Совершенно ясно, что она стоит сцене и один из самых страшных ее кошмаров стал явью — ей предстоит петь соло. Но она не знает ни текста, ни мелодии. И даже того, в каком зале выступает!
И тут у самого ее уха опять зазвучал вкрадчивый шепот:
— Спой для меня, Белла.
Девушка резко повернулась, чтобы наконец поймать его. И он был рядом, в костюме тореадора, и он не был призраком — все контуры его тела были четки, как у любого нормального человека. Она быстро-быстро заморгала, отчаянное головокружение усиливалось, и она чувствовала, что вот-вот упадет.
— Белла!
Кто-то крепко схватил ее за руку. Девушка вздрогнула. Совсем рядом со своим лицом она различила искаженное лицо Хэнка, рабочего сцены. Вокруг по-прежнему кружились огни. Белла тупо уставилась на Хэнка.
— Белла, не стой столбом, — быстро зашептал тот. — Иди в клетку! И Бога ради, смотри, куда идешь!
Белла шагнула по направлению к клетке и тут же споткнулась. Хэнк мгновенно подхватил ее под руку.
— С тобой все нормально? — испуганным шепотом спросил он.
Она кивнула.
— Нормально. Только обалдела от этих огоньков.
— И не говори.
Хэнк схватил Беллу за талию, подвел к клетке, втолкнул внутрь и закрыл дверцу на защелку. Клетка немедленно взлетела над сценой. И тут же вспыхнул яркий свет. Белла с горестной улыбкой и розой в руке стояла в позолоченной тюрьме, а Виктор Дейли — элегантный в полосатом пиджаке, соломенной шляпе и гетрах — изливал в песне свою тоску. Беллу окатила новая волна страха: да-да, именно так были одеты зрители-мужчины в том зале в тот короткий момент, когда она выпала из нынешнего времени. Полосатые пиджаки — крик моды девяностых!
Пока клетка раскачивалась, а Виктор Дейли пел про несчастную пташку, Белла лихорадочно соображала, что же с ней случилось. Происшедшее было настолько живо, настолько осязаемо, что она ни секунды не сомневалась, будто это галлюцинация, навеянная страхом заблудиться на сцене и самым жалким образом опозориться. Она могла поклясться, что на несколько мгновений была перенесена в другую эпоху. И секунду-другую видела Жака — в костюме тореадора, живого, из плоти и крови Почему в костюме тореадора?
Господи, разве не было написано в той статье, что труппа «Сент-Чарлз-опера» в конце прошлого века до «Калейдоскопа» ставила «Кармен»?!
Ее затрясло от волнения. Неужели она и в самом деле путешествовала во времени — и оказалась лицом к лицу со зрительным залом девятнадцатого века? Но разве I возможно? О нет, нет! Теперь Белла уже отказывалась верить и реальность происшедшего. Просто она слишком долго думала про те времена, а газета подсказала воображению кое-какие детали, вот и случилось, что атмосфера театра столетней давности целиком завладела ею. И под воздействием гипнотического эффекта «калейдоскопа» и навязчивых страхов с ней случилось что-то очень короткого сна наяву.
— Деточка, такое ощущение, что мыслями ты далеко-далеко.
На следующий день после генеральной репетиции около полудня Белла сидела с бабушкой в эркере ее комнаты. Изабелла дремала в кресле-качалке, а внучка расположилась на пуфе и смотрела через окно на птицу кардинала, который что-то грустно щебетал с ветки высокого мирта.
Белла улыбнулась внезапно проснувшейся бабушке.
— Да и ты была не близко, ба. Я думала, ты спишь.
Изабелла зевнула.
— Я предпочитаю ловить каждое мгновение последних дней.
Белла нежно коснулась ее руки.
— Как ты себя чувствуешь?
— Чувствую — и это уже хорошо. Впрочем, шутки в сторону! Я непременно буду на сегодняшней премьере. — Тут бабушка ласково и чуть застенчиво улыбнулась: — Думаешь, я тебя скоро покину?
— Не надо меня покидать, — сказала Белла, и сердце у нее сжалось от волнения.
— Да, деточка, это будет тебе больно — теперь, когда нет твоих родителей.
— Не хочу выглядеть непочтительной по отношению к маме и папе. Но наша с тобой близость… Она совсем особенная.
Бабушка согласно кивнула.
— Хотя я тоже тиранила тебя не меньше Кармиты и Марио. Тоже заставляла тебя петь. Порой думаю: а вдруг я ошибалась? Но слыша твой чудный голосок, я и помыслить не могла, что твоя судьба не будет связана с оперным театром.
Белла задумчиво сдвинула брови.
— Ты уверена, ба, что поездка на премьеру не повредит твоему здоровью?
— Ни за что на свете не пропущу такое событие! — Бабушка пытливо заглянула в глаза. — — Да, никак, тебя что-то тревожит?
