— Потанцуем?
Он кивнул в сторону бальной залы:
— Я приглашаю вас на танец, дорогая кузина.
Глава 4
Тори позволила ему себя обнять.
Оркестр наигрывал мелодию из очередного мюзикла Роджерса и Хаммерстайна, и девушка вспомнила слова этой песни: что-то о колдовском вечере и прекрасной незнакомке, мелькнувшей в толпе.
С минуту или две они танцевали молча. Только теперь, когда широкие плечи Митчелла Сторма загородили от нее все другие танцующие пары, Тори поняла, что у него необыкновенно высокий рост.
Девушка слегка выгнула спину, посмотрела ему в лицо и заговорила на самую безопасную, на ее взгляд, тему: "
— Мне кажется, я узнала ваш тартан.
— В этом нет ничего удивительного.
— Это одна из расцветок клана Стормов, правильно?
— Да.
Она посмотрела на свой шелковый шарф в красно-зеленую клетку, пересекавший по диагонали платье.
— На мне тоже тартан нашего клана.
Ее партнер по танцу опустил взгляд на ее декольте и кивнул:
— Знаю, это современный парадный тартан. Девушка отступила на расстояние вытянутой руки и рассмотрела его меховую сумку и килт. Сумка была мягкой, из серого кролика; она крепилась к поясу серебряной застежкой с цепочкой. Приглушенная зелено-голубая клетка юбки оживлялась светлыми лавандово-серыми полосками.
— А что означает ваш тартан?
— Это старинный охотничий тартан.
— Вы охотник, мистер Сторм?
— Вам не кажется, что вы могли бы называть меня просто Митчеллом?
— Так вы охотник, Митчелл?
В его улыбке было что-то озорное.
— В некотором роде.
У Тори вдруг появилось нехорошее предчувствие.
— В каком же?
Новоявленный кузен вел ее в танце и легко кружил по натертому паркету. Он держал ее близко, но не слишком. Его объятие было крепким, однако вполне благопристойным. Митчелл оказался на редкость хорошим танцором и двигался со своеобразной грацией, которую трудно было предположить в таком крупном, атлетически сложенном мужчине.
— Это часть все той же истории, которую я поведаю вам завтра.
Тори оставалось только надеяться, что история придется ей по вкусу.
— А ваш волынщик — интересная личность.
— Да, вы верно заметили.
— Он такой огромный. — В этом наблюдении не было ничего оригинального, но Тори просто не знала, что еще сказать.
— Да.
— Великан с нежным сердцем? — предположила она. Митчелл помедлил секунду, обдумывая ответ, потом покачал головой:
— Я бы не стал этого утверждать. Она облизнула пересохшие губы.
— Так, значит, он свиреп?
Некое подобие улыбки промелькнуло на его красивом лице.
— Обычно нет.
Вышитая атласная юбка Тори и шлейф с оборками то вздымались вверх, то опускались к полу.
— Должно быть, сегодняшняя ситуация была не совсем обычной, — предположила она.
— Давайте просто сойдемся на том, что оскорбленный шотландец может быть опасен, — уклонился Митчелл от прямого ответа.
— А разве вы не шотландец? Она видела, что он колеблется.
— Шотландец.
Тори сама не понимала, почему это ее так интересует.
— И каким образом вы мстите за оскорбление? Четвероюродный кузен сделал вид, что не понял вопроса.
— Простите? — холодно улыбнулся он.
— Ну, мы сегодня наблюдали, как реагирует Маккламфа: он становится невменяемым и перестает…
— Контролировать свои действия? — подсказал он. Тори закусила нижнюю губу и кивнула:
— Да. Но как поступаете вы, когда вас оскорбляют? — настаивала она, хотя с трудом представляла себе человека, который осмелился бы оскорбить его. — Вы впадаете в ярость?
— Я надеюсь, меня не так легко привести в ярость. Он опять не дал ей прямого ответа.
— Почему же? Сказывается недостаток темперамента?
— Нет, просто тренировка.
Сначала этот человек возбуждал только ее любопытство, но теперь Тори чувствовала, что он очаровал ее совершенно.
— И что же это за тренировка?
— Физическая, умственная. Душевная, если хотите, — прозвучал загадочный ответ.
— А разве это не одно и то же? Итак, ваше самообладание объясняется длительной тренировкой.
— Да.
Она распрямила спину.
— И где же вы научились такому завидному самообладанию?
Опять пожатие плеч и неопределенный ответ:
— В разных местах.
Но девушка умела быть настойчивой. Это качество было необходимо хозяйке огромного особняка и директору благотворительного фонда, а она являлась и тем, и другим.
— И где же вы получили первый урок?
— В Джакарте.
— В Джакарте?
— В специальной школе, куда родители отправили меня однажды летом. Она находилась недалеко от Джакарты. Этой школой руководил один монах, который исповедовал агаму Яву, — это разновидность религии, объединяющая в себе индуизм, буддизм и ислам.
Тори не сразу поняла, что Митчелл сказал это совершенно серьезно.
— А еще я играл в футбол.
— В Америке футбол называют соккером, — поправила она.
— Я четыре года играл защитником в команде Техасского университета, — небрежно проронил он и, сделав удачный маневр, проскользнул между двумя близко танцующими парами, не задев их.
Тори поняла, что ее деликатно поставили на место. Если этот человек говорил «футбол», то ничто уже не могло заставить его говорить иначе.
Она сосредоточила внимание на его губах.
— Так вот откуда у вас этот акцент. Он удивленно изогнул брови:
— Большинство американцев находят, что у меня нет никакого акцента.
Вот это и было самым удивительным. У него действительно не было акцента. Ни техасского растягивания, ни характерного шотландского «р», ни манерности английской верхушки. Никакого.
— Да, это правда, — признала она. Но почему?
Словно услышав ее невысказанный вопрос, он объяснил:
— Пока я рос, мои родители все время переезжали с места на место.
— То есть вы не жили в Шотландии?
— Мой отец считал Шотландию и тем более остров Сторм чуть ли не тюрьмой. В возрасте двадцати пяти лет он покинул Шотландию вместе с моей матерью, и больше они туда уже никогда не возвращались.
— До сегодняшнего дня?
Что-то изменилось в глазах Митчелла и в том, как он ее обнимал. Это была едва заметная перемена, но Тори мгновенно почувствовала ее.
— Мои родители погибли в авиационной катастрофе, возвращаясь в Гонконг. Я тогда еще учился в колледже.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже было жаль. — На секунду он выпустил ее талию. — Насколько я понимаю, вы тоже потеряли родителей.
— Да, уже давно.
— Таким образом, вы — единственная представительница Стормов в Америке.
— Да, так уж вышло.
— А я — последний в шотландской ветви, — сказал он.
С минуту или две они молчали. Песня из мюзикла Роджерса и Хаммерстайна закончилась, но оркестр сразу же заиграл другой классический мотив. Не говоря ни слова, они продолжали танцевать.
— И что вы тогда стали делать?
— Когда? — Митчелл посмотрел ей в глаза.
— После смерти ваших родителей, — тихо сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54