Он мог покинуть меня, предать и тогда был бы обеспечен до старости, но так не поступил. Это… связывает мужчину с мужчиной цепью, крепче, чем… Вы, женщины, не способны на подобную верность.
Столько страдания было в его голосе, что Джоселин захотелось как-то утешить его.
— Я сделаю все, что смогу, чтобы ваш друг выжил…
Роберт засыпал на ее глазах.
— Простите меня, мадам, за грубость. Это дьявол повелевал мною… И передайте сестре, чтобы она меня тоже простила… Я пугал ее, был с нею жесток, чрезмерно жесток… Я раскаиваюсь. То был не я, а другой человек.
— Я понимаю, — мягко сказала Джоселин, не убежденная, что он тут же вновь не превратится в свирепого Нормандского Льва. Слишком часто с ним происходили подобные метаморфозы.
Она решила заняться раненым, как обещала. Но ее задержал его резкий окрик.
— Постойте!
Джоселин обернулась.
— Ваш отец умеет читать?
— Нет. Но мой брат Брайан обучен грамоте.
— Я подготовил вашему отцу послание, но кое-какие детали хотел бы уточнить.
Опять призрак издевательской улыбки мелькнул а на лице этого вроде бы смертельно усталого человека.
— Это касается волос его дочерей. Вложите и свою прядь в конверт.
—Что?!
— У Монтегью ведь две дочери. — Де Ленгли кончиком кинжала указал на ее волосы. — Приклоните вашу головку на этот стол. Я слишком утомлен, чтобы проделать с вами то же, что и с вашей сестрой, поэтому будьте более послушны.
Джоселин некоторое время колебалась, но мужчина, в ожидании взирающий на нее, был явно серьезен в своих намерениях.
Она опустила голову на широкую дубовую доску, освободив волосы от ленты, и раскинула по столу свое шелковистое богатство. Если бы она сейчас вдруг выпрямилась, то волосы ее упали бы тяжелой волной ниже талии.
Де Ленгли, приблизившись, потянул густую прядь и отсек ее кинжалом у самых корней. У Джоселин перехватило дыхание, когда его пальцы коснулись ее. Нежная кожа головы откликнулась на мучительное прикосновение ознобом. Она поспешно отстранилась, пальцы его показались ей раскаленными и словно обожгли ее. Каждый нерв в ней был натянут до предела, и ей казалось, что он также испытывает это напряжение. Они были словно две арфы, настроенные на один тон, и стоит лишь ударить по струнам, как польется совместный аккорд. Почему-то ей представилась в воображении голая Алис, распростертая на постели в сумраке замковых покоев, а потом еще и другие обнаженные тела женщин, которые безропотно ложились под него когда-то в Нормандии или где-то еще. Что это? Позорное желание отдаться ему? Да об этом Джоселин и подумать не посмела бы. Она окаменела, когда его руки мягко легли на ее волосы.
— Не бойтесь, мадам, я не перережу вам горло. Он погладил кончиками пальцев ее шею, нашел бешено бьющуюся жилку и задержался на этом месте, будто проверяя, какой у девушки пульс. Конечно, он теперь понял, что ее кровь взбунтовалась, и этот бунт означает не что иное, как ее похоть.
Напрягая всю свою волю, Джоселин удалось отодвинуться от него. Она, чтобы отвлечься, уставилась на засохшее кровяное пятно у него на груди. Чья это кровь? Раненого Аймера или убитых им врагов?
Он отпустил ее волосы и взглянул на свою ладонь, как будто кожа на ней еще пылала после соприкосновения с темным огнем ее волос. Потом он положил рядом две отрезанные пряди — серебряную, взятую им у Аделизы, и черную — с головы Джоселин.
— Странно. Как могли две такие разные дочери быть зачаты одним и тем же негодяем?
Долгие годы Джоселин задавалась этим же вопросом, сравнивая себя с Аделизой, и обычно не в свою пользу.
— Господь, вероятно, изволил пошутить, — сказала она.
— В вас нет ничего от отца. Народ в замке мне уже успел об этом донести.
Джоселин постепенно все дальше отодвигалась от него, и охватившая ее горячечная похоть понемногу угасала.
— Он женился на моей матери лишь для того, чтобы обезопасить границы своих владений от набегов из Уэльса. Он вовсе не желал моего появления на свет.
— Это делает вам честь, мадам.
— Но доставило мне и немало горестей. Многие наши знакомые, следуя примеру отца, пренебрегали мною.
— Вам не повезло со знакомствами… Но за последние дни ваша жизнь стала интереснее. Ведь правда? — Он помахал перед лицом Джоселин только что полученным от сестер сувениром. — Я собираюсь отослать эти драгоценные локоны вашему папаше Монтегью. Настало время убедить его, что я восстал из мертвых и начал охоту за ним. Наверное, вы торопитесь к своей сестрице. Конечно, она нуждается в вашем обществе, но я был бы благодарен вам, если бы все-таки взглянули на Аймера. Боюсь, что он плох, и вряд ли можно его спасти. Хотя говорят, что вы достигли совершенства в искусстве врачевания.
