Ей не хотелось портить настроение до­чери, требуя от нее признаний. Однако, несмотря на сочувствие к своей девочке, Брине стало легче теперь, когда чары красавца-жреца не грозили больше околдовать Аныо.
– Сенвульф голоден, и никто, кроме меня, не может его успокоить.
На губах Брины заиграла мягкая, чуть на­смешливая улыбка, серые глаза засияли не­жностью. Она поднялась и, подойдя к дочери, взяла у нее ребенка.
Анья улыбнулась в ответ. Еще острее ощутив свою вину и сознавая, что мать сочувствует ей, она все же обрадовалась что та, судя по всему, ничего не подозревает о ее планах. Как только мать с ма­лышом удалились в опочивальню хозяина дома, де­вушка, улыбаясь, повернулась к Ллис. Она надея­лась, что улыбка скроет ее смущение.
– Жене мельника нездоровится. Я обещала отнести им побольше еды, чтобы они с малень­ким сыном не умерли с голоду, пока мамины сна­добья и настойки не поставят его жену на ноги.
Ллис рассеянно кивнула; она удерживала лю­бопытную малышку, так и норовившую сунуть крохотные пальчики в корзиночки, кувшины и склянки, и была слишком занята, чтобы заду­маться над словами Аньи.
Обрадованная легкостью этих первых шагов, девушка еще больше воодушевилась. Не теряя ни минуты, она схватила два грубых холщовых мешка из стопки с одной из полок, тянувшихся вдоль стены. Затем, перебирая в уме свой продуманный заранее список, она быстро наполнила их продук­тами, которые могли долго не портиться, – ябло­ками, сыром и поджаренным овсом. Анья не тро­нула небольшой запас солонины, но взяла с собой круглые лепешки пресного хлеба – их должно было хватить ненадолго. Один мешок она дейст­вительно оставит у мельника, но другой, еще туже набитый съестными припасами, возьмет с собой.
Покончив со сборами, Анья заглянула в ме­шочек, висевший у пояса. Она еще с вечера собрала его и теперь обеспокоено раздвинула присобранные шнурочком края, чтобы убедить­ся, что положила в него все необходимое. В пер­вую очередь, кремень для высекания огня и два пузырька. В одном было снадобье, способное ос­танавливать кровь, так что раны затягивались прямо на глазах, в другом – капли для приго­товления снотворного зелья. Хотя мать и не учила Анью заклинаниям, нужным, чтобы уси­ливать целебную силу снадобий, она объяснила дочери обычные способы их применения.
В мешочке у Аньи лежал также драгоценный кристалл, выпрошенный ею еще в детстве у Ивейна. Он, правда, отдал его, чтобы утихоми­рить раскапризничавшуюся малышку, но Анья знала, что с помощью таких талисманов друиды-жрецы заклинают духов природы. Чуть ли не с самого того дня, когда он попал в ее маленькие ручки, она жаждала воззвать к этим силам. Быть может – надежда еще теплилась в душе девуш­ки – ей до сих пор не удавалось этого сделать, потому что края ее белого камешка, не сглажен­ные ладонями многочисленных поколений, едва начинали утрачивать свою жесткость.
Рассердившись на себя за то, что теряет драго­ценное время, Анья резко затянула шнурок на ме­шочке и обратилась к более насущным вопросам.
– Ох, чуть не забыла про платья, из кото­рых я выросла. Я обещала подарить их старшей дочери мельника. У меня-то ведь только братишки, а мельник и его семья живут в беднос­ти… – Анья передернула плечами, надеясь от всей души, что Ллис не заметит, как она покрас­нела от этой лжи, – щеки ее так и жгло.
К счастью для Аньи, Ллис была слишком озабочена мыслями о муже и надеждой на его благополучное возвращение, чтобы заметить смущение девушки.
Анья обычным шагом, старясь не торопиться, направилась к дверям своей спаленки. Подняв с пола котомку, она перекинула ее ремень наискось, от плеча к бедру, потом взяла в каждую руку по мешочку с провизией и вышла, беспечно улыбнув­шись на прощание Ллис, ее маленькой дочурке и мальчуганам, нехотя ковырявшим в тарелках.
Яркие краски рассветного солнца истаяли, растворившись в бледной голубизне раннего утра, когда Анья шла к опустевшей конюшне на заднем дворе, за замком. Отец и его люди забрали лучших боевых скакунов Трокенхольта, оставив только рабочих быков да кобылу, слишком ни­зенькую и толстую, чтобы быть полезной в хо­зяйстве или на поле брани. Хотя и негодная для тяжелых работ, Ягодка как раз подходила для осуществления намерений девушки.
Дверь темной конюшни скрипнула, когда Анья распахнула ее, и серая в яблоках лошадь подняла голову, завидев ту, которая так часто угощала ее сладкой морковью. Анья рассмеялась и положила мешки. Сунув в один из них руку, она вытащила яблоко и протянула его кобыле. Пока Ягодка удовлетворенно жевала, девушка оседлала ее и по бокам приторочила по мешку с провизией. Она вывела из конюшни кобылу, и та покорно остановилась, поджидая, пока хо­зяйка закроет двери. Взволнованная, силящая­ся заглушить в себе страх перед неведомым, Анья вскочила в седло и попыталась заставить послушное животное двигаться побыстрее – не слишком успешно, впрочем.
Ягодка неторопливо трусила, и Анья гораздо дольше, чем ожидала, добиралась до домика мельника, который стоял в излучине речушки, бравшей начало от родника сразу за Трокенхольтом. Настроение девушки, когда она передавала мешок пожилому мельнику, было далеко не таким радужным, как ей бы хотелось. Нужно по­торопиться, не то все ее планы рухнут, так как Ивейн пройдет то место, где тропа, ведущая от его жилища в Талакарне, пересекает юго-запад­ную дорогу из Трокенхольта. Не представляя, куда направится Ивейн, и сознавая, что он пос­тарается двигаться, не оставляя следов, Анья по­нимала, что все будет потеряно, если она опоз­дает и не сумеет незаметно последовать за ним. Прошел уже день с того момента, как Ивейн покинул укрытие в горах Уэльса. Он снова пы­тался стряхнуть с себя непрестанно преследовав­шее его ощущение близости Аньи. В гаснувшем вечернем свете на тенистой тропинке, ведущей сквозь чащу леса, полную острых, дурманящих запахов, стало еще темнее, отчего на душе у жреца стало еще тревожнее. Без сомнения, мысли об Анье и их воздействие на его обычно столь ост­рую и отточенную чувствительность были наказа­нием за безрассудство, которое он допустил при их последнем свидании.
Хруст ветки под чьей-то тяжело ступившей ногой мгновенно оторвал Ивейна от его невесе­лых мыслей. Молниеносным, гибким движением он сбросил с плеча дорожный мешок и выхватил меч, так что тот со свистом взметнулся в воздух. Развернувшись грациозно и со сдержанной силой, Ивейн отскочил в полумрак незаметной тропинки, которую он только что миновал.
Нападавший тоже выхватил меч из ножен, но он был слишком тяжел и неповоротлив, чтобы легко уклониться, и тот, кого он преследовал – более молодой и проворный, – внезапно сам превратился в преследователя, так что нападав­шему первым пришлось защищаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69