— Ты видишь меня насквозь.
— Ну так выкладывай. Никогда не поверю, ты боишься петь в хоре. Или что от качания в клетке у тебя морская болезнь!
Белла рассмеялась.
— Нет, до морской болезни дело не дошло, во время смены декораций от бликов хрустального шара у меня кружится голова.
Изабелла нахмурилась.
— Напрасно они выдумали это. Деточка, весьма опасная затея!
— — Ну так было в постановке конца прошлого века
— Не думаю, что можно ставить сомнительные интересы искусства выше техники безопасности!
Белла рассеянно кивнула.
— Знаешь, ба, что вертится у меня в голове?
— Да, деточка?
— Только не удивляйся… Не может ли воссоздание быть таким точным, что оно незаметно превращается в первоначальную постановку?
— Вот так идея! — воскликнула Изабелла. — Ну-ка признавайся, ты опять видела театральное пpивидение?
— Хуже. Прошлым вечером во время затемнения для смены декораций произошло нечто очень странно.
— Ну-ну?
Растерянный взгляд Беллы встретился с ясным глазами бабушки, исполненными любопытства.
— Мне кажется, что во время вращения хрустального шара я на несколько мгновений перенеслась на сто лет назад.
— Но это же замечательно!
— Не столько замечательно, сколько чудно. Не которые детали происшедшего только сейчас всплывают в памяти. Я оказалась на сцене того же «Сент-Чарлз-опера», только выглядела она несколько иначе. Занавес не синий, а бордовый. Стены и потолок зрительного зала более темного оттенка, нежели сейчас. Да, теперь я отчетливо припоминаю шипение газовых люстр. У дирижера в оркестровой яме был такой не обычный вид, да и публика в зале… Мужчины с усами, женщины в длинных платьях, наподобие тех, что сшили нам для «Калейдоскопа»…
— Боже правый! — ахнула бабушка с выражением ребенка, слушающего увлекательную сказку.
— Я стояла у самого края сцены, и дирижер явно ждал от меня знака — я была в ужасе. И тут услышала пение Жака Лефевра. Я быстро повернулась в сторону голоса, и мне показалось, что я вижу его во плоти — в костюме тореадора. — Белла поежилась. — И через полмгновения я вернулась в настоящее.
Бабушка всплеснула руками.
— Я так и знала! — воскликнула она.
— — Что ты знала?
— Что Жак Лефевр намеревается умыкнуть тебя! Я ведь тебе так прямо и говорила: этот проходимец хочет тебя украсть! — Бабушкины глаза сияли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
И тут у самого ее уха опять зазвучал вкрадчивый шепот:
— Спой для меня, Белла.
Девушка резко повернулась, чтобы наконец поймать его. И он был рядом, в костюме тореадора, и он не был призраком — все контуры его тела были четки, как у любого нормального человека. Она быстро-быстро заморгала, отчаянное головокружение усиливалось, и она чувствовала, что вот-вот упадет.
— Белла!
Кто-то крепко схватил ее за руку. Девушка вздрогнула. Совсем рядом со своим лицом она различила искаженное лицо Хэнка, рабочего сцены. Вокруг по-прежнему кружились огни. Белла тупо уставилась на Хэнка.
— Белла, не стой столбом, — быстро зашептал тот. — Иди в клетку! И Бога ради, смотри, куда идешь!
Белла шагнула по направлению к клетке и тут же споткнулась. Хэнк мгновенно подхватил ее под руку.
— С тобой все нормально? — испуганным шепотом спросил он.
Она кивнула.
— Нормально. Только обалдела от этих огоньков.
— И не говори.
Хэнк схватил Беллу за талию, подвел к клетке, втолкнул внутрь и закрыл дверцу на защелку. Клетка немедленно взлетела над сценой. И тут же вспыхнул яркий свет. Белла с горестной улыбкой и розой в руке стояла в позолоченной тюрьме, а Виктор Дейли — элегантный в полосатом пиджаке, соломенной шляпе и гетрах — изливал в песне свою тоску. Беллу окатила новая волна страха: да-да, именно так были одеты зрители-мужчины в том зале в тот короткий момент, когда она выпала из нынешнего времени. Полосатые пиджаки — крик моды девяностых!
Пока клетка раскачивалась, а Виктор Дейли пел про несчастную пташку, Белла лихорадочно соображала, что же с ней случилось. Происшедшее было настолько живо, настолько осязаемо, что она ни секунды не сомневалась, будто это галлюцинация, навеянная страхом заблудиться на сцене и самым жалким образом опозориться. Она могла поклясться, что на несколько мгновений была перенесена в другую эпоху. И секунду-другую видела Жака — в костюме тореадора, живого, из плоти и крови Почему в костюме тореадора?
Господи, разве не было написано в той статье, что труппа «Сент-Чарлз-опера» в конце прошлого века до «Калейдоскопа» ставила «Кармен»?!