Джоселин нашла в себе мужество оборвать его насмешливые намеки.
— Я с готовностью осмотрю его, сэр.
Роберт де Ленгли молча кивнул и, пошатываясь, ушел в глубь холла.
Молодой рыцарь действительно едва цеплялся за жизнь. Возле умирающего Аймера столпилось с десяток воинов с печально опущенными головами. Он был раздет до пояса и прикрыт набухшей от крови простыней. Джоселин откинула ткань. Рана была ужасна. Широкий разрез открывал взгляду разрубленные кости и мышцы плеча. Лишь ничтожные доли дюйма отделяли смертоносное лезвие, обрушившееся на него во время схватки, от позвоночника. Кровь, вернее, ее последние капли сочились из разрезанных артерий и вен и засыхали в страшных сгустках, заполнявших рану. Как он мог, обескровленный, еще держаться в седле и добраться до спасительных крепостных ворот? Сам Господь Бог, видимо, помогал ему — иного ответа не было.
Джоселин подумала — не по этой ли причине Роберт Де Ленгли столь внезапно прекратил сражение, и не потому ли он так яростно набросился на дочерей Монтегью, как будто они были в чем-то виновны? Неужели он так ценит жизнь этого воина, что мог потерять разум и мстить за его возможную смерть беззащитным девушкам?
Тихим голосом она подозвала Мауди и с ее помощью наложила страдальцу чистые повязки. В особое чутье и в лекарское искусство этой женщины Джоселин давно уверовала. Сейчас она с трепетом наблюдала, как старая служанка очищает рану от кровяных сгустков и сыплет на нее порошки из высушенных чудодейственных трав.
Потом они совместно, слабыми женскими руками, приподняли отяжелевшее, безжизненное тело мужчины и, убрав пропитавшуюся кровью ткань, обернули его в свежее полотно.
— Ну что вы скажете, мадам? Нормандский Лев, появившись как всегда неожиданно, дышал ей в затылок.
— Он в руках Божьих. И все-таки поторопитесь послать за вашим капелланом.
— Я уже это сделал. Надеюсь, Аймер очнется хоть на пару минут. Этого хватит, чтобы исповедаться в его малых прегрешениях.
Тут же появился священник в мрачной сутане и встал на колени меж Робертом и Джоселин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Столько страдания было в его голосе, что Джоселин захотелось как-то утешить его.
— Я сделаю все, что смогу, чтобы ваш друг выжил…
Роберт засыпал на ее глазах.
— Простите меня, мадам, за грубость. Это дьявол повелевал мною… И передайте сестре, чтобы она меня тоже простила… Я пугал ее, был с нею жесток, чрезмерно жесток… Я раскаиваюсь. То был не я, а другой человек.
— Я понимаю, — мягко сказала Джоселин, не убежденная, что он тут же вновь не превратится в свирепого Нормандского Льва. Слишком часто с ним происходили подобные метаморфозы.
Она решила заняться раненым, как обещала. Но ее задержал его резкий окрик.
— Постойте!
Джоселин обернулась.
— Ваш отец умеет читать?
— Нет. Но мой брат Брайан обучен грамоте.
— Я подготовил вашему отцу послание, но кое-какие детали хотел бы уточнить.
Опять призрак издевательской улыбки мелькнул а на лице этого вроде бы смертельно усталого человека.
— Это касается волос его дочерей. Вложите и свою прядь в конверт.
—Что?!
— У Монтегью ведь две дочери. — Де Ленгли кончиком кинжала указал на ее волосы. — Приклоните вашу головку на этот стол. Я слишком утомлен, чтобы проделать с вами то же, что и с вашей сестрой, поэтому будьте более послушны.
Джоселин некоторое время колебалась, но мужчина, в ожидании взирающий на нее, был явно серьезен в своих намерениях.
Она опустила голову на широкую дубовую доску, освободив волосы от ленты, и раскинула по столу свое шелковистое богатство. Если бы она сейчас вдруг выпрямилась, то волосы ее упали бы тяжелой волной ниже талии.
Де Ленгли, приблизившись, потянул густую прядь и отсек ее кинжалом у самых корней. У Джоселин перехватило дыхание, когда его пальцы коснулись ее. Нежная кожа головы откликнулась на мучительное прикосновение ознобом. Она поспешно отстранилась, пальцы его показались ей раскаленными и словно обожгли ее. Каждый нерв в ней был натянут до предела, и ей казалось, что он также испытывает это напряжение. Они были словно две арфы, настроенные на один тон, и стоит лишь ударить по струнам, как польется совместный аккорд. Почему-то ей представилась в воображении голая Алис, распростертая на постели в сумраке замковых покоев, а потом еще и другие обнаженные тела женщин, которые безропотно ложились под него когда-то в Нормандии или где-то еще. Что это? Позорное желание отдаться ему? Да об этом Джоселин и подумать не посмела бы. Она окаменела, когда его руки мягко легли на ее волосы.
— Не бойтесь, мадам, я не перережу вам горло. Он погладил кончиками пальцев ее шею, нашел бешено бьющуюся жилку и задержался на этом месте, будто проверяя, какой у девушки пульс. Конечно, он теперь понял, что ее кровь взбунтовалась, и этот бунт означает не что иное, как ее похоть.
Напрягая всю свою волю, Джоселин удалось отодвинуться от него. Она, чтобы отвлечься, уставилась на засохшее кровяное пятно у него на груди. Чья это кровь? Раненого Аймера или убитых им врагов?
Он отпустил ее волосы и взглянул на свою ладонь, как будто кожа на ней еще пылала после соприкосновения с темным огнем ее волос. Потом он положил рядом две отрезанные пряди — серебряную, взятую им у Аделизы, и черную — с головы Джоселин.
— Странно. Как могли две такие разные дочери быть зачаты одним и тем же негодяем?
Долгие годы Джоселин задавалась этим же вопросом, сравнивая себя с Аделизой, и обычно не в свою пользу.
— Господь, вероятно, изволил пошутить, — сказала она.
— В вас нет ничего от отца. Народ в замке мне уже успел об этом донести.
Джоселин постепенно все дальше отодвигалась от него, и охватившая ее горячечная похоть понемногу угасала.
— Он женился на моей матери лишь для того, чтобы обезопасить границы своих владений от набегов из Уэльса. Он вовсе не желал моего появления на свет.
— Это делает вам честь, мадам.
— Но доставило мне и немало горестей. Многие наши знакомые, следуя примеру отца, пренебрегали мною.
— Вам не повезло со знакомствами… Но за последние дни ваша жизнь стала интереснее. Ведь правда? — Он помахал перед лицом Джоселин только что полученным от сестер сувениром. — Я собираюсь отослать эти драгоценные локоны вашему папаше Монтегью. Настало время убедить его, что я восстал из мертвых и начал охоту за ним. Наверное, вы торопитесь к своей сестрице. Конечно, она нуждается в вашем обществе, но я был бы благодарен вам, если бы все-таки взглянули на Аймера. Боюсь, что он плох, и вряд ли можно его спасти. Хотя говорят, что вы достигли совершенства в искусстве врачевания.
Джоселин нашла в себе мужество оборвать его насмешливые намеки.
— Я с готовностью осмотрю его, сэр.
Роберт де Ленгли молча кивнул и, пошатываясь, ушел в глубь холла.
Молодой рыцарь действительно едва цеплялся за жизнь. Возле умирающего Аймера столпилось с десяток воинов с печально опущенными головами. Он был раздет до пояса и прикрыт набухшей от крови простыней. Джоселин откинула ткань. Рана была ужасна. Широкий разрез открывал взгляду разрубленные кости и мышцы плеча. Лишь ничтожные доли дюйма отделяли смертоносное лезвие, обрушившееся на него во время схватки, от позвоночника. Кровь, вернее, ее последние капли сочились из разрезанных артерий и вен и засыхали в страшных сгустках, заполнявших рану. Как он мог, обескровленный, еще держаться в седле и добраться до спасительных крепостных ворот? Сам Господь Бог, видимо, помогал ему — иного ответа не было.
Джоселин подумала — не по этой ли причине Роберт Де Ленгли столь внезапно прекратил сражение, и не потому ли он так яростно набросился на дочерей Монтегью, как будто они были в чем-то виновны? Неужели он так ценит жизнь этого воина, что мог потерять разум и мстить за его возможную смерть беззащитным девушкам?
Тихим голосом она подозвала Мауди и с ее помощью наложила страдальцу чистые повязки. В особое чутье и в лекарское искусство этой женщины Джоселин давно уверовала. Сейчас она с трепетом наблюдала, как старая служанка очищает рану от кровяных сгустков и сыплет на нее порошки из высушенных чудодейственных трав.
Потом они совместно, слабыми женскими руками, приподняли отяжелевшее, безжизненное тело мужчины и, убрав пропитавшуюся кровью ткань, обернули его в свежее полотно.
— Ну что вы скажете, мадам? Нормандский Лев, появившись как всегда неожиданно, дышал ей в затылок.
— Он в руках Божьих. И все-таки поторопитесь послать за вашим капелланом.
— Я уже это сделал. Надеюсь, Аймер очнется хоть на пару минут. Этого хватит, чтобы исповедаться в его малых прегрешениях.
Тут же появился священник в мрачной сутане и встал на колени меж Робертом и Джоселин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104