изумительно богат. Они основали собственную актерскую труппу; туда входят их друзья-французы и сыновья «Елизаветы» от первого мужа. Лорд Крейвен развелся с ней несколько лет назад, но он уже умер. Леди Бекингемшир, которая держит банк в фараоне на Сент-Джеймс-сквер, тоже выступает здесь – самая толстая из всех королев Елизавет!
– Она держит игорный дом, и ее принимают в обществе?
– Ты не встретишь ее при дворе, – признал он, – или в любом привилегированном доме. Понимаешь, есть разные уровни. Франческа и лорд Ньюболд принадлежат к верхнему слою аристократии, к тем, кто создает правила и живет по ним. Следующий уровень включает тех, У кого есть титул или богатство, или то и другое, но которые запятнали себя скандалом или у них есть какие-то изъяны. Энспаки. Леди Бек. Моллюск Парфитт. Лорд Эвердон. Я. Мы давным-давно перестали подчиняться этим правилам.
Лавиния обдумала его слова.
Его темные глаза блеснули в прорезях позолоченной маски. Он снял ее.
– Ты одна из нас. Ты ходила в долговую тюрьму. Ездила на охоту в мужском платье. Делила постель с любовником.
Его тело прижалось к ней, сильное и крепкое, и ее колени подогнулись. Он повалил ее на ковер, роскошно мягкий и пушистый. Он снял ее серебряную полумаску; в спешке порвав ленточку.
– Извини, – произнес он хрипло. – Я должен видеть твое лицо.
Их губы слились. Он целовал ее с такой яростью, с какой голодный набрасывается на еду. Лавиния, изголодавшаяся по его ласкам, млела от наслаждения. Его язык пробежал по ее шее, двинулся к обнаженной груди и начал медленно и сладострастно описывать круги вокруг каждого соска.
Он задрал ее атласную юбку, и она не сделала попытки ему помешать. Он трогал ее самые интимные места, раскрывал ее чувствительные нежные складки, чтобы найти средоточие ее страсти. Его умелые пальцы довели ее почти до экстаза и даже подтолкнули за эту грань. Она выкрикнула его имя.
Потрясенная, она решилась, наконец, открыть глаза. Он улыбался ей.
– От тебя у меня перехватывает дыхание, – задыхаясь, шепнула она.
– Возможно, ты зашнуровала корсет слишком крепко. Я был бы рад ослабить твои шнурки, моя девочка.
– Нет! – запротестовала она.
– Ты бываешь так прекрасна, когда получаешь удовольствие. Ты делаешь меня мягким здесь. – Он положил руку на свое колотящееся сердце, затем опустил ее вниз. – А здесь ты делаешь меня твердым.
Поддавшись соблазну, она докажет, что она – шлюха, как он про нее и думал. Он еще раз воспользовался слабостью ее тела, и ей стало стыдно за свою любовь к нему.
– Ты тоже хочешь меня, это видно по твоим глазам. Они сияют ярче, чем твои бриллианты.
Она неуверенно поднялась на ноги и сняла серьги.
– Они не нужны мне, – заявила она дрожащим от слез голосом и швырнула ему драгоценности. – И я не хочу тебя. Я еду домой, на родину, и рада этому.
– Тогда почему ты плачешь? – спросил он.
Прижимая сломанную маску к заплаканному лицу, она оставила Гаррика утопать в море алого шелка и неутоленного желания.
Он сунул бриллианты в кошелек и снова облачился в свой костюм. Когда он подошел к длинной оранжерее, Лавиния уже казалась расплывчатым пятном изумрудного атласа, двигающимся к двойным застекленным дверям. Он не думал, что она вернется в холл в таком растрепанном виде. Он прекрасно знал этот дом и был уверен, что сможет перехватить ее, прежде чем она дойдет до дамской комнаты.
Он уже дошел до двери, когда путь ему преградила невысокая дама в костюме монашки. Несколько раз за вечер она приближалась к нему, как будто хотела что-то сказать, но каждый раз отступала.
– Милорд Гаррик?
Француженка – здесь их было много.
– Как вы узнали меня?
– Ни одна маска не может скрыть вашего сходства с отцом.
Он вздернул подбородок, его спина напряглась.
– А ваш муж здесь, леди Эвердон? Она покачала головой:
– Он редко выходит из дома – он не хочет вас видеть. В ночь вашего скандала в клубе он пришел домой, и в него как будто вселился дьявол. Вы... как это сказать? Вы прохвостировали его.
– Провоцировал, – поправил ее Гаррик.
– Ваше родство должно остаться в секрете. Он настаивает на этом. И я тоже надеюсь, что вы будете молчать – ради наших дочерей.
Его единокровные сестры. Его любопытство было ненасытным.
– Скажите мне их имена и их возраст.
– Мари – шестнадцать, Генриетта на два года младше.
Они не подозревали, что у них есть брат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73