Ее затрясло от волнения. Неужели она и в самом деле путешествовала во времени — и оказалась лицом к лицу со зрительным залом девятнадцатого века? Но разве I возможно? О нет, нет! Теперь Белла уже отказывалась верить и реальность происшедшего. Просто она слишком долго думала про те времена, а газета подсказала воображению кое-какие детали, вот и случилось, что атмосфера театра столетней давности целиком завладела ею. И под воздействием гипнотического эффекта «калейдоскопа» и навязчивых страхов с ней случилось что-то очень короткого сна наяву.
— Деточка, такое ощущение, что мыслями ты далеко-далеко.
На следующий день после генеральной репетиции около полудня Белла сидела с бабушкой в эркере ее комнаты. Изабелла дремала в кресле-качалке, а внучка расположилась на пуфе и смотрела через окно на птицу кардинала, который что-то грустно щебетал с ветки высокого мирта.
Белла улыбнулась внезапно проснувшейся бабушке.
— Да и ты была не близко, ба. Я думала, ты спишь.
Изабелла зевнула.
— Я предпочитаю ловить каждое мгновение последних дней.
Белла нежно коснулась ее руки.
— Как ты себя чувствуешь?
— Чувствую — и это уже хорошо. Впрочем, шутки в сторону! Я непременно буду на сегодняшней премьере. — Тут бабушка ласково и чуть застенчиво улыбнулась: — Думаешь, я тебя скоро покину?
— Не надо меня покидать, — сказала Белла, и сердце у нее сжалось от волнения.
— Да, деточка, это будет тебе больно — теперь, когда нет твоих родителей.
— Не хочу выглядеть непочтительной по отношению к маме и папе. Но наша с тобой близость… Она совсем особенная.
Бабушка согласно кивнула.
— Хотя я тоже тиранила тебя не меньше Кармиты и Марио. Тоже заставляла тебя петь. Порой думаю: а вдруг я ошибалась? Но слыша твой чудный голосок, я и помыслить не могла, что твоя судьба не будет связана с оперным театром.
Белла задумчиво сдвинула брови.
— Ты уверена, ба, что поездка на премьеру не повредит твоему здоровью?
— Ни за что на свете не пропущу такое событие! — Бабушка пытливо заглянула в глаза. — — Да, никак, тебя что-то тревожит?
— Ты видишь меня насквозь.
— Ну так выкладывай. Никогда не поверю, ты боишься петь в хоре. Или что от качания в клетке у тебя морская болезнь!
Белла рассмеялась.
— Нет, до морской болезни дело не дошло, во время смены декораций от бликов хрустального шара у меня кружится голова.
Изабелла нахмурилась.
— Напрасно они выдумали это. Деточка, весьма опасная затея!
— — Ну так было в постановке конца прошлого века
— Не думаю, что можно ставить сомнительные интересы искусства выше техники безопасности!
Белла рассеянно кивнула.
— Знаешь, ба, что вертится у меня в голове?
— Да, деточка?
— Только не удивляйся… Не может ли воссоздание быть таким точным, что оно незаметно превращается в первоначальную постановку?
— Вот так идея! — воскликнула Изабелла. — Ну-ка признавайся, ты опять видела театральное пpивидение?
— Хуже. Прошлым вечером во время затемнения для смены декораций произошло нечто очень странно.
— Ну-ну?
Растерянный взгляд Беллы встретился с ясным глазами бабушки, исполненными любопытства.
— Мне кажется, что во время вращения хрустального шара я на несколько мгновений перенеслась на сто лет назад.
— Но это же замечательно!
— Не столько замечательно, сколько чудно. Не которые детали происшедшего только сейчас всплывают в памяти. Я оказалась на сцене того же «Сент-Чарлз-опера», только выглядела она несколько иначе. Занавес не синий, а бордовый. Стены и потолок зрительного зала более темного оттенка, нежели сейчас. Да, теперь я отчетливо припоминаю шипение газовых люстр. У дирижера в оркестровой яме был такой не обычный вид, да и публика в зале… Мужчины с усами, женщины в длинных платьях, наподобие тех, что сшили нам для «Калейдоскопа»…
— Боже правый! — ахнула бабушка с выражением ребенка, слушающего увлекательную сказку.
— Я стояла у самого края сцены, и дирижер явно ждал от меня знака — я была в ужасе. И тут услышала пение Жака Лефевра. Я быстро повернулась в сторону голоса, и мне показалось, что я вижу его во плоти — в костюме тореадора. — Белла поежилась. — И через полмгновения я вернулась в настоящее.
Бабушка всплеснула руками.
— Я так и знала! — воскликнула она.
— — Что ты знала?
— Что Жак Лефевр намеревается умыкнуть тебя! Я ведь тебе так прямо и говорила: этот проходимец хочет тебя украсть! — Бабушкины глаза сияли